Жорж (за вином). Робер злит меня. Говорит, с такими солдатами, как я, можно проиграть войну. Но кое-что на мне уже выиграли. Это точно. На моих башмаках заработал один господин из Тура, а на моем шлеме - господин из Бордо. Моя шинель принесла кому-то дворец на Ривьере, а мои обмотки - семь скаковых лошадей. Вот таким способом Франция хорошо повеселилась за мой счет еще задолго до того, как началась война.

Дядюшка Густав. А войну мы проиграем. Из-за таких вот пыльников.

Жорж. У нас двести ангаров, в них стоит тысяча самолетов, их купили, испытали, проверили у них полный экипаж. Но когда Франция в опасности, они не взлетают. Линия Мажино стоила десять миллиардов, построена из железобетона, длиной в тысячу километров, семь этажей в глубину, но при всем том, к общему удивлению, битва шла в открытом поле. И когда сражение началось, наш полковник сел в машину и поехал в тыл. А за ним покатили два грузовика с вином и едой. Два миллиона солдат ждали команды и были готовы отдать жизнь за родину. Но подруга военного министра не поладила с подругой премьер-министра, и никакой команды не последовало. Да. Наши крепости врыты в землю, а их крепости поставлены на колеса и катятся прямо через нас. Никто не удержит их танки, пока у них есть горючее, а горючее они берут на наших заправочных пунктах. Завтра утром, Симона, они будут стоять перед твоей колонкой и сосать твой бензин. Спасибо за вино.

Робер. Не говори при ней о танках. (Кивает на Симону.) Ее брат на передовой.

Жорж. Она уткнулась в свою книгу.

Дядюшка Густав (Роберу). Перекинемся в картишки?

Робер. У меня голова болит. Мы целый день пробивались с капитанскими винными бочками через поток беженцев. Переселение народов!

Дядюшка Густав. Капитанское вино - самый важный беженец, разве ты не понимаешь?

Жорж. Весь свет знает, что этот человек - фашист. Он пронюхал, должно быть, через своих дружков в генеральном штабе, что на передовой опять неладно.

Робер. Морис просто бесится. Говорит, - ему осточертело волочить эти проклятые бочки сквозь толпу женщин и детей. Пойду лягу. (Уходит.)

Дядюшка Густав. Для военных действий такие толпы беженцев - это гибель. Танки могут пройти через любое болото, но в человеческом болоте они застревают. Оказалось, что гражданское население - ужасное зло во время войны. Его нужно решительно удалять с самого начала войны. Оно только мешает. Или народ, или война. Вместе не получается.

Жорж (садится рядом с Симоной и запускает руку в корзину). Ты сняла с веревки совсем мокрое белье. Симона (продолжая читать). Беженцы то и дело воруют скатерти.

Жорж. Наверно, на пеленки. Или на портянки. Симона (продолжая читать). А мадам всегда пересчитывает белье.

Жорж (указывая на книгу). Все еще "Орлеанская дева"?

Симона кивает.

Кто дал тебе эту книжку?

Симона. Хозяин. Только мне читать некогда. Я еще дошла только до семьдесят второй страницы, где дева побила англичан и коронует в Реймсе короля. (Продолжает читать.)

Жорж. Охота тебе читать эту старомодную штуку!

Симона. Я должна знать, что будет дальше. Мсье Жорж, это правда, что Франция - самая прекрасная страна в мире?

Жорж. Это что, в книжке сказано?

Симона кивает.

Ну, весь мир я не знаю. Но говорят, самая прекрасная страна та, в которой ты живешь.

Симона. А как, например, Жиронда?

Жорж. Там, кажется, тоже делают вино. Вообще, говорят, Франция большая любительница вина.

Симона. А на Сене много лодок?

Жорж. Штук тысяча.

Симона. А в Сен-Дени, где вы работали, как там?

Жорж. Ничего особенного.

Симона. И все-таки Франция - самая прекрасная страна?

Жорж. Да, здесь неплохо насчет белого хлеба, вина и рыбы. Ничего не скажешь и против кафе с оранжевыми тентами. Ну и рынки, где полно мяса, рыбы и фруктов, особенно по утрам... Или бистро, где можно выпить малиновую настойку, - это тоже неплохо. Ярмарки, спуск на воду кораблей под военную музыку - это тоже не вредно. И кто же может 'иметь что-нибудь против тополей, под которыми гоняют кегельные шары? Ты сегодня опять понесешь пакеты с продуктами в спортивный клуб?

Симона. Только бы саперы пришли раньше, чем я уйду.

Жорж. Какие саперы?

Симона. На кухне ждут саперов. Их походная кухня застряла в потоке беженцев. Они из сто тридцать второй.

Жорж. Там твой брат, да?

Симона. Да. Они идут на передовую. Здесь в книге написано, что ангел потребовал от Орлеанской девы, чтобы она истребила всех врагов Франции. Так хочет бог.

Жорж. Тебе опять начнут сниться кошмары, если ты будешь читать эту кровожадную историю. Зачем я тогда отнимал у тебя газету?

Симона. А правда, мсье Жорж, что их танки идут прямо по грудам человеческих тел?

Жорж. Правда. И хватит тебе читать. (Пытается отнять у нее книгу.)

В дверях отеля появляется хозяин.

Хозяин. Жорж, не пускайте никого в ресторан. (Симоне.) Ты опять читаешь во время работы, Симона? Я тебе не для этого давал книгу.

Симона (начинает усердно пересчитывать скатерти). Я только заглянула, пока пересчитывала белье. Простите, мсье Анри.

Дядюшка Густав. Я бы на вашем месте не давал ей эту книгу, мсье Анри. Она ее совсем сбила с толку.

Хозяин. Чепуха. В такое время ей полезно почитать историю Франции. Нынешняя молодежь не понимает, что такое Франция. (Через плечо кому-то в доме.) Жан, подай закуску в ресторан! (Тем, кто во дворе.) Почитайте, какой был тогда у людей высокий дух! Видит бог, нам нужна была 'бы сейчас Орлеанская дева!

Дядюшка Густав (лицемерно). Откуда ей взяться?

Хозяин. "Откуда ей взяться!" Откуда угодно! Любой может стать Орлеанской девой! Ты, Жорж! (Указывая на Симону.) Она! Каждый ребенок может сейчас сказать, что надо делать, это так просто. Даже она может сказать это своей стране.

Дядюшка Густав (разглядывая Симону). Пожалуй, немножко мала для Орлеанской девы.

Хозяин. Немножко мала, немножко молода, немножко велика, немножко стара! Когда не хватает духу, всегда найдутся отговорки. (Через плечо кому-то в доме.) Жан! Ты подал португальские сардинки?

Дядюшка Густав (Симоне). Ну так как, Симона? Хочешь наняться в Орлеанские девы? Боюсь только, что нынче ангелы больше не появляются.

Хозяин. Хватит! Я просил бы вас, дядюшка Густав, воздержаться при ребенке от ваших циничных шуток! Пусть себе читает книжку без ваших грязных замечаний. Только не на работе, Симона! (Уходит.)

Дядюшка Густав (ухмыляется). Как тебе нравится, Жорж? Теперь уж судомойкам велят готовиться в Орлеанские девы. В свободное от работы время, конечно. Детей они пичкают патриотизмом, а сами скрываются под пыльниками. Или скупают бензин и прячут его на каком-нибудь кирпичном заводе, вместо того чтобы сдать его армии.

Симона. Хозяин не делает ничего дурного.

Дядюшка Густав. Нет, он великий благодетель. Он платит тебе двадцать франков, чтобы у твоих стариков было "хоть что-нибудь".

Симона. Он держит меня, чтобы мой брат не потерял здесь места.

Дядюшка Густав. И имеет таким образом заправщицу бензоколонки, официантку и судомойку.

Симона. Это потому, что война.

Дядюшка Густав. И это совсем неплохо для него, а?

Хозяин (появляясь в дверях отеля). Дядюшка Густав, полбутылки шабли двадцать третий номер господину, который кушает форель. (Уходит в дом.)

Дядюшка Густав. Господин в пыльнике, он же господин полковник, желают выпить бутылочку шабли, прежде чем погибнет Франция. (Уходит на склад.)

Во время дальнейшей сцены он проносит через двор бутылку шабли. Женский голос из окна второго этажа: "Симона, где же скатерти?" Симона поднимает корзину и хочет идти в отель, в это время со стороны шоссе входят сержант и

два сапера с походным котлом.

Сержант. Нам надо здесь получить обед. В мэрии сказали, что сюда звонили по телефону.

Симона (радушно, сияя). Наверно, уже готово! Идите прямо на кухню. (Сержанту, пока оба сапера идут на кухню.) Мой брат Андре Машар тоже в сто тридцать второй, мсье. Вы не знаете, почему от него нет писем?

Сержант. На передовой пошло все кувырком. Мы тоже с позавчерашнего дня потеряли связь с передовой.

Симона. Что, война проиграна, мсье?

Сержант. Да нет, мадемуазель. Речь идет только о единичных прорывах танковых соединений противника. Полагают, что этим чудовищам скоро не хватит бензина. Тогда они застрянут. Понимаете?

Симона. Я слышала, что до Луары они не дойдут.

Сержант. Нет-нет, не тревожьтесь. От Сены до Луары далеко. Только очень мешают эти потоки беженцев. Трудно добраться до передовой. А мы должны чинить разбомбленные мосты, иначе подкрепления не смогут подойти.

Саперы возвращаются с обедом.

(Заглядывая в котел.) И это все? Это же позор! Посмотрите на этот котел, мадемуазель. Тут меньше половины. Это третий ресторан, в который нас посылают. В двух ничего не дали, а здесь вот только это!

Симона (пораженная, заглядывает в котел). Это, наверно, недоразумение! Там всего полно: и чечевицы, и сала... Я сейчас сама пойду к хозяину. Вам дадут полный котел. Подождите минуточку. (Убегает.)

Жорж (предлагает сигарету). Ее брату всего семнадцать лет. Он был единственный доброволец у нас в Сен-Мартене. Она его очень любит.

Сержант. Черт бы побрал эту войну! И на войну не похоже! В собственной стране армию встречают, как врагов. А премьер-министр говорит по радио: "Армия - это народ!"

Дядюшка Густав (вновь появляясь). "Армия - это народ!" А народ - это враг.

Сержант (враждебно). Что вы хотите сказать?

Жорж (заглядывая в полупустой котел). Почему вы это терпите? Позовите мэра.

Сержант. Знаем мы этих мэров. От них никакого толку.

Симона (медленно входит; не глядя на сержанта). Хозяин говорит, отель не может дать больше. Очень много беженцев...

Дядюшка Густав. Которым мы ничего не можем дать, потому что все забирает армия.

Симона (в отчаянии). Хозяин сердится, потому что мэрия очень много требует.

Сержант (устало). Везде одно и то же.

Хозяин (появляется в дверях и дает Симоне сложенный счет). Отнеси счет господину с форелями. Скажи, что за землянику я беру по себестоимости. Твои родители продали ее отелю. (Вталкивает ее в дверь.) Ну, в чем дело? Господа саперы недовольны? Может, вы дадите себе труд подумать о населении? Оно уже исходит кровью, а ему предъявляют все новые требования. Никто не болеет душой за Францию, как я, бог свидетель! Но (широкий жест беспомощности) я поддерживаю свое заведение только ценой огромных жертв. Посмотрите, какие у меня помощники. (Указывает на дядюшку Густава и Жоржа.) Старик и калека. Да подросток. Я даю им работу, потому что иначе они умерли бы с голоду. Но я не могу сверх того кормить французскую армию.