Силин (кричит нарочито грубо, но в сущности не злобно, а, скорее, от стремления отвести душу). Ты, чернявый, на меня не ори! Ты меня не пугай! Тоже мне, начальник нашелся! Да я тебя одной рукой по стене размажу! Ты понял, ты?..

Знаменский. И что зря шумит? Взяли его с поличным. Разговаривают, как с человеком. Спрашивают, что и как. Зачем людей напрасно обижает?

Силин. Что мне люди? Что мне ваши разговоры?.. А подите вы, знаете куда!..

Знаменский. Догадываюсь куда. Но хочу вас спросить…

Силин. Не буду я давать никаких показаний.

Знаменский (словно его и не прерывали). Я хотел спросить, не нужно ли сообщить кому из родных, что вы арестованы и содержитесь там-то и там-то.

Силин (непримиримо). Во, какой хитрый следователь! Ты гляди, а?.. Нет у меня никого и ничего. Устраивает?

Знаменский. Это плохо. Значит, и передачу некому принести?.. (Встает, вытягивает из пакета шубу, встряхивает.) Кому же вы тогда эти шубы несли? Самому вроде маловаты будут?

Силин. Показаний не даю. Сказал — и все. Точка. Силин.

Знаменский. Ваше право, Силин, ваше право. (Томину.) Пошли.

Томин и Знаменский выходят из конторы.

Томин. Ну прямо загляденье!

Знаменский. А ты думал, у него в душе растет тюльпан?

Томин. Тюльпан — не тюльпан, но раз засыпался — не хами!

Знаменский. По-моему, он очень растерян. Совершенно не ожидал засыпаться, и вдруг ту-ту, и тюрьма, и горит полночная звезда. Будешь ругаться… Сейчас бы его чем-то сбить, пока он психует… (Подошедшей Кибрит.) Какие достижения?

Кибрит. Тот «москвич» приезжал как раз часа два назад.

Знаменский (быстро, Томину). Кто-нибудь видел машину у забора?

Томин. Из складских никто.

Кибрит. Как обут задержанный?

Томин (не задумываясь). Полуботинки на коже, стоптаны наружу, мысок тупой, размер этак сорок пятый. Если не больше.

Кибрит. Таких следов там нет.

Знаменский. Сколько стояла машина?

Кибрит. Несколько минут.

Знаменский. А точнее? Пять? Пятнадцать?

Кибрит. Ну, знаешь, с точностью до секунды тебе ни кто не скажет… Не больше десяти минут.

Знаменский. Так… Следы замерила, сфотографировала?

Кибрит. Да все я сделала, не волнуйся!.. Надо с задержанного снять обувь. Причем бережно — дабы не отрясти прах с его ног. Прах мне понадобится для экспертизы.

Знаменский. А как я отправлю его в камеру? Босиком?

Томин. Добудем какую-нибудь обувку на складе.

Знаменский. Ну ладно… Нашего друга Силина надо как-то разговорить. Предложения будут? (Пауза.) Ну-ну, друзья, всего четвертый час ночи, а вы уже сонные.

Томин. Видал я таких битюгов. Его надо чем-то шибко огорошить, иначе не сдвинешь. А чем мы поразим его воображение?

Знаменский (задумчиво). Если бы мы знали что-то, чего, по его мнению, не можем знать…

Кибрит (после паузы). Есть одна мыслишка…

Знаменский (вскидываясь). Ну?

Кибрит. Нет, пока не скажу. Еще неизвестно, выйдет ли. (Быстро поворачивается и уходит к дверям склада).

Томин (провожая взглядом Кибрит). Интересно, что за, мыслишка… Ну, а мы? Снова пойдем толковать с этим злыднем?

Знаменский. Да, пойдем толковать. И постараемся найти верный тон.

Томин. Я сейчас. (Сторожу.) Отец! Погоди, дело есть

Расходятся.Томин договаривается о чем-то со сторожем, Знаменский входит в контору. Здесь все на прежних местах.

Знаменский (садится за стол, достает из портфеля несколько бланков). Ну как, не надумали поговорить?.. (Интонация его спокойна, почти дружелюбна.) Вас действительно зовут Силин?

Силин. Силин и есть Силин. Чего темнить?

Входит Томин.

Знаменский. Имя, отчество?

Силин (с горечью). Имя-отчество теперь не понадобится. «Силин, встаньте!», «Силин, сядьте!», «Силин, отвечайте!» — и весь разговор.

Знаменский. Вам не понадобится, так мне нужно.

Силин. Ну, Степан Корнеич. Дальше что?

Знаменский. Прежде судились?

В дверях появляется сторож с ботиночной коробкой в руках. Томин забирает у него коробку, заглядывает внутрь.

Томин (Силину). Попрошу вас снять обувь.

Силин. Это зачем?.. Если в расход — так вроде еще не заслужил.

Томин вытаскивает из коробки пару теннисных тапочек.

Знаменский (мягко). Переобуйтесь, пожалуйста, Силин. Ботинки вернем попозже.

Силин начинает переобуваться.

Томин (весело). Будем научно изучать ваш жизненный путь, Степан Корнеич… Осторожно, осторожно, чтобы не осыпалась грязь.

Силин (пошучивая через силу). Заживо в белые тапочки — чудеса!

Томин аккуратно складывает ботинки в коробку.

Знаменский. Мы остановились на прошлой судимости.

Силин. Время позднее, гражданин следователь, спать пора. Ложите-ка свой протокол обратно в портфель.

Знаменский. Прежде его составить надо.

Томин. Степан Корнеич сегодня, как большой начальник. Он будет посиживать, а мы ему документики на подпись.

Знаменский (подыгрывая Томину). Верно. Протокол задержания, протокол личного обыска, протокол об отказе давать показания…

Силин (невольно поддаваясь на их тон). Значит, без меня дело не идет?

Томин. Какая же свадьба без жениха?

Знаменский. Да еще и сваты попрятались.

Силин (настороженно). Сваты?

Знаменский. А то нет? На такой свадьбе да чтобы без сватов?

Силин (ощетиниваясь). Сваты тому нужны, у кого свой котелок не варит. А я и без сватов, ясно?

Входит Кибрит.

Силин. Вона! И невеста пожаловала!

Знаменский. Наш эксперт-криминалист.

Силин (с развязностью, явно радуясь поводу сменить тему). Ты гляди, а?! На этой желаю жениться! Точка. Силин.

Кибрит (вкрадчиво). А как же Галина Петровна Родионова, которая вас ждет в Днепропетровске? А ведь обещали: отбуду срок — и прямо к тебе! Что вас понесло в Москву, Силин?

Силин (с минуту глядит на нее ошеломленно, потом лицо его багровеет, он вскакивает, рвется из рук милиционеров). Сволочи! Пусти! Пусти! Я побегу, давай в меня стреляй! Убивай!..

Знаменский. Прекратите истерику, Силин! Раньше надо было кричать.

Томин отводит Кибрит в сторонку.

Силин (в искреннем отчаянии). Пропала жизнь… Все кошке под хвост… Пусти, я побегу!..

Томин (пока Силин продолжает шуметь). Где это ты раскопала, фокусница?

Кибрит (торжествующе). Элементарно. У меня же есть его отпечатки. Вывела формулу, позвонила в картотеку — да, судимый, отбывал там-то. Еще раз позвонила — дежурному на Петровку. Он мне заказал молнию с начальником колонии.

Томин. Обошла… Ну, теперь Пал Палыч его возьмет!

Знаменский (милиционерам). Можете отправить задержанного.

Томин. Пал Палыч!

Знаменский (заколебавшимся было милиционерам). Ведите, ведите.

Силина уводят.

Томин. Ну, знаешь, в голове не укладывается!.. Когда он раскрылся, когда его голыми руками бери — ты вдруг задний ход!

Знаменский (к Кибрит). Тоже считаешь, что надо было ловить момент?

Кибрит. Обидно, что старалась впустую. (Пауза.)

Знаменский (хмуро). По-моему, друзья, вы устали, а у нас еще работа. Давайте выясним отношения после. Часов в двенадцать могу предложить по чашке кофе.

Сцена вторая

Утро. Кабинет Знаменского. Знаменский варит кофе, на столе приготовлены три чашки. Входит Томин.

Знаменский. Не место красит человека, друг мой Шурик. Налить?

Томин. Праздный вопрос.

Знаменский наливает две чашки кофе, достает сахар и коробку печенья.

Томин. О, как в лучших домах. (Пьет кофе.)

Входит Кибрит.

Кибрит. До чего вкусно пахнет!

Знаменский. Хозяйничай сама.

Некоторое время они молчат. После бессонной ночи все утомлены.

Знаменский. Вы по-прежнему ждете объяснений?

Томин и Кибрит молчат.

Знаменский (Томину). По-твоему, я просто сминдальничал?

Томин. И по-моему, и по-твоему, и по-чьему угодно. (К Кибрит.) Разве нет?

Кибрит (уклончиво). Момент для допроса был, конечно, выгодный…

Знаменский. Согласен. Можно было использовать его истерику. Нажать, подхлестнуть. Допустим, он бы что-то выложил. По принципу — нате меня, ешьте! И потом что?

Томин. А что потом?

Знаменский. А потом он опомнится…

Телефонный звонок. Знаменский берет трубку.

Знаменский. Да… да… (Томину.) На тренировку пойдем?

Томин. Побойся бога!

Знаменский. Нет, Женя. После дежурства. Почти не спали. (Кладет трубку.)

Кибрит (подсказывает). Силин опомнится, и?..

Знаменский. И поймет, что его нарочно взяли врасплох. Дали, что называется, под дых и воспользовались.

Томин (с вызовом). Ну и поймет. Беды-то?

Кибрит (стараясь их примирить). Пал Палычу с ним дальше работать.

Знаменский. И это тоже. Как работать, если я для него — враг? И главное, мгновенно рождается обобщение: «Ага, все вы сволочи, вам за это деньги платят!»

Томин (фыркает). Приближаемся к твоему любимому тезису: «Следствие — это не только… но и…» А значит, подследственный должен уходить с просветленной душой и с верой в благородство слуг закона!

Знаменский. Зачем так трескуче? Но… пусть он думает о нас с тобой хоть немного иначе, чем раньше. Ты не против?

Томин (колюче). В принципе — совершенно за. В конкретном случае — позволь посмеяться. Твой Силин — не объект для перевоспитания. Знаешь, что это за фрукт?

Знаменский (осторожно). А ты уже знаешь?

Томин. Да. Я только что разговаривал с колонией — пошел по стопам Зинаиды. Силин сел за драку с телесными повреждениями, хулиганство и сопротивление власти. В колонии сошелся с отпетыми рецидивистами, кого-то изувечил, и ему добавили срок. Ничего портретик?

Кибрит вздыхает, с сожалением поглядывает на Знаменского, собирает чашки. Уходит.

Томин. Материалы из колонии обещали сегодня выслать. Получим завтра к вечеру.

Знаменский (некоторое время сидит молча, подпершись кулаком). Но ведь ждала его эта женщина в Днепропетровске. Значит, и он кому-то дорог… (Пауза.) Пошли, Саша, спать…

Томин. Не могу. Надо по меховщикам полазить — пока не прошел слух, что шубки застряли. Кто придумал их украсть, наверняка подготовил рынок сбыта.

Знаменский. Резонно…

Возвращается Кибрит с чистыми чашками, ставит их в шкаф. Следом в комнату заглядывает секретарша, она держит несколько фотографий.

Секретарша. Зинаида Яновна! Вам просили передать. Осторожно, еще влажные.

Кибрит. Спасибо, Танюша. (Берет фотографии.)

Секретарша уходит.

Кибрит (Знаменскому). Следы твоего любимого «москвича».

Знаменский (оживляясь). Ага! Поглядим…

Он раскладывает фотографии на столе, и все трое склоняются над ними.

Знаменский. Сдается мне, что Силин прибыл на склад именно этим видом транспорта. Просто так на этот пустырь приезжать никому не нужно.

Томин. Человек мог элементарно ошибиться. Заехал, смотрит — не туда. Повернул обратно.

Кибрит (осторожно прикасаясь к одной из фотографий мизинцем). Тут машина остановилась. Кто-то вышел и переминался с ноги на ногу.

Томин и Знаменский придвигаются поближе.

Томин. Следочки изящные. Ничего похожего на силинские бутсы.

Знаменский. Но зато я вижу, что вот здесь расстояние от стоящей машины до шлака такое, что рослый человек мог шагнуть прямо из машины на шлак.

Кибрит. А на нем следов не остается. Силин, пожалуй, мог.

Знаменский (к Кибрит). У протекторов шин есть какая-то индивидуальность?

Кибрит. У всего есть индивидуальность, Пал Палыч. Трещинки, ссадины. Но не станешь обходить гаражи с микроскопом и осматривать все шины подряд… Дадите машину — скажу, та ли.

Томин (по своему обыкновению поддразнивает Кибрит). Небогато у тебя сегодня. А что в отношении владельца изящной обуви? Я не говорю — адрес, но хоть год рождения, например. Или: холост, женат. Неужели не можешь?

Кибрит. Томин, поосторожнее! Я тебе еще пригожусь.

Знаменский (улыбаясь). Ну, чувствую, пора расходиться.

Знаменский и Кибрит наводят порядок в кабинете.

Кибрит. Пал Палыч, есть просьба: пусть Силин завяжет несколько узелков.

Томин. Он их уже завязал.

Знаменский. Зачем тебе?

Кибрит. Когда человек завязывает узел, — Томин, это я тебя просвещаю…

Томин. Большое мерси.

Кибрит. …то узел с точки зрения криминалиста нередко индивидуален, почти как почерк. Хочу сравнить те, что он завяжет сейчас, с узлом, который был на мешке с шубами.

Томин. Когда ты с ним встречаешься?

Знаменский. Завтра с самого утра.

Томин. Надеюсь, допрос пройдет в теплой, дружеской атмосфере.

Сцена третья

Следственный кабинет в тюрьме. Знаменский и Силин. Знаменский упорно держится ровного доброжелательного тона. Силин одновременно и усталый и взвинченный, часто срывается на крик.

Силин. Я с вашим братом говорить не нуждаюсь! Посадили — все! Спасибо!

Знаменский. Уймитесь, Силин. Второй час кричите.

Силин. Да об чем еще говорить? Чего надо, я рассказал. Все откровенно.

Знаменский. А что вы такого рассказали? Что залезли ночью на склад? Что взяли три каракулевые шубы? Что оборвали провода сигнализации? В самом деле, редкая откровенность! Если б не признались, я бы ни в жизнь не догадался!

Силин (со злобой). Веселый вы человек, гражданин следователь!

Знаменский. Работа такая… смешная. Вот, скажем, вы. Только-только освободились, знали, что ждет женщина. Нет, двинули в Москву, где у вас ни кола ни двора. Через неделю пробрались в хорошо охраняемый склад. Говорите, в одиночку. Смешно? Смешно. Кто тогда задвижку подпилил? Кто вам рассказал, где проходит сигнализация и где шубы лежат?

Силин. А тут будет один ответ: катитесь вы… и так далее! Ясно?

Знаменский (отмахиваясь). Ясно, ясно… Меня, собственно, не столько занимает ваша кража, сколько ваша жизнь…

Силин (прерывает). Поговорим о жизни, потом десять лет в зубы — и езжай, Силин, лес рубить? Нет уж! Моя жизнь — она моя, вы в нее не суйтесь!

Знаменский. Придется соваться, Силин. Придется. Рассказывали бы вы сами, что да как. Лучше будет.

Силин. А не расскажу — хуже будет? Да? А что будет хуже? Свой срок так и так получу. Хоть буду вам руки лизать, хоть матом обложу — все одинаково.

Знаменский. Не совсем одинаково, Силин. Чистосердечное признание суд очень учитывает. Сами знаете.

Силин. Что я знаю? Что знаю?! (На него снова накатывает блатной гонор.) Ты меня не доводи, а то я такой… В темный подъезд заходить будешь — бога вспомни… Дети есть — пусть дома сидят… Ты понял, ты? (Угрожающе надвигается на Знаменского.)