Золото волка
Пролог
Дакия, март 183 года нашей эры.
С другого конца деревни залаяла собака, и в мгновение ока раздалось еще с полдюжины собачьих голосов, протестующих против того, что насторожило первое животное. Уютно устроившись в своем соломенном гнездышке под домом, в тепле и сухости среди домашнего скота, который давно привык к ночному присутствию мальчика, Мус сонно улыбнулся хору лающих. Что бы это ни было, что спугнуло собак, это также вызвало бы бурю оскорблений со стороны мужчин из окрестных домов, если судить по обычной реакции его отца. Он забрался поглубже в солому, закрыв глаза в ожидании протестов собак против того, что бы это ни было за ночное существо, разбудившее их, затихающих в возобновившейся тишине. С внезапным пронзительным визгом, от которого мальчик проснулся и испуганно сел на соломе, одна из собак замолчала. Это был звук, который Мус слышал однажды раньше, когда животное их соседа растерзало сына своего хозяина и было вознаграждено четырьмя футами гладиуса образца легиона, пронзившего его спину. Умирающее животное в предсмертных муках издавало вопли агонии, сопротивляясь неумолимому вторжению холодного клинка, пока его владелец не был вынужден вырвать меч и обезглавить корчащуюся собаку, чтобы заглушить ее душераздирающие крики. В последовавший за этим краткий миг потрясенной тишины Мус понял, что только что слышал нечто ужасно похожее. Но кто бы стал приставлять нож к сторожевой собаке за то, что она выполняет свою работу? Тишину нарушил возобновившийся хор лая, к которому присоединился нарастающий звук грубых голосов, когда мужчины деревни высыпали из своих домов, вооруженные мечами, которые все они сохранили после увольнения из легиона, несмотря на относительное спокойствие тех времен. Мус услышал голос своего отца сквозь деревянные доски над своей головой, который успокаивал семью, что беспокоиться не о чем, даже когда шаги большого мужчины с глухим стуком направились к двери. А потом начались крики. Некоторые из повышенных голосов принадлежали мужчинам, сражавшимся за свою жизнь и проигравшим эту битву, лязг железа перекрывался мучительными стонами и криками боли и ужаса, когда их убивали и ранили, в то время как другие были более пронзительными криками возмущения их женщин, воплями проклятия и ненависти ко всему, что происходило. происходящее на другом конце деревни.
‘Мус!’ Его старший брат просунул голову в люк на верхнем этаже дома, и Мус окликнул его в ответ.
- Я здесь! Что такое...’
- Отец говорит, ты должен оставаться там и не двигаться!
Голова исчезла, и мальчик услышал звук тяжелых шагов, когда его отец и трое старших братьев торопливо спустились по ступенькам и побежали навстречу нарастающим звукам битвы, а отставной офицер стражи повысил голос, подбадривая своих бывших братьев по оружию. Над собой он услышал звук легких шагов - это его мать и сестры собрались у родительской кровати, девочки искали утешения после внезапного ночного ужаса. Хотя у него было искушение взбежать по лестнице и присоединиться к ним, он знал, что отец накажет его, когда он вернется и обнаружит, что его приказ был нарушен, и поэтому остался там, где был, подняв голову, чтобы посмотреть через узкое отверстие в стене дома, через которое днем проникал дневной свет. день. Вид через щель дал ему немногим больше представления о событиях, разворачивавшихся в нижней части деревни, чем свидетельства его ушей, но, вглядываясь в темную деревню, он понял, что скрывается за колеблющимся пламенем факелов, приближающихся к нему по склону холма.Тесня перед собой оставшихся в деревне мужчин, шеренга воинов в тяжелой броне оттесняла последнюю отчаянную оборону отставных солдат к более высокому краю поселения. Превосходящие числом защитники выкрикивали свое неповиновение, даже когда сражались и умирали от мечей нападавших, их смутно запомнившиеся упражнения с мечом не шли ни в какое сравнение с более молодыми мужчинами, защищенными доспехами и щитами. За линией щитов пожары охватывали уже захваченные дома, и вопли женской ненависти и страдания превратились в беспомощные вопли возмущения. Пока Мус в ужасе наблюдал, он увидел, как воин могучего телосложения шагнул с линии атаки и в одиночку направил длинный меч на своих братьев, на глазах у мужчин позади него, умело парируя удар в голову, прежде чем взмахнуть оружием, чтобы острием перерезать горло младшему мальчику. Уклоняясь от очередного яростного удара старшего из троих, он ударил своим щитом в лицо мальчика, затем сделал выпад на одно мускулистое бедро, чтобы пронзить мечом его пошатнувшуюся защиту и глубоко вонзить его в грудь. Когда последний из братьев Муса закричал и бросился на него с одной стороны, выставив копье в отчаянной атаке, здоровяк просто отскочил назад от выпада и позволил острию оружия бесполезно промелькнуть мимо него, схватив древко и выведя ребенка из равновесия. Рассмеявшись мальчику в лицо, он наклонился, чтобы нанести сокрушительный удар по голове своим железным шлемом, затем отвернулся, оставив мужчин позади себя добивать полубессознательного ребенка. Отец мальчиков выбежал из драки с мечом, выкрашенным в черный цвет, выкрикивая кровавое убийство, чтобы отомстить убийце своих сыновей. Отбросив в сторону свой щит, воин повернулся лицом к атакующему фермеру с чванливой уверенностью, от которой Муз похолодел. Когда его отец яростно бросился в атаку, воин встретил фермера клинок к клинку и широко парировал атакующий удар, прежде чем дернуть головой влево, чтобы избежать удара, который уложил бы его на спину. Снова голова в шлеме дернулась вперед, заставив пожилого мужчину отшатнуться назад со сломанным носом и струящейся кровью, но сердце ребенка воспарило, когда его отец покачал головой и снова решительно зашагал вперед. То, что произошло дальше, произошло почти слишком быстро, чтобы он успел понять, но результат был достаточно очевиден. Парировав вторую атаку с такой же легкостью, как и первую, воин выбросил руку, чтобы перехватить удар старшего мужчины, и вывернул кулак с такой силой, которая, казалось, не требовала усилий, повалив его на землю и выбив рукоять меча из его руки. Приставив лезвие своего меча к горлу упавшего мужчины, он огляделся по сторонам, пока не нашел то, что искал: перепуганную женщину и дочерей своего пленника, смотревших из единственного окна дома. Пока Мус недоверчиво наблюдал, воин-победитель поднял беспомощного ветерана на ноги и потащил его к дому, толкнул его обратно в траву в дюжине шагов от укрытия своего сына и, схватив его за волосы, оттянул его голову назад, крича ему в ухо голосом, сделанным суровый от гнева.
- Это твой дом, старик?! У вас внутри есть женщины, которые прячутся в своих постелях, пока вы их защищаете?! Мои люди вытащат их и трахнут их всех здесь, у вас на глазах, в качестве платы за ваше сопротивление! И вы будете наблюдать. Он сделал знак окружавшим его мужчинам, приглашая их пройти вперед, и они ворвались в дом, грохоча сапогами по доскам над головой мальчика, таща его мать и сестер, кричащих от ужаса, вниз по ступенькам. Их предводитель злорадствовал над поверженным фермером, держа его голову поднятой, все еще с мечом у горла, и заставляя его смотреть, как с тел его женщин срывают ночную одежду и волокут по земле. Каждую из их жертв удерживали двое мужчин, в то время как их товарищи быстро садились на них верхом, энергично вонзаясь в их беспомощные тела с торжествующими ухмылками и криками удовольствия. Глядя через узкое окно на искаженное страданием лицо своего отца, когда перед ним разыгрывалось разрушение и осквернение его семьи, Мус понял, что смотрит прямо в глаза своему сыну. Подняв руку с земли, солдат-ветеран схватил руку своего похитителя с мечом, отводя лезвие от своего горла на достаточное время, чтобы выкрикнуть последний приказ единственному члену своей семьи, который не попал в руки врага.
‘ Беги, мальчик! Беги, и продолжай бежать!’
Его похититель ослабил хватку на его волосах и снова ударил его по голове, затем полоснул лезвием меча по горлу, оттолкнув умирающего мужчину от себя и долгое мгновение пристально глядя в окаменевшее лицо ребенка. Он выкрикивал приказы своим людям, в то время как фермер корчился в предсмертных муках у его ног, указывая на дом. Двое из них побежали к ступенькам, и с дрожью страха Мус понял, что у него осталось мало времени до того, как его убежище будет раскрыто и его постигнет та же участь, что и его братьев. Вокруг дома горели другие жилища, и несколько оставшихся фермеров были безжалостно убиты, в то время как их женщины подвергались жестокому насилию со стороны алчных группировок, которые выволакивали их из своих домов. Придя в себя, когда на ступеньках над его головой прогремели шаги, он выпрыгнул из соломенного кокона, промчался по твердому земляному полу и юркнул в дыру в деревянной задней стене, которой он долгое время пользовался, чтобы скрыться от внимания своих старших братьев. Теперь, когда он был уже не таким ребенком, как в те счастливые дни, это было тесновато, и ему пришлось просунуть одно плечо в отверстие, прежде чем извернуться, чтобы просунуть другое в щель, сильно поцарапав при этом плоть. Он выволок себя из дома, просунул одну ногу в дыру и собрался с силами, чтобы вскочить на ноги, но позади него раздался крик, и чья-то рука схватила его за ботинок, и Мус понял, что его невидимому преследователю нужно было только схватить его за ногу, чтобы протащить обратно через дыру. Отчаянно сопротивляясь, он вытащил ногу из грубого ботинка, который неделю назад унаследовал от младшего из своих братьев, все еще слишком большого, чтобы плотно сидеть на ноге. Он отполз на четвереньках, а затем, пошатываясь, поднялся на ноги и изо всех сил побежал к деревьям, находившимся в пятидесяти шагах от огорода его матери, и сбросил другой ботинок, когда бежал к лесному убежищу. Старое дерево, подпиравшее одну сторону дома, было объято пламенем, и в зловещем свете его горения Мус оглянулся и увидел высокого воина, указывающего на него, выкрикивающего приказ окружавшим его людям.
‘ Остановите его!
Копье описало дугу над ним, сверкнув в темноте полированным железом, которое с глухим стуком вонзилось в землю в дюжине шагов от него, а мгновение спустя другое просвистело мимо него так близко, что он споткнулся от удара и опустился на одно колено. Оглянувшись, он увидел дюжину мужчин, а то и больше, несущихся мимо дома с обнаженными мечами, их крики были неразборчивы, но слишком явственно свидетельствовали об их восторге от погони. Вспышка ужаса в сознании мальчика придала ему последний прилив энергии, и он пробежал последние двадцать шагов до деревьев, но преследователи быстро настигли его, нырнув в листву с благодарным всхлипом. Ночью лес был ему так же знаком, как и днем, потому что именно сюда он обычно приходил прятаться и дуться, когда его братья решали выместить на нем свое разочарование. Несколько открытий и последующие избиения от их рук очень хорошо научили его, как избежать поимки, как только он окажется на опушке леса. Петляя влево и вправо, его шаги заглушал ковер из иголок на лесной подстилке, а его тело делалось невидимым в длинных тенях, он скользнул под прикрытие давно знакомой группы деревьев. Зарывшись в гущу кустарника, в глубине которого он старательно вырыл нору, достаточно большую, чтобы вместить его тело, он замер, успокаивая дыхание и прислушиваясь к людям, беспомощно бредущим в темноте вокруг него. В промежутке между пылающим остовом дома и деревьями здоровяк беспокойно ждал, пока его последователи выберутся обратно из леса, нетерпеливо постукивая лезвием меча по ноге, обутой в сапог. Они выстроились в ряд и нервно ждали, когда он заговорит, их глаза блестели в красноватом свете костра, ожидая вердикта большого человека с напряженными лицами людей, которые уже слишком хорошо знали, чего ожидать.
- Он сбежал?
Дюжине из вас и одному маленькому ребенку удалось спастись?
Он посмотрел вдоль их шеренги с презрительной усмешкой.
- Вы все проклинаете свою судьбу за то, что вам не посчастливилось найти женщину, на которую можно было бы взобраться, и что в итоге вы столкнулись со мной как с неудачником. И на то были веские причины. Он повернулся обратно к их предводителю, коротко кивнув. Как обычно. Они могут тянуть жребий, чтобы узнать, кто заплатит за их неудачу. И убедитесь, что, кто бы это ни был, он умрет чистой смертью, нет необходимости превращать пример в зрелище. Обойдя горящий дом, он обнаружил, что его ждет его заместитель, и пожилой мужчина пристроился рядом с ним, когда они спускались вниз по склону через сцену опустошения, усеянную окровавленными трупами мертвых фермеров, освещенными пылающими остатками их домов. Первоначальные крики женщин теперь превратились в стоны и рыдания от боли, поскольку их деградация продолжалась без какой-либо паузы, за исключением того, что один мужчина заменял другого. Здоровяк огляделся по сторонам с выражением отвращения на лице.
- Дайте им выпить по одной порции хадро из песочных часов, а затем приведите их в порядок. Я хочу, чтобы к утру животные были забиты и засолены, а все мужчины готовы к выступлению. Женщины должны умереть, все без исключения, и вы должны позаботиться о том, чтобы не было свидетелей. Кажется, мы позволили сбежать по крайней мере одному маленькому мальчику, и я больше не буду рисковать. Если обнаружится какое-либо неповиновение этому приказу, я прикажу забить до смерти каждого мужчину в палатке нарушителя. Понял?
Первое копье кивнул, и когда он заговорил, его латынь была резкой и гортанной.
- Как пожелаете, префект.
1
Дакия, сентябрь 183 года нашей эры
- Ты должен отомстить за нас, сын мой. Простой факт вашего выживания не является достаточным ответом на зло, которое гноится в сердце империи, или на грубые унижения, которым подверглись ваша мать и сестры перед смертью. Сенатор Аппий Валерий Аквила поерзал на стуле с выражением дискомфорта на лице, явно обеспокоенный болью в суставах, которая мучила его за несколько месяцев до того, как его сын уехал из Рима в Британию. В тени позади него молча стояли его жена и дочери, их частично видимые лица были лишены какого-либо выражения, и в самой темной нише комнаты Марку стало интересно, видит ли он своего младшего брата, стоящего в такой же неподвижности, черты ребенка почти полностью терялись во мраке.
- Отец, я не вижу...
Старик приподнял бровь, и на его лице появилось то надменное патрицианское выражение, которое его сын всегда находил таким отталкивающим.
- Ты не видишь способа отомстить за наши смерти, Марк? Теперь у тебя есть жена и сын, а также обязанности перед людьми, находящимися под твоим командованием. Ты отказался от имени Валерий Аквила и теперь живешь под вымышленным именем Трибулус Корвус, чтобы избежать ассоциации с семьей предателей. Перед тобой открылась новая жизнь, жизнь, для которой ты хорошо подготовлен. И все же. Марк нервно сглотнул, не в силах пошевелить ни единым мускулом под пристальным взглядом отца.
