Вот многие наивные люди думают, что быть царём какой-нибудь страны — занятие приятное и, в целом, способное осчастливить человека. Так, извините, только те люди думают, которые никогда не были царями, потому что на самом деле занятие это очень нервное, хлопотное и вообще отнимающее много сил и времени. Потому что царь — человек, от которого все с утра до ночи чего-нибудь хотят. Денег в казне найди (Откуда? Ну откуда? Каких денег? Позавчера я вам нашёл денег, третьего дня нашёл денег, вчера ещё нашёл денег — куда вы их вообще деваете? В чай кладёте?!). Каких-нибудь буйных горцев убеди, что им стоит быть мирными гражданами твоего процветающего государства («Переходите на нашу сторону! У нас есть печеньки!..»). Рыдающих министров в состоянии нервного срыва утешай обещаниями, что скоро они окончательно осточертеют народу и народ отправит их в отставку — отдыхать себе спокойненько, разводить кабачки (идите, дорогой министр, продолжайте делать глупости в том же духе, вот вам мой царский носовой платок и кусок пахлавы на палочке, а мне пусть кто-нибудь принесёт чистую рубашку, необслюнявленную).
А вдобавок к этим хлопотам всё время какие-нибудь сумасшедшие прямо с улицы лезут к тебе во дворец, чтобы ты решал их проблемы, раз уж ты такой умный, до царя дослужился. Или с тобой случится внезапная любовь к какой-нибудь девушке, тоже совершенно к этой ситуации не подготовленной, так что вам придётся довольно долго выяснять, что же теперь делать, — а ты, извини, царь, у тебя в это время горцы буйствуют, деньги кончаются и министры рыдают, как дети. Поэтому когда царём Израиля стал довольно молодой ещё человек по имени Соломон (это было много лет назад, не нервничайте), он довольно быстро понял, что легко не будет. И оказался прав. Но он, надо сказать, был человеком очень мудрым.
А главное, как вы сейчас убедитесь, удивительно невозмутимым — потому что кто-нибудь другой на его месте уже через три дня проклял бы всех евреев и попросил политического убежища, скажем, в Саудовской Аравии.
В одно прекрасное утро (действительно довольно прекрасное; а у царей нечасто случаются прекрасные утра) царь Соломон сидел на троне и сосредоточенно ел гранат.
— Удивительный продукт, — приговаривал Соломон, осторожно выковыривая зёрнышки из кожуры. — Вроде и есть-то нечего, но как затягивает!
— Ели бы вы, ваше величество, ложечкой, как приличные люди, — недовольно сказал секретарь царя Соломона, строгий человек по имени Азария, которого Соломон очень ценил (цари довольно часто побаиваются своих секретарей, потому что секретари заставляют их работать). — Выковыряли бы сначала все семечки, а потом бы и ели ложечкой. Я, например, всегда так делаю.
Секретарь царя Соломона всегда делал всё именно так, как это делают приличные люди. Совершенно невыносимый человек.
— Отстань, — сказал Соломон, — Не погань утро.
Но утро уже готово было испортиться само по себе, хотя Соломон пока что об этом не знал. В тот самый момент, когда он неудачно уронил несколько гранатовых зёрнышек на свои белые царские одеяния, у входа во дворец начался скандал. Скандал устроили две довольно взвинченные дамы и один удивительно спокойный (учитывая окружающую обстановку) младенец мужского пола. Пока царь старался замаскировать гранатовое пятно в складках одежд, чтобы секретарь не устроил ему выволочку (приличные люди постоянно устраивают кому-нибудь выволочки), дамы протащили младенца через весь дворец прямо в царскую приёмную и принялись наперебой вопить, размахивая перед царём руками.
Некоторое время Соломону совершенно не удавалось разобрать, что они кричат, но утро однозначно было испорчено.
— Можно, я отрекусь от трона прямо сейчас? — тоскливо сказал Соломон.
— Нет, — строго сказал секретарь.
— Тяжела ты, шапка Йевосфея, — сказал Соломон со вздохом и обратился к той женщине, которая в эту самую секунду кричала немножко меньше. — Что у вас, женщина? Только посадите, ради бога, младенца на пол, у меня никакой страховки не хватит, если вы его тут уроните.
Посаженный на пол младенец тут же укусил секретаря за ногу. Это немножко взбодрило царя Соломона и придало ему сил.
— Что у меня? — завопила первая дама. — Я вам скажу, что у меня! У меня ребёнок, вот этот самый ребёнок, которого я, надо сказать, с утра до ночи воспитываю как проклятая, чтоб он знал, как сильно мамочка его любит, — и вот этого самого ребёнка вот эта самая психически неуравновешенная женщина пытается у меня отобрать!..
— Это я психически неуравновешенная женщина?! — завопила вторая дама. — Нет, я даже не знаю, как с таким абсурдом адекватно, извините, соотнестись! Я воспитываю вот этого самого младенца с утра до ночи, у меня в коммьюнити «Мамочки», которое собирается на центральном рынке возле среднего колодца, третий рейтинг сверху! И вдруг эта сумасшедшая дама заявляет, что мой ребёнок — на самом деле её ребёнок!..
— Мальчик, ты чей? — спросил Соломон в надежде как-нибудь выпутаться, но младенец только лучезарно улыбнулся и ещё раз энергично укусил секретаря Азарию.
— Как это может быть её ребёнок, когда у нас, извините, грудное вскармливание?! — кричала первая дама. — У нас расписание прикорма! У нас расписание сна! У нас беби-йога четыре раза в неделю! У нас все прививки! Я с работы уволилась вот ради этого самого ребёнка! Я прервала свою восходящую карьеру базарной торговки сирийскими финиками! Арестуйте же срочно эту женщину!..
— Как это может быть её ребёнок, если он у меня на юзерпике?! — кричала вторая дама, чуть ли не в тыча царю Соломону в лицо довольно аляповатым семейным портретом собственного производства, старательно оформленным в рамочку. — У меня на главной стене наклеен таймлайн развития этого ребёнка, украшенный цветочками и бабочками! Эта женщина — ненормальная! Забаньте её немедленно!..
