— Ещё раз? — Он поднялся умыться, сомневаясь относительно нового раунда. Нет, это не раунд — ведь обычно предполагается участие двоих. — А после этого ты потребуешь ещё раз. — Даже будь он способен на это физически, ему нужно вернуться в поместье Коннал прежде, чем семья обнаружит его исчезновение. — Я ведь уже уступил твоим желаниям.

В гигантском зеркале, висящем рядом с раковиной — его Руэлла была тщеславным ребёнком — он нашёл её взглядом. Её волосы в отблесках огня выглядели глянцевыми, румянец на щеках и алые губы сияли на фоне молочно-белой кожи и серых глаз.

Она красиво надула губки. Всё, что она делала, было красиво, даже занятия любовью — в отличие от замухрышек, с которыми регулярно трахались на сеновале его старшие братья.

Девки потом ходили с отяжелевшими от удовлетворения веками, хоть и выглядели при этом так, словно только что провели в сене боевые действия: лица и груди пылали от натуги, волосы и одежда — в беспорядке.

Руэлла никогда так не выглядела. С болью он признался себе, что она никогда не оставалась полностью…удовлетворённой, когда он уходил от неё.

Она часто уговаривала его брать её снова и снова — пока он совершенно не выматывался.

— Посмотри на себя — кто же меня обвинит? — спрашивала она, объясняя, что вид, к которому он принадлежал, для неё — как кошачья мята для кошки, что только лишь его лицо заставляет её томно вздыхать. Однажды он пошутил, что она пытается его убить, отчего она крайне рассердилась.

Иногда быть с ней было сродни плаванью в холодной воде — бодряще, покуда глубина не угрожала затянуть тебя вниз. Временами, если она была сверху, ему становилось трудно дышать, его лёгкие словно высыхали.

Какая позорная слабость. Руэлла была красивой и чувственной — любой парень счёл бы благословлением оказаться в её постели. И она была его Подругой.

Они оба были в этом уверены.

— Ты мог бы снова поесть, — она махнула рукой в сторону стола, который накрыла для него: сладости и деликатесы, которые в его доме бывали крайне редко.

Он покачал головой — уже наелся досыта.

Вначале она заставляла его наедаться до отвала. Со смехом она сжимала его тонкие пальцы, указывая на недостаточный вес.

Сейчас он сказал:

— Руэлла, нет. Я ухожу.

— Но ты сам виноват, что такой соблазнительный. — Пока он тщательно мылся, она пожирала его глазами. Семья может учуять на нём её запах, когда-то предупредила она его.

— Ведь это ты настаиваешь, чтобы мы держали всё в секрете. Если бы я мог сказать моему па…

— Нет! Это невозможно. — Под слоем румянца на щеках она побледнела.

— Они никогда не примут того, что происходит между нами.

— Я должен выполнять свои обязанности по хозяйству, — на утро у него были запланированы дела, а его брат-близнец Манро уже начал с подозрением относиться к ночным вылазкам Уилла.

— Ты родился в одной из богатейших семей этой местности — в семье Стражей, ради всего святого — а твой отец по-прежнему заставляет тебя работать, словно раба?

— Па считает, что это формирует характер, — Уилл натянул через голову свою тунику. Одежда была тесной и плотно облегала грудь и руки. Они с братом росли, как сорняки, слишком быстро для загруженных работой портних в Коналле.

Взглянув на своё отражение, он провел рукой по худому лицу. Борода всё ещё не растёт?

— А, Даглас МакРив, великий лорд Коналла, считает, что это формирует характер? Твой отец ошибается — твой характер уже сформирован! И сформирован прекрасно. Ты полноправный мужчина.

— Я знаю, что я мужчина, — заявил он, хотя в глубине души думал «возможно, ещё нет».

Да, конечно, он уже мужчина. Когда Уилл и Руэлла ссорились, он понимал, что действительно созрел — стал взрослым оборотнем. Старшие спорили; у них были проблемы и заботы, которых не было у молодых.

Тем не менее, если он вырос, почему не мог её удовлетворить?

— Если ты критикуешь моего па, то должна делать это как ликан: сказать ему всё в лицо. — Как только эти слова слетели с его губ, он пожалел о них. Её вид был создан, чтобы любить, а не воевать.

Сама мысль о том, что Руэлла будет открыто критиковать того, кто сильнее её, была смехотворной.

Как по команде её глаза затуманили слёзы. Она даже плакала красиво.

— Ты ведь знаешь, я никогда не смогу этого сделать, не смогу показаться перед ними. Они убьют меня просто за то, кто я есть.

Не факт, что его родители примут её с распростертыми объятиями, но Руэлла явно преувеличивала их реакцию.

— Ни один ликан никогда не навредит подруге другого. Мы чтим истинный союз превыше всего.

— Что, если они не поверят, что мы — истинная пара? — Словно защищаясь, она натянула шёлковое покрывало на грудь. — Почему ты продолжаешь со мной спорить?

— Потому что тяжело так долго хранить всё в секрете. — В последнее время это бремя давило всё больше и больше, но прежде, чем открыться родителям, он хотел дождаться, когда мать родит. Срок был всего лишь пару месяцев, внешние признаки только начали проявляться. Её "три бравых парня" — так она называла своего мужа, Уилла и Монро — чувствовали, что она носила дочь, и были от этого в восторге. Мама хотела назвать её Айлой.

Крошечная девочка? Даже сейчас губы Уилла изогнулись в предвкушении. Они с Манро едва могли дождаться, когда она вырастет, чтобы учить её охотиться и рыбачить.

Да, сейчас его семье не нужны волнения. Лучше вернуться. Он быстро надел сапоги.

— Мы позже поговорим об этом.

— Нет, мы не будем об этом говорить, — её серые глаза замерцали нефритом — единственный признак бушующих эмоций, — если ты не можешь уважать мои желания в таких важных вещах, то не возвращайся следующие четыре ночи.

Уилл замер. В очаге треснуло полено. Ветер забрасывал окна хлопьями снега.

— Ты ведь не серьёзно.

— Серьёзно.

— Четыре! — недоверчиво произнёс он. — Ты меня так накажешь? — Самое долгое ожидание длилось три ночи. Он едва перенёс болезнь.

— Лучше бы ты меня не вынуждал.

- Я вынудил? — Всегда он был во всем виноват. Когда он запаниковал во время их первого занятия любовью и захотел подождать, она дала понять, что не собирается оставаться отвергнутой — и это была его вина, что перед ним "невозможно устоять". Он хотел принести домой все её подарки — в основном чтобы поважничать перед своим братцем — но она ему в этом отказала: "Твои родители начнут что-то подозревать; не моя вина, что ты родился в такой закоснелой семье.

И теперь он должен был уйти и не возвращаться большую часть недели. При мысли о муках, которые его ожидают его зверь-ликан зашевелился внутри.

Па, дяди и старшие братья обучали его сдерживать свою дикую внутреннюю силу, но Уилл позволял ей вырваться каждый раз, когда с ним была Руэлла.

— Однажды, Руэлла, ты оттолкнешь меня слишком сильно.

— Оу? И что ты будешь делать? — спросила она с торжествующим видом, ведь они оба знали правду.

Он был связан с ней навечно. Вдвойне — не только потому, что она была подругой ликана, но и потому, что он сознательно привязал себя к ней после трех визитов в её постель.

Он был прикован к ней до конца своей жизни. Или на весь срок её.

— Но прежде чем ты уйдешь, любовь моя, мне действительно нужен ещё один раз.

С болезненной волной его измученное тело отреагировало против его воли, готовясь взять её вновь. Он поморщился, его охватила паника, дыхание прерывалось.

— Ты сказала мне, что больше не будешь использовать распыление! — Именно так она заставила его вступить с ней в связь впервые. Он вздрогнул, вспоминая то время.

Болезненное чувство появилось в животе, пока он пытался ей противостоять, зная что это бесполезно.

— Зачем сопротивляться? — глаза засветились зеленым, она уронила простыню. — Любой мужчина убил бы ради того, чтобы быть со мной. — Она вновь подползла к нему и обняла, прижав его лицо к своей груди, прямо к надушенной белой плоти.

Ему не хватало воздуха.

— Я не могу… Руэлла, нет! — Его зверь уже поднимался, готовясь защищаться.

Она отстранилась, ущипнув его за подбородок.

— Твои глаза стали голубыми — сказала она с удовлетворённой улыбкой. — Мы с твоим зверем позаботимся обо всём. Как всегда.

— Ты обещала мне!

Она придавила его к кровати, затем приподнялась, нависнув над ним — поза, которую она выбирала из раза в раз.

— Посмотри на себя, любовь моя. Кто же будет меня винить?

И глубина утянула его вниз…

Поместье Коннал, Северный форпост в Мрачном лесу

три ночи спустя

Болезнь усиливалась весь день, пока тело Уилла не превратилось в одну сплошную боль. К полуночи он чувствовал себя так, словно все его кости были сломаны. Снаружи бушевал штормовой порывистый ветер, но величественное поместье Коннал оставалось к нему совершенно равнодушным.