Вообще, я думал, что отброшу копыта ещё пять дней назад, от жажды. Но — о чудо! — пошёл сильный ливень. С каким удовольствием я погружал голову в развороченное железное тело какого-то запредельного боевого монстра, как, захлёбываясь, глотал мутную, провонявшую соляркой и ржавчиной, воду, и как потом блевал этой водой, отмечая, что наглотался мха и ещё какого-то дерьма, покрывавшего ржавый остов. Но, оклемавшись, я снова бросился пить, пить, пить…

Тогда я благодарил небеса, всех богов, которых знал, и мать природу вместе с ними за то, что даровали мне жизнь. Сейчас я проклинал их всех вместе взятых за то, что продлили мою агонию.

Нет, умирал я не от жажды. После ливня жара, так мучавшая меня, резко спала, время от времени начинал моросить дождик, так что с запасами воды, которую я находил буквально на каждом шагу, проблем не было. Проблема была в другом — уже неделю, с тех пор, как оказался здесь, я голодал. Я старался жрать траву и мох, сначала засохшие, а после дождей напитавшиеся влагой, но каждый раз моя трапеза заканчивалась неудержимыми приступами рвоты. И дело не в том, что я не мог справиться с отвратительным запахом и вкусом местной растительности, я оголодал на столько, что мне было плевать на них, просто мой организм отторгал всё, что я съедал. После каждого приступа рвоты я чувствовал себя ещё более обессиленным, чем раньше. Наконец, поняв, что всё бесполезно, я перестал есть вообще, и ни разу не ел уже три дня. Позавчера мне стало даже получше, я абсолютно перестал чувствовать голод, ко мне даже вернулись силы… Но сегодня…

Зачем об этом думать? Зачем вспоминать все муки, которые я перенёс? Лучше вспомнить что-нибудь хорошее…

Но в голову лезли только тонны ржавого металла, осыпавшиеся окопы, разгромленные бункеры, песок и жёлтая пожухлая трава, иногда его заменяющая. Вспоминался отвратный вкус коричневатого мха, жестокие боли в желудке, голод, усталость и холод. О, как я мёрз ночами… Мёрз чудовищно, сжимаясь в комок, чтобы сохранить хоть каплю тепла в своём окоченевшем и одеревеневшем тело, с мышцами, бьющимися в судороге, вот такая у меня была дрожь.

Но сегодня всё кончится, я умру.

«Хоть бы просто заснуть и не проснуться», — подумал я. Да, это была бы отличная смерть. Но, скорее всего, я буду мучиться долго. Лежать, страдая от холода и жажды, не в силах встать. Дёргаться, стараться ползти.

Эти мысли подстегнули меня, я даже принялся лихорадочно раздумывать о том, как выжить, но это продолжалось недолго. Меня снова захлестнула безнадёга.

И, что удивительно, я начал вспоминать.

— Хочешь?

— А? — тупо спросил я, поворачиваясь к девушке, присевшей ко мне на скамью пару минут назад. — Вы мне?

— А здесь есть кто-то ещё? — улыбнулась незнакомка.

— Нет, — буркнул я. Чёрт, она наркоманка что ли? Грязная какая-то, хоть и хорошо одета, кривозубая, некрасивая. Что ей надо-то?

— Ну, так что? — продолжила расспросы моя нечаянная собеседница.

— Я прослушал вас, извините.

— Хочешь, чтобы всё это изменилось?

— Что — всё это? — несколько нервно переспросил я. Точно, наркоша. Не было бы рядом её дружков.

Незнакомка таинственно улыбалась, не отвечая.

«Спокойно», — сказал я сам себе. Чего нервничать? Вокруг никого, хоть в темноте и довольно сложно определить, время-то уже четыре часа ночи, все гопники спят давным-давно. Да и мало их в нашем районе, как-никак здесь обитает медленно нарождающийся средний класс, ну и богатеев достаточно, так что наряды полиции ходят часто. Наркоманка решила толкнуть мне дури, чего бояться-то? Денег с собой у меня всё равно нет, убивать меня не за что. Или, быть может, это вообще безобидная умалишённая. Иначе как растолковать эту её фразу «Хочешь, чтобы всё это изменилось»? Вот-вот, либо эта девушка — драгдиллерша, которая сейчас предложит посмотреть мне «мультики», либо дурочка, которую богатые родители вывели на прогулку ночью, а то мало ли, детишки дразнятся или, например, к собакам она лезет, они же добрые почти, тихопомешанные-то.

Не мысли же мои она читает…

— А вдруг? — продолжая улыбаться, спросила моя собеседница. — Ведь тебе это надоело. ВУЗ, подработка, излишняя забота родителей. Одиночество, тоска, разочарование в людях.

— Не понимаю, о чём вы, — почти истерично прошептал я. Надо бежать, бежать, пока не поздно. Пусть потом я буду смеяться сам над собой, но пусть лучше потом мне будет смешно, чем сейчас страшно.

Но я продолжал сидеть, будто примёрзнув к деревянной скамье.

Я затянулся сигаретой, которую держал в руках, но понял, что она погасла, а пепел упал мне на штаны. Отряхнувшись, я закурил, надеясь, что моя нечаянная собеседница уйдёт.

Но она молча сидела рядом, и улыбка не сходила с её тонких губ.

— Запах бензина, — неожиданно продолжила незнакомка, когда я уже почти пришёл в себя, выкурив уже половину сигареты. — Тебе ведь нравится запах бензина. Ты, возможно, сам этого не понимаешь, но ты ассоциируешь его с развитием человечества, с прогрессом, высокими технологиями и благополучием. Это от того, что твой отец работает в нефтяной компании?

Я долгое время молчал, сидя с тупо открытым ртом.

— Да кто ты такая?! — издал я, наконец, вопль. Мне казалось, будто я сижу абсолютно голый перед этой странной девушкой… нет, перед всем миром. Чувство было таким, будто меня вывернули наружу, как футболку, или я лежу на операционном столе, и меня препарируют. Но изучали не мои внутренности, а моё «я», мой внутренний мир. — Что на хрен происходит? — прошипел я тише. — Ты следишь за мной?

— Не важно, что сейчас происходит, — совершенно серьёзно ответила незнакомка. — Не важно, кто я такая. И нет, я за тобой не слежу, я вижу тебя впервые. Важно другое. Что хочешь ты.

— Я хочу уйти, — холодно сказал я, справившись с шоком. Но, повинуясь какому-то дурацкому желанию узнать, чем всё это кончится, остался сидеть на месте.

— Не хочешь, — произнесла девушка, снова обнажая кривые жёлтые зубы в таинственной улыбке.

Я поймал себя на мысли в том, что, не смотря на её отвратительную внешность, в ней что-то есть. Тайна, которая читалась в улыбке. И что-то ещё. Другое. Чуждое. Не понятное.

— Тебе плохо? — спросила незнакомка.

— Нет, — солгал я.

— Ты хочешь изменить всё это?

— Не понимаю…

— Понимаешь, не лги мне.

— Если скажу, что да, будто что-то измениться, — горько произнёс я. Моя нервозность прошла, накатила тоска, мучавшая меня уже долгое время.

Нет, меня не бросила девушка, не отчислили из университета, у меня нет проблем с родителями или друзьями. Я просто устал. Почувствовал себя лишним, ненужным. Чёрт, я даже не понимал причины этого чувства. Просто стал другим. Сначала это доставляло мне странное, садистское удовлетворение. «Я повзрослел», — гордо говорил я сам себе, а сам кусал подушку, стараясь справиться с глухой тоской, пожирающей меня. Я продолжал жить и улыбаться, скрывая за улыбкой зубовный скрежет. Нет, я не думал о суициде, никогда не думал, я всегда хотел жить, хотел и сейчас. Но — не так.