Иван Горбунов

Сцена из народного быта. Диалог на почтовой станции.

«Нет, нам судить. Страм! Вам теперь есть, поди, нечего, а она в колясках разъезжает. Надо полагать, парень от ее безобразия-то и помутился. Помутишься! Жил, можно сказать, в довольстве, да в роскоши, к науке себя приспособить хотел, а опосля покойника вы его на кухню прогнали...»

Сцена из городской жизни. Диалог у пушки.

«Тут он и жил. И грабил как… страсть! Проезду не было. Дедушка покойник сказывал, — он еще махонькой в те-поры был, — бывало, говорит, соберет махоньких ребятишек к себе, в лес, и ничего, не трогает; не то, чтобы, к примеру, бил, али что, — ничего. Ходи, говорит, ребята, завсегда...»

«И клад, ежели когда попадается, — все в лесу… Что за причина, братцы: тетка Арина девять зорь ходила за кладом. Станет копать — все уходит, пойдет домой — опять покажется. Так и не дался...»

«Я говорю: как не боишься? Всякий благородный человек ударит тебя по морде и ты ничего не поделаешь, а наипаче фартальный надзиратель…»

Сцена из городской жизни. Диалог в мастерской.

«Первый и главный вопрос, который будет предложен вашему обсуждению, это — увеличение содержания трем директорам; второй — сложение с кассира невольных прочетов; третий — предание забвению, в виду стесненного семейного положения, неблаговидного поступка одного члена правления; четвертый — о назначении пенсии супруге лишенного всех особых прав состояния нашего члена; наконец, пятый — о расширении прав правления по личным позаимствованиям из кассы...»

«Деревенский воздух на меня очень подействовал. А когда мы были с княгиней за границей, так я так была больна, что все лучшие доктора отказались: она, говорят, не может вынести этой боли, потому что нежного воспитания…»