— Ленка! Ленкаааа! — сквозь сон донесся громкий шепот.
Спросонья, не соображая, что происходит, я одернула бретельки сорочки и уселась в кровати, вытирая рукой ниточку слюны со щеки.
В открытом настежь окне маячила голова подружки.
— Валька, зараза, ну чего разбудила! — сердито сказала я, пытаясь запомнить убегающие образы. — Такой сон классный снился!
— Ну, и что же тебе приснилось? — спросила Валька Клевина, ловко перебираясь через подоконник в комнату, сверкнув при этом заплаткой на трусиках.
— Валька! — ужаснулась я. — Ты что, в этих трусах на пляж собралась? Как не стыдно! Я с тобой никуда не пойду!
— Не дрейфь, подруга, — фыркнула та — Это так, для бабушки маскировка. Мне же запретили загорать. Врачиха мамке наговорила всяких ужасов. Сейчас переоденусь. А пока, давай, выкладывай, что там тебе снилось?
— Представляешь, мне снилось, что я на вечере в школе. И меня пригласил танцевать Славка Свистунов из восьмого Б. Он обнял меня за талию, и так смотрит, смотрит! — начала я вспоминать, исчезающий из памяти сон.
— Тю! — разочаровано воскликнула Валька. — Смотрит, не смотрит — разве это интересно! Вот если бы он тебя поцеловал, или обнял.
У меня, как всегда, сразу запылали щеки.
— Валя, сколько можно просить, не говори такого больше, — строго сказала я. — Вообще, надоело повторять одно и тоже. Как закончили восьмой класс, тебя не узнать, совсем язык без костей.
Валька насмешливо глянула на меня.
— Глупая ты Лена-пена, отличница ты наша. Скромница-красавица.
Она повалила меня навзничь и, хихикая, начала щекотать живот.
Высвободившись, я вскочила с кровати и зашипела:
— Валька, перестань баловаться, мы не в детском саду. Хватит щекотаться.
— А ну, тебя Гайзер! — та махнула рукой. — Раз шуток не понимаешь, давай собирайся, а то самые хорошие места на пляже займут.
В это время дверь в комнату открылась и к нам зашла мама.
— Здравствуйте, Варвара Степановна, — сразу поздоровалась Валя.
Я уже вслед за ней успела пробормотать:
— Доброе утро, мамочка.
Та подозрительно оглядела все вокруг.
— Доброе утро, девочки. Валя, а тебе не судьба в двери, как все люди зайти? — тут же спросила она.
Валька ловко отбоярилась тем, что не хотела никого будить ранним субботним утром, увидела открытое окно, вот она и залезла.
— Ну ладно, — подобрела мама. — Я тесто для оладий растворила, сейчас напеку по быстрому, поедите, чайку выпьете и можете на пляж отправляться.
Не успела она выйти из комнаты, как Валя, попрыгунчиком, снова выскочила в окно, и залезла обратно, держа в руке авоську с лежащим в ней свертком. Затем быстро через голову стащила сатиновое платье и осталась только в драных трусиках.
— Видишь? — сказала она. — Как грудь выросла. Давай померяемся, спорим, моя больше.
После чего мне почти в нос уперла грушевидную грудку с розовым соском.
Я молчала. А что говорить? Валька уже в прошлом году гордо бродила по пляжу в раздельном купальнике, я же надевала верх только для вида, потому что даже нулевой размер был мне велик. В этом году ситуация оставалась почти такой же. И если бы не Валькины уговоры, я бы ни за что пошла на речку. Хорошо, хоть мама, поняв мои проблемы, вчера подшила лиф купальника изнутри поролоном, и сейчас я собиралась продемонстрировать Вальке это улучшение.
Валька, между тем, сдернула трусики и показала пальцем островок рыжих волосков на лобке.
— Видала, как у меня волосы растут, — похвасталась она, — если мальчишки щупать будут, обязательно заметят.
— Валька, перестань говорить гадости! — завопила я, и кинула в нее подушкой. — Зачем парням туда лезть? Ну, ты и дура!
— Это ты дура, — сообщила Валька, быстро надевая купальник, — блаженный ты наш комсорг, ладно, не буду тебя больше дразнить, пошли лучше есть оладьи.
Она стремительно направилась к дверям, и мне опять не удалось похвастать усовершенствованным верхом купальника.
Когда мы зашли на кухню, там уже завтракал папа. Он уже переоделся в свой рабочий комбинезон, привычно пахнувший варом, и кожей.
— Здравствуйте, дядя Лазарь, — поздоровалась Валька и уселась на табуретку рядом с ним.
— Лазарь Моисеевич, — умильно глядя на него, продолжила она. — Вы мне туфельки сможете отремонтировать, помните, я вам показывала?
Тот кивнул, и сказал:
— Отчего же не помнить, помню, приноси сама, или с Леной передай.
Тут мама начала снимать со сковородки скворчащие оладьи, и мы, временно отставив разговоры, принялись за них. Намазанные яблочным джемом оладушки, были необычайно вкусны. Через двадцать минут, все было съедено, и папа принялся, как обычно, наставлять мою беспутную подружку.
— Валюша, Лена мне говорила, что ты не хочешь дальше учиться, и планируешь поступать в медицинский техникум. Это правда?
Услышав положительный ответ, он принялся уговаривать ее продолжить учебу в школе и уже потом, поступать в мединститут, если ей так нравится медицина.
— Валя, я думаю, в наше время можно закончить десять классов и не торопиться после восьмого класса, поступать в техникум. Подумай, ты через два года станешь старше и сможешь более правильно определиться с будущей профессией. И не будешь сейчас подавать плохой пример Лене, — назидательно бубнил он.
Валька, не спорила, послушно кивала головой, якобы соглашаясь с его словами, еще бы! Ей сто процентов надо починить свои туфли. Когда папа, довольный проведенными наставлениями, отправился в мастерскую, мама, укоризненно качая головой, произнесла:
— Эх, Валя, Валя, пороть тебя некому.
— Да ладно вам тетя Варя, — хихикнув, ответила та. — Вы же знаете, что у меня дома творится. А в медучилище общагу дают. Так что поеду туда учиться, на стипендию проживу.
— Да, что с твоей стипендии, шиш, да ни шиша, — с горечью сказала мама, — наголодаешься в чужом городе. Ай, ладно, дело твое, раз мать волю дает.
Спустя полчаса, мы с Валей сбегали вниз по откосу к песчаному речному берегу, откуда доносились крики парней и девчачий визг. Время было около десяти часов, однако на пляже уже лежало и купалось множество народа, и еще больше подходило пешком, или с автобусной остановки. Шли семьями, компаниями, поодиночке. Казалось, что сегодня весь наш небольшой городок переехал сюда.
Но все же мы смогли занять свое любимое место у большой ракиты, где уже лежали несколько девочек из нашего класса, с ними точили лясы два десятиклассника. Третий натирал тряпкой свой мотоцикл.
Увидев нас, девочки радостно закричали:
— Наконец, вы появились! А нас мальчики обещали прокатить на мотоцикле, Коля даже предложил научить нас кататься.
Валя, искоса посмотрев на мальчишек, принялась стягивать с себя платье, те скромно отвернулись, хотя их никто не просил этого делать. Валька показала им язык в спины и под хохот девчонок начала расстилать покрывало. После чего пошла к парням и стала с ними шептаться. Те же откровенно разглядывали ее выдающиеся формы.
Я тоже смотрела на колышущуюся грудь подруги и отчаянно завидовала. Мне казалось, что у меня никогда не будет ничего подобного. Хотя мама, пришивая поролон, уверяла, что все будет хорошо, надо только подождать год, или два.
Я неторопливо разделась, демонстрирую новый купальник и девки с удивлением начали меня разглядывать, им, видимо, не терпелось спросить, когда у меня успела вырасти грудь, но они стеснялись сидящих рядом парней.
Тут Танька Климова что-то шепнула на ухо Любке Махаевой, и они обе засмеялись, глядя на меня.
Как обычно мои щеки вспыхнули ярким румянцем, игнорируя смех, я легла на покрывало ничком, и подставила спину летнему солнцу.
Какое-то время лежала не шевелясь, но вскоре спину начало припекать и пришлось повернуться. Парни ушли наверх вместе с Валькой, укатив с собой мотоцикл.
— Эй, недотрога, — негромко сказала Климова, — расскажи, с чего бы у тебя грудь появилась, ты же еще вчера плоскодонкой была?
Я шмыгнула носом, пытаясь не заплакать, это на какое-то время получилось.
— Молчит, еврейка, — удовлетворенно продолжила он. — Ваты напихала в чашечки и довольна. Теперь будет мальчишек кадрить.
Не желая дальше слушать Таньку, я вскочила и, собрав одежду, почти бегом ринулась от одноклассниц.
Мне удалось найти неподалеку местечко между упавшими деревьями, где был пятачок песка. Там вновь разложила покрывало, улеглась на него и начала хныкать.
— За что мне это, за что, я люблю своего папу, он хороший, добрый человек, мастер своего дела, его уважают на работе. Но иногда я его ненавижу, за то, что периодически слышу в свой адрес, — думала я, прерывая свои мысли всхлипываниями.
Как было хорошо в детском саду и первых двух классах, никто меня не трогал, учителя ставили в пример за поведение и учебу.
Но однажды в третьем классе ко мне на перемене подошел Сережка Филимонов, наш самый хулиганистый одноклассник.
— Слышь, Гайзер, а ты, правда, жидовка? — спросил он.
— Нет, — возмутилась я. — Какая я тебе жидовка, я такая же, как все, обычная. А кто такие эти жидовки, ты знаешь? — в свою очередь спросила я.
Сережка растерянно почесал голову.
— Ну, батя говорил, что жиды во всем виноваты, они жадные, носатые и с черными кучерявыми волосами. А бабушка сказала, что они этого продали, как его, ну Христа вроде. И сказала, что твой отец тоже жид, хоть и сапожник.
— Неправда! — заплакала я, — сам ты жид, и родители у тебя жиды!
— Ах, ты еще и обзываться! — закричал Сережка и больно дернул меня за косу. В ответ я расцарапала ему лицо ногтями. Когда учительница зашла в класс у нас была боевая ничья. Я убирала в портфель порванный фартук, а Сережка, оторванный воротник рубашки. Инга Николаевна во время урока периодически кидала взгляды на расцарапанную Сережкину рожу, но так, ничего и не сказала.
Дома я первым делом убежала к папе в мастерскую. Он, как обычно, сидел на табурете в своем кожаном фартуке, перед надетым на лапу сапогом. Рот у него был полон деревянных гвоздиков, которые он заколачивал в подошву, как из пулемета.
— Папа! — закричала я. — Меня сегодня назвали жидовкой! Скажи, ведь я не жидовка, правда? И ты тоже не жид?
Папино лицо, стало серьезным. Он вынул гвоздики изо рта и аккуратно положил их на столик. Потом снял фартук и посадил меня на колени.
С минуту, крепко прижав к себе, он гладил меня по голове, потом вздохнул и начал говорить.
— Леночка, это не совсем так, но в тебе течет и моя кровь. Да я еврей, так по-настоящему называется моя национальность. Слово жид придумали те, кто по каким-то причинам не любит нас. Я предполагал, конечно, что когда-нибудь ты услышишь эти слова, но надеялся, что это случится, как можно позже.
