001

Я от души дурачился с Ханекавой Цубасой на Золотой Неделе, которую теперь буду часто вспоминать. Я собираюсь вспомнить те горькие, кислые, и, в какой-то степени, даже кисло-сладкие моменты. Но если бы я мог, я бы хотел забыть эти отливающих золотом девять дней.

Ханекава Цубаса. Семнадцать лет. Самка. Учится в третьем классе старшей школы. Староста класса. Отличница. Косы и чёлка. Носит очки. Серьёзная до неприличия. Боже мой. Очень заметная. Добра ко всем. Однако я и не мечтаю о том, чтобы описать эту исключительную девушку понятным языком. Да, если вы не общались с ней, если вы не были рядом с ней, вы не поймёте. Это нельзя выразить словами. По правде, если вы хотите рассказать о девушке по имени Ханекава Цубаса, вам нужно научиться говорить на языке богов.

Или демонов.

Поэтому, откровенно говоря, честно, от всей души сообщаю: мне жаль. Даже если я расскажу всё о том, что случилось на Золотой Неделе, от начала до конца, ничего не пропуская, правду о тех девяти кошмарных днях или максимально приближусь к правде о девяти кошмарных днях, никто не поймёт. Так что с самого начала я сдаюсь. Отрекаясь от ответственности за изложение, я являюсь воплощением смирения.

Я вовсе не намерен передавать мои мысли кому-то другому.

Только…

Просто – откровенно.

Я хочу проговорить монолог о Ханекаве Цубасе, моей спасительнице и подруге.

Возможно, это бессмысленно.

Наверняка бесполезно.

Для всех, и для меня тоже, это бессмысленно и бесполезно.

Абсолютно.

Если я взгляну с точки зрения Сендзёгахары Хитаги или Канбару Суруги, которых встретил позже, – если я взгляну с точки зрения девушек, наделённых силой идти на жертвы ради своей цели, которые не пожалеют себя, которые не колеблясь раздавят собственные глазные яблоки, если того потребует ситуация, нет сомнений, что моя нынешняя попытка вернуть старые добрые деньки покажется стерильным, пустым и ностальгическим взглядом назад, заслуживающим даже не осуждения, а лишь насмешки.

Люди должны жить, глядя вперёд, если не позитивно, то хотя бы активно, даже если им нечем похвастаться, они всё равно должны жить полноценной жизнью – таковы ценности этих сильных и в то же время нежных девушек.

Нормально, если она некрасива.

Нормально быть грубой.

Нормально быть жадной.

У меня другие ценности.

Я иной.

Слабый, хрупкий и вдобавок неумелый Арараги Коёми – иной.

Такой псевдочеловек, слабый и жалкий, который, не посмотрев не то что влево и вправо, но ещё и назад, даже дорогу не перейдёт, отличается от этих девушек.

Ханекава на моей стороне.

Судьба соединила нас.

Должен сказать, это удивительно.

Должен сказать, я этого и желал.

Хотя сама мысль о том, чтобы соединить великолепную девушку, чей разум в какой-то степени превосходит человеческий, и меня звучит потрясающе, после того, как Золотая Неделя закончилась, единственное впечатление, бесконечно близко подходящее к морали, было именно таким. Морали, похожей на слова мошенника, но являющейся неоспоримым фактом, с которым ничего не поделаешь.

И если ничего не поделаешь, я сдаюсь.

Общее между мной и ней.

Нечто общее между Арараги Коёми и Ханекавой Цубасой.

Это одинаковый кусочек в сердце.

Теперь я понимаю – когда закончилась Золотая Неделя и начался второй семестр, теперь, так поздно, испытывая чудовищную боль, я вижу ответ.

Он мне до боли понятен.

Почему Ханекава Цубаса звала меня.

Почему Ханекава Цубаса встретилась со мной.

Почему Ханекава Цубаса спасла меня.

Однако, как и следовало ожидать, слова вроде «теперь я понял», «я понял слишком поздно» означают, что теперь я ничего не могу сделать. Прошлого не воротишь. Что сделано то сделано. Пути назад нет.

Если бы я заметил, пусть даже не сразу, но хотя бы к началу Золотой Недели, обстоятельства, в которых она жила, возможно, что-то и получилось бы.

Слабые и хрупкие мы.

Что-то образовалось между нами.

В конечном счёте, это просто монолог, который я произношу в классе после школы, сидя на обычном стуле. Сочинение-воспоминание, написанное в стандартной форме списка.

Письма сожаления, выцарапанные неаккуратным почерком на парте прямо перед выпуском.

Я вспоминаю, но я ни о чём не жалею. Я не смею бросаться столь красивыми словами.

Я вспоминаю и я сожалею.

Я хочу забыть обо всём и хочу переделать то, что могу.

Золотая неделя для меня была раздражающе неизбежна. Почему всё не могло получиться лучше?

Почему, почему, почему? Бесит настолько, что если бы не моё бессмертное тело, я бы захотел умереть. Я бы рыдал от злости, и даже теперь я вижу её в своих снах.

В своих кошмарах.

Ханекава Цубаса.

Девушка с перьями странной формы [1].

Хронологически эти события произошли через месяц после того, как я побывал в аду на Земле во время весенних каникул между вторым и третьим учебными годами – в современной Японии на меня напал вампир. Очень романтичный опыт для глупого меня, который как-то смог вернуться к повседневной жизни, продолжая бороться с побочными эффектами. Ханекава ошибочно приняла меня за старомодного хулигана, и хитростью заставила стать помощником старосты. Я не помню, случилось ли это, когда я всё ещё волновался о том, как мне приблизиться к ней, или когда я уже научился мириться с этим. В любом случае, это случилось тогда.

Её очаровала кошка.

Кошка.

Хищное млекопитающее из семейства кошачьих.

Поэтому с той Золотой Недели я недолюбливаю кошек.

Кошки меня пугают.

И… Ханекава меня пугает не меньше.

Предисловие получилось несколько длинным, но торопиться не нужно. Времени после уроков появляется на удивление много.

А теперь извольте послушать сон, который я видел прошлой ночью.

002

Послесловие, или лучше сказать, кульминация.

На следующий день меня, как всегда, выгнали из кровати две мои сестры, Карен и Цукихи. Им было всё равно, обычный сегодня день, суббота, воскресенье, или праздник. И в самой меньшей степени их волновало то, что 29 апреля – это первый день Золотой Недели. Они меня разбудили. Мне хотелось сказать им, что даже совам вроде них должно быть сложно так рано встать. Такая честь оказывалась не из-за заботы о моём жизненном цикле, а, скорее всего, чтобы показать их силу. Стоило бы назвать это демонстрацией вооружения, чем-то вроде домашней войны за влияние.

Кстати, насчёт того, как меня будят сёстры. Я никогда подробно не рассказывал об этом во многом потому, что это не стоит упоминания.

В аниме-версии две сестры изобрели множество способов будить меня, например: бросали с лестницы, удерживали в верблюжьем захвате [2], применяли на мне Киннику Драйвер, но давайте назовём это телевизионным преувеличением. Мне жаль разрушать ваши иллюзии, но, к сожалению, в реальности не существует милых сестёр, которые творят такое.

Не скажу про другие семьи, но в моём доме Карен и Цукихи просто зовут меня нежными голосами:

– Как долго ты ещё собираешься спать, просы…

– Ты снова засыпаешь? Умри.

Лом вонзился в мою подушку.

– О-о-ой!

Я успел отпрыгнуть.

Точнее, не совсем успел – клок моих волос пал смертью храбрых.

Вместе с этим клоком наконечник лома пронзил подушку.

Взрыв перьев.

Казалось, что к нам снизошёл ангел. Я подумал, что умер, но, как подсказало моё бьющееся со скоростью 32 удара в минуту сердце, я всё ещё был жив.

Я осмотрелся.

Моя сестра, ученица второго класса средней школы, Арараги Цукихи, одетая в юката, с дьявольским лицом пыталась вытащить лом, который, похоже, пробил не только подушку, но и кровать под ней.

Что-то похожее на лом.

Нет, в самом деле лом.

Лучший лом в мире.

– Цу…Цукихи?! Что ты творишь?! Ты хочешь убить своего брата?!

– Брат, который просыпается и снова засыпает, должен умереть. Не знаю, как ты можешь спать после того, как я и Карен разбудили тебя. Просто умри, умри, умри.

– У тебя с самого начала крыша поехала?!

Как это вообще соотносится с предыдущим томом?!

– Я не выделялась по сравнению с другими персонажами, так что пробую стать яндере.

– Яндере – в смысле больной на голову?

– Но, брат, если ты смог увернуться, значит, ты лишь прикидывался соней.

– Вообще-то, я крепко спал…

Похоже, даже во сне люди удивительно хорошо реагируют на опасность.

Считается, что мы – эволюционный тупик, но у нас ещё есть потенциал.

– Тебя волнует твой персонаж? Ты что, во втором классе средней школы?

– Я учусь во втором классе средней школы.

– Да ну?

Ну, не мне говорить об учениках средней школы. Нет, скорее, наоборот, я должен говорить о них из-за своего опыта.

– В любом случае, прекрати. Просто будь сестрой, которая приходит будить меня рано утром, на этом закончим.

– Как будто я какая-то героиня второго плана.

«Нет, спасибо», – говорит она.

Ну, никто не захочет быть довеском к старшему брату.

– Я бы хотела быть таким запоминающимся персонажем, как Карен. Это высшая форма младшей сестры.

– Она не высшая форма, она «стань такой, и с тобой покончено»-форма. Слушай, я всё ещё рассчитываю на тебя. Потерпи, и сможешь стать приличным персонажем.

– Я стремлюсь стать хорошим персонажем-младшей сестрой.

– Верно.

Конечно, никто не заметит, что в тот момент, когда ты захочешь стать «персонажем – младшей сестрой», приличным персонажем ты быть прекращаешь.

– А точнее, тебе стоит стремиться к образу Мариллы из «Аня из зелёных мезонинов».

– Мариллы?

– Спокойно, – ответил я голосом Мэтью.

Я только проснулся.

– Нет, серьёзно, Марилла – настоящая идеальная младшая сестра. Я хотел бы такую сестру. Она – цундере из цундере. «Я хотела мальчика! Девочка нам не нужна!» Но в итоге, для Ани она стала дередере.

– А, цундере в исходном смысле слова.

– Она цундере даже в современном смысле. Даже когда она стала дере для Ани, её язычок остался всё таким же острым, она просто супермоэ.

– Брат, ты вот так читал «Аня из зелёных мезонинов»?

– Да. Когда я это читал, в голове сейю Мариллы была Кугимия Рие-сан.

– Не переходи на личности.

«А сколько Марилле лет?» – спрашивает Цукихи…

Какая дурочка, не понимает.

Младшие сёстры расцветают в пятнадцать лет.

– А если подумать, то больше всего выиграл Мэтью. Он долго жил с сестрой и воспитал не связанную с ним по крови девочку с косичками. Он превзошёл Синдзи-куна, идола всех мрачных затворников.

– Не говори о Мэтью так, будто он какой-то мрачный затворник…

– Эпизоды вроде того, когда он пошёл покупать Ане подарок на Рождество, доводили меня до слёз. Я его так понимал. Я… Я подумал, однажды тебе это может пригодиться.

Я точно вспомнил ту знаменитую книгу.

– Так вот, Цукихи, будь такой же. Если у тебя получится, мы сможем прожить до глубокой старости в будущих Зелёных Мезонинах.

– Братик, это практически предложение руки и сердца.

– О, это не предложение, это полонез.

– Свадебный танец?!

«О боже, как же теперь я смогу читать «Аня из зелёных мезонинов», – Цукихи схватилась за голову.

Какая беспокойная сестра. Я слегка пожал плечами, встал с постели и начал раздеваться.

Конечно, я не собирался делать ничего пошлого, просто переоделся из пижамы в домашнюю одежду.

– Хм. А где Карен-тян?

– Что?

Я повернулся к Цукихи, которая, исполнив свой долг будильника, развалилась у меня на постели.

До Мариллы ей далеко. И, похоже, вытащить лом она уже не пытается.

А значит, мне это только предстоит.

Может, если я выйду из комнаты, то когда я вернусь, всё станет как было, как в игре.

Но должен сказать, что катающаяся по кровати Цукихи, которая не думает о том, насколько открывается её юката, напоминает гусеницу бражника.

Я назову её сесжником.

– Брат. Не придумывай сестре неприличных прозвищ.

– Не читай слова автора. И вообще, отвечай на вопрос. Я спрашиваю, что случилось с твоей заметной сестрой, которая выросла выше меня и которая всегда рядом с тобой, будто у вас одна душа на двоих. Где носит эту хвостатую?

– Она вышла пробежаться.

– Пробежаться? В смысле, она бегает? Вот это новость. Она не из тех, кто занимается подобным.

– Сегодня особенный день. Карен-тян сказала, что она празднует начало Золотой Недели.

– И как же она празднует?

– Думаю, она воображает себя одним из бегунов, несущих Олимпийский огонь.

– Понятно. Даже сегодня она не перестаёт быть дурой.

– Наверное, она перепутала Золотую Неделю и Олимпийские игры.

– А. Она перепутала слова, у которых совпадает только первая буква [3]. Глупость вполне в её духе.

Как трогательно.

Понятно, так вот почему во второй раз Цукихи пришла будить меня одна.

Они вдвоём пришли ко мне, пока я маялся утренним бездельем (это примерно час назад было), но Цукихи насквозь видела моё намерение дождаться их ухода и снова заснуть, и потому решила второй раз разбудить меня в одиночку.

Так вот откуда лом, ха.

Ее одну никуда отпускать нельзя.

Если сравнивать Карен и Цукихи, жестокой будет Карен, чьё призвание – боевые искусства, но опасной Цукихи, которая не знает, когда остановиться.

– А. В любом случае, сегодня первый день Золотой Недели. Ничего хорошего в этом нет.

– Ты неожиданно пессимистичен с самого первого дня, брат.

29 апреля, суббота.

День зелени.

– Ещё и девяти часов Золотой Недели не прошло.

– Профессионалы вроде меня могут понять общий исход по девяти часам.

– Будь то национальный праздник, день какого-либо события или воскресенье, ты их все ненавидишь. Ты любитель трудовых будней.

– В каком смысле?

Звучит уныло.

Ничего не чувствую.

Хотя я и правда скучный.

– Не то чтобы я ненавидел их. Я их просто не переношу.

– Это одно и то же.

– Нет.

Я считаю, что «ненавидеть» и «не выносить» – это разные вещи.

Хотя, если она говорит мне, что это одно и то же, то так оно, наверное, и есть.

Когда-то я сказал, что смотрю в прошлое, но ни о чём не жалею, но кто-то возразил, что смотреть в прошлое и сожалеть – это одно и то же, и, в общем, я не знаю, с чего мне начать свой ответ.

– В любом случае, оттого, что Золотая Неделя – это Золотая Неделя, жизнь лучше не станет.

Утро наступило как обычно, мои сёстры пришли меня будить как обычно, мои ногти растут как обычно, я не расту – как обычно.

– Действительно. Тебе просто не нужно идти в школу, вот и всё.

– Люди не прекращают воевать, и нет конца бесчисленным предательствам и лжи.

– Э? Увеличили масштаб?

– Несомненно, сегодня кто-то умрёт. Так почему мы об этом забываем и празднуем?! Готовьтесь к трауру!

– Брат, на что ты злишься и почему?

Сестра и правда удивилась брату, которого взбесили каникулы (потому что я не отдыхаю) из-за того, что он не знал, что делать со свободным временем.

Я понимаю её чувства.

Однако я всё больше втягивался, поэтому продолжил. Я не из тех братьев, кто думают о своих сёстрах.

– Я всегда в трауре. Я никому не дарю даже новогодних открыток.

– Разве это не потому, что тебе некому их дарить?

– Не говори так, будто ты знаешь! Что ты вообще обо мне знаешь?!

– По крайней мере, я знаю, сколько новогодних открыток ты получаешь каждый год.

– А, да.

– Точнее, я знаю, сколько новогодних открыток ты не получаешь.

– А, верно.

Став старшеклассником, я стал получать намного меньше новогодних открыток. Мне их не дарит даже тот парень, который шлёт их всем одноклассникам. Другими словами, дело не в настроении. Я в трауре круглый год.

– А, понятно. Ты ненавидишь праздники, потому что тебе не с кем играть. Вот это новость.

– Ты заметила то, чего лучше бы не замечать.

Цукихи смотрела на своего настоящего брата глазами, полными неподдельного сочувствия. Кстати, у Цукихи (и Карен) есть столько друзей, что количество посылаемых им открыток измеряется сотнями, и это становится испытанием для нашего кошелька и почтового ящика. Мы родственники в крайностях.