Результаты, которые мы получаем, нужно закреплять в той реальности, в которой мы живем. Соприкасаясь с физической реальностью, взаимодействуя с ней, «приземляешься». Во многом это связано с ощущениями — чувством присутствия. «Приземление» имеет отношение к тому, насколько удобно вы себя чувствуете и согласованы с реальностью там, где вы находитесь в конкретный момент — насколько вы готовы к встрече лицом к лицу с реальностью. Можно сказать, что степень «приземления» определяет, насколько твердо вы стоите на земле. Неожиданно остро возникшая необходимость медицинской реабилитации и комплексного протезирования, основательно «приземлили» Прицела в подмосковном санатории, выдернув его из штопора в котором он находился уже второй год. Его поселили в уютный одноместный номер, выдали медицинскую, диетическую карты и большущий пакет какой-то анкеты. Именно заполнение анкеты окончательно «приземлило» Прицела.
Любая деятельность улучшается, когда вы лучше умеете «быть здесь». Чем больше вы присутствуете и уравновешены, тем лучше вы можете замечать, что происходит, тем лучше вы можете делать наилучший выбор, тем лучше вы можете справляться с ситуацией. Это было как-то неосязаемо. Это ты, но что такое Ты? Можно сказать, что, заполняя анкету нужно было иметь максимальное количество единиц собственного осознания. Так об этом удобнее говорить, но единицы осознания — это вымышленная вещь. По своей природе Прицел не являлся чем-то, что находилось в каком-то месте — мысленно он одновременно присутствовал то в прошлом, то в будущем, то в настоящем. Заполняя анкету, он вдруг неожиданно четко осознал то, что здесь происходило, воспринимал то, что здесь находилось, и уже не смешивал свое переживание здесь с переживаниями где-то еще. Анкета просто позволила сосредоточиться и уравновесить осознание и внимание ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС.
Однажды, лет пять назад, так же находясь на лечении в санатории, Прицелу уже доводилось заполнять подобную анкету. В этот раз, толстая, сшитая пачка листов, отпечатанных на лазерном принтере, содержала слишком много вопросов. Отвечать на них, если честно, не очень-то и хотелось. Кому приятно сознаваться в том, что периодически, после контузии, на глаза «падают шторки» и мир погружается «по колено» в красную мутную пелену? Кто признается, что иногда просто хочется, воткнуть зажравшемуся фраеру карандаш в пуп и сломать его там, чтобы новый владелец карандашного обломка достойно умер от перитонита? Согласитесь, не совсем обыкновенные пороки из числа тех, что присущи здоровым людям?
Что ни говори, а мало еще людей, способных на сотрудничество с врачами, даже ради собственной реабилитации. Словарь английского языка определяет слово «реабилитация» как процесс восстановления достоинства. Слава, Богу, наши доктора плохо знают английский и реабилитацией считают совершенно иной процесс, не связанный с реанимацией человеческого достоинства у обманутых государством граждан. Их задача проста — выявить антиобщественные тенденции в поведении личности, обосновать их посттравматическим синдромом и предложить варианты социальной локализации в виде «адаптированной среды проживания». Рабочими критериями для такой диагностики психики как раз и служили галочки в пустых квадратиках многостраничной анкеты.
По сути, подход Прицелу был ясен: если наблюдается определённое количество тех или иных критериев, значит, имеет место то или иное заболевание. Детальность изложения вопросов была рождена продвижением идеи о том, что механическая диагностика пациента является вполне приемлемой для данного контингента, характеризующегося высокой степенью скрытой инвалидности.
Ответы на вопросы превращали прожитую Прицелом жизнь в хронику сбитого и, пикирующего к земле, истребителя — события представлялись в виде незамысловатых переключений скрытой биологической мины замедленного действия. Если человек слишком много беспокоился — это становилось «тревожным расстройством». Излишнее увлечение азартными играми, спиртными напитками, лекарствами или перееданием — тоже становилось болезнью. Составлять списки различных видов поведения, давать этим видам поведения названия, которые звучат как медицинские термины, а потом доказывать, что человек, у которого наблюдается тот или иной вид поведения, страдает данным заболеванием — это делало анкету бессмыслицей, даже с точки зрения элементарной диагностики. Ни один ответ в анкете ничего не мог рассказать Прицелу о причинах тех или иных его состояний или о том, как с ними справиться. Однако это вселяло в других пациентов ложную уверенность, будто здесь имеют место какие-то медицинские понятия.
Жизнь быстро расставила все по местам. Анкетные листы с «вопросником» раздали на завтраке и уже к обеду, их можно было видеть почти в каждом мусорном ведре. Прицел же, решил, добросовестно заполнить все пункты анкеты. Причиной такого самопожертвования стал один из вопросов анкеты: «курили ли вы в период службы в ДРА пыльцу индийской конопли?». Прицел честно сознался, что курил и даже добавил, что первым, кто предложил ему сделать это, был старослужащий соседнего подразделения.
Первый раз выкурить косяк Прицелу предложил Бакен — здоровенный дембель, азербайджанец с первого батальона. Настоящее имя его было Самандар. По гражданке он работал то ли электриком, то ли мотористом на каком-то туркменско-азербаджанском пароме. Внушительные размеры непропорционально длинного тела, форма лысой, покрытой шрамами головы, которой он тряс после контузии почти ежеминутно, делали его похожим больше на Буй, чем Бакен. Но, его прозвали Бакеном — наверное, в честь столицы Азербайджана.
Прицел был тогда еще молодым сержантом — только с самолета. Его назначили старшим команды по разгрузке снарядов к Граду. Они только что привели в бригаду колонну, груженную «карандашами». Не успев переодеться, сразу после сопровождения, Прицел угодил в бригадиры грузчиков и вынужден был руководить разгрузкой машин на артскладах. Вместе с ними работала группа с первого батальона, во главе с Бакеном. Прицел, как старший, сидел на бруствере капонира, в котором укладывали ящики с реактивными снарядами. Рядом с ним сидел Бакен.
