При всей значимости у себя в деревне, колхозный председатель в районе относился ко второй категории населения, а если жалел чаевые (а он их нередко жалел, зная цену колхозному трудодню) – то и третьей. А третью категорию как бреют в России? Известно как. Из остатков и до крови. И бритвы самые негодные, и мыло хозяйственное, и одеколон разбавленный. И вот, вдохновясь разбавленным одеколоном, районный парикмахер начинал брить прижимистого председателя. Где кустик оставит, где рощицу, а где до кровушки доберётся, вампир. Освежит разбавленным одеколоном, оглядит критически полученный пейзаж, царапнет ещё разок-другой бритвой:

– Следующий.

И вся-то цена шедевру — сорок копеек, с одеколоном пятьдесят две.

В преддверии райкомовской головомойки, однако, чудачества парикмахера представлялись невинною забавой. Более того, казалось, что только так и можно бриться – с островками недельной щетины, соседствующими с островками ваты (там, где порез особенно удался). Сразу видно – не баре. А это в предвоенные годы особенно ценилось.

Да и в послевоенные тоже.

Зачем брить ровно, если допустимо и криво? Зачем чисто, если с огрехами интереснее? А сколько возможностей открывает одеколон, если его использовать творчески! И после этого – Оккам! Да у нас каждый парикмахер Оккама за пояс заткнёт, особенно парикмахер сельский. Послушайте его в минуты досуга, когда старого секретаря райкома уже нет, а нового ещё нет и народ ходит в парикмахерскую жидко, послушайте – и откроете для себя бездну интересного. Нередко беседа с парикмахером влияла на судьбу, как чтение Голубиной книги. Иногда с последствиями, иногда без. А иногда последствия приходили позднее, от большого сомнения, вложенного разговорчивым парикмахером в умягчённый распаренный ум. И то! Представьте человека, поднаторевшего в истолковании мельчайших шероховатостей на половичке. Там, под половичком, нет, глубже, под досками пола, идёт схватка крыс, которые, конечно, велят себя называть бульдогами, но ни по виду, ни по повадкам разглядеть в них благородных животных нельзя никак. Ну да, мордатостью, массой тела они порой и превосходят бульдогов, но в остальном…

И вот знает человек, чьё крысиное семейство берет верх, чьи отныне в тайге шишки, а в степи руды, и до того ему хочется этим знанием поделиться, что вываливает он это знание на всякую обрабатываемую по долгу службы голову, не ведая, что творит.

А человек, выйдя в облаке одеколона на просторы окружающей действительности, начинает примечать странности там, где прежде видел сплошную ясность. Ну да, через две точки можно провести прямую, и только одну. Зато сколько можно провести кривых! Много ли в природе прямых линий? Горизонт, след метеора (с поправкой на трёхмерность небесного купола), иногда линия терминатора на Луне. Кольца Сатурна, взгляд с ребра. Как-то больше внеземного получается. Зато кривых на нашей планете – сколько угодно. Так почему же мир должен шагать по прямой, когда кривая ближе? И начинается создание версий. Закваска конспирологической браги. Дело увлекательное, особенно если браться за него с душой. Долой простые, прямолинейные объяснения! Тем более что при ближайшем рассмотрении они и не простые, и не прямолинейные, а главное — не объяснения. В истории страны примеров – тьма. Да и во многих семьях, если покопаться, такое можно отыскать… Взять хоть историю с сейфом товарища Свердлова. Если пройтись по ней бритвой Оккама, то дело ясное. Как предусмотрительный, многое повидавший в жизни человек, Яков Михайлович знал: фортуна переменчива. Вот и создал личный запасец. Случись что, он поездом ли, пешком или на аэроплане отбудет в Женеву, где сможет жить сам и кормить семью долго и счастливо. Но это скучно, как прямая через две точки. И парикмахеры начинают варить брагу.

Свердлов был человеком кристальной чистоты и брал деньги не себе, а партии. Придётся вдруг опять уходить в подполье — тогда и пригодятся николаевские десяточки, ювелирные изделия с драгоценными камнями, паспорта… А что партия про это ничего не знала и про сейф надолго забыла, так это бывает. Говорят, до сих пор в столице многие здания стоят заминированными. Их тогда, в сорок первом, на случай сдачи Москвы гитлеровцам соответствующим образом подготовили. На страх агрессору. А потом то ли всё было настолько секретно, то ли ответственные люди в войну погибли, но даже в фундаменте знаменитой гостиницы тонну взрывчатки отыскали, и когда – в двадцать первом веке! Это мне районный парикмахер говорил за верное. А тут какой-то центнер золота. Ну, два центнера. В масштабах первых месяцев экспроприации экспроприаторов величина значительная, но вряд ли рекордная. Такова первая версия.

Другая мне ближе: конечно, Свердлов брал золото не для себя: бежать с пудами золота даже и не практично, иное дело — бриллианты. Свердлов брал золото для партии, вернее, для блага партии. Разница есть. Много оказалось в партии людей случайных, людей примазавшихся. Откровенных мерзавцев. Молва даже приписывает Вождю слова о том, что иной мерзавец полезен Революции именно тем, что он мерзавец. Но как избавиться от мерзавца после того, как польза его исчерпается? А вдруг за это время мерзавец войдёт в силу и сам захочет избавиться от кого-нибудь? Ему, мерзавцу, это ведь раз плюнуть – избавиться-то. Навыки есть, моральных препон – никаких. Вот и готовил Яков Михайлович отряд верных, умелых и отчаянных людей, готовых чистить революцию от мерзавцев любого ранга. Для этого и паспорта, для этого и золото. Всякое дело идёт веселее, если нет перебоев в финансировании.