Наш четырехэтажный каменный дом был очень красив. Он мог бы стоять в самом центре, на главной улице, рядом с горсоветом и государственным банком — лучшими зданиями города, — там, где хорошая мостовая, асфальтированные тротуары, там, где за невысокой штакетной оградкой растут подстриженные тополя, а между ними — плотные кусты желтой акации. Но дом стоял на соседней улице, которая шла параллельно главной и не была еще вымощена; только кое-где на ней росли старые уже, высокие, не дающие прохлады и тени деревья. Здесь летом в сухую погоду ветер гонял целые тучи пыли, и укротить ее было невозможно, потому что для этого улицу нужно было вымостить и по-настоящему озеленить.
Дом был построен перед самой войной. По генеральному плану реконструкции города здесь предполагалось проложить трамвайную линию, снести старые, почерневшие от времени избушки и заборы, застроить всю улицу такими же, как наш, красивыми домами, заасфальтировать тротуары и посадить акации и тополя.
Но когда началась война, реконструкцию города отложили, и получилось даже так, что на главной улице местами потихоньку растащили штакетную оградку, вероятно на топливо. С дровами в городе тогда было очень плохо. Весной, когда обычно принято заниматься посадкой деревьев, люди делали другое: целыми коллективами на автомашинах и в одиночку пешком, с лопатами и граблями, выбирались за город и там, на горе, копали целину и садили картошку. Рабочих на заводах не хватало, а заказов для фронта было очень много, и, чтобы их выполнить в срок, людям приходилось работать и по воскресеньям, а в будние дни — по одиннадцать и двенадцать часов и лишь после этого идти на картофельное поле. И поэтому как-то почти нормальным казалось, что по улицам ветер носит тучи пыли, а против городского Совета по ночам кто-то растаскивает штакетную оградку на топливо.
Дом напоминал букву П, концами обращенную в улицу. На площадке, внутри буквы П, по проекту предполагалось посадить декоративные деревья, расчистить дорожки, поставить скамейки и навесы-грибки — одним словом, устроить маленький садик для детей, живущих в этом доме. Но война помешала сделать это. На площадке даже остался лежать неубранным строительный мусор, а потом, постепенно, хозяйки начали сюда выбрасывать золу из печей, пустые консервные банки и другой кухонный мусор. Управдом бегал по квартирам, ругался, искал виновников, но сознаваться никто не хотел, хотя виновниками, кажется, стали все и сам управдом, потому что девать мусор было некуда, никто его не вывозил.
И совершенно естественным показалось нам и то, что в первую же мирную весну управдом созвал общее собрание жильцов по специальному вопросу: «Озеленение усадьбы».
Устраивать садик у нашего дома вышли все жильцы.
Люди работали с большим увлечением. Почти у каждого были дети, и всем хотелось, чтобы уже в этом году малыши бродили не по кучам грязного мусора, играя пустыми консервными банками, а по желтым песчаным дорожкам под зелеными кустами акаций и черемух. Правда, мусор слежался, и долбить его приходилось ломом, затрачивая много сил, но это никого не пугало. Уже к полудню весь мусор сгребли в кучи, осталось только погрузить его на машины и вывезти, а потом вырыть ямки для тополей и канавы для акаций.
Еще ничего не было посажено, даже саженцы управдом еще не привез, но все уже представляли себе, какой красивый будет у нас садик и как хорошо будет в нем детям. Об этом только и говорили. И удивлялись, корили себя, почему раньше — даже во время войны — не нашли одного дня, чтобы устроить счастье своим малышам.
А когда самая грязная и неприятная работа была закончена, девушки запели никому еще не известную песенку. Они всегда как-то умели заранее узнавать слова и мотивы новых песенок из кинофильмов, тех, что звучат еще только с экранов Москвы, а в наш город доберутся, может быть, только через месяц. И песенка эта простыми словами своими и немножко грустным мотивом трогала за сердце. Но это была хорошая грусть, такая, что не переходит в отчаяние, а только, как слезы, очищает душу человеческую. Многим взгрустнулось еще и потому, что они, слушая эту песенку, вспомнили близких, которые после войны к ним уже не вернутся и в этом вот садике не будут играть со своими детьми.
Хотя наступило обеденное время — мы жили в этом же доме и поэтому могли пойти и пообедать, — все продолжали усердно трудиться. Площадка теперь выглядела очень красивой, от нее приятно пахло влажной землей, как пахнет весной на пашне, и жаль было оставлять дело незаконченным. Все начали копать ямки и канавы, а я ходил и размечал, где их надо копать. В это время подъехала машина с черной землей, а вслед за ней приехал и управдом и, к общему восторгу, привез не акации и тополя, а яблоньки-ранетки и черемуху. Все сразу заговорили, какой умница управдом и как хорошо будет в нашем садике, когда деревцам настанет время цвести, и потом, когда на них созреют плоды.
Солнце стояло как раз против нашего дома и заливало площадку яркими, слепящими лучами. В нашем северном городе весной почти всегда гуляет холодный ветер, и мы удивлялись, как это именно сегодня выдалась такая тихая и теплая погода.
