Всем, — от рядового до генерала, — чьими верными боевыми напарниками «в суровой той войне» были четвероногие солдаты.
В морозный весенний день на воронежский аэродром сел «Дуглас». По спущенной за борт лестнице торопливо спустились два офицера: инженер-капитан Радевич и старший лейтенант Мазовер, рядом с которым невозмутимо шествовал на поводке крупный черный пес, а затем соскочили разом ослепительно рыжая овчарка и девушка-воентехник Дина Волкац. В петлицах ее шинели золотились молоточек и разводной ключ — эмблема инженерных войск. Осмотрелись. Напротив, на крутом берегу, в дымном ореоле остывал город.
Летное поле разминировали, но несколько дней назад здесь подорвался бензозаправщик. Снова начались поисковые работы. Никаких планов и схем минного поля не имелось. Площадь аэродрома за исключением цементной дорожки — сплошное ледяное поле толщиной до десяти сантиметров, пересекаемое проточной ледяной водой. Глубина таких ручейков — до голенищ сапог, под которыми бугрились подорванные саперами куски мин. Мины оставались прошлогодней закладки, и обнаружить их в мерзлой земле сквозь слежавшийся снег не удавалось. Обстановка сложилась нервозная: кто знает, сколько таких сюрпризов прячется по всей территории? Приказом начальника инженерных войск Западного фронта генерал-майора Михаила Петровича Воробьева в Воронеж были срочно отправлены специалисты высшего класса нового вида минноразыскной службы.
Специалистов звали… Гарш и Джульбарс.
— Ерунда какая-то, — ворчали раздраженные бездействием летчики. — Кобель прилетел! Он что, умнее сапера?
Собак-миноискателей готовили, соблюдая строжайшую секретность, и еще широко на фронтах не применяли. И появление четвероногих саперов привело ожидавших вылета в состояние некоторого возбуждения, замешанного на откровенном недоверии к тому, что происходило на летном поле, где московские специалисты уже приступили к делу.
Неторопливо продвигался, размешивая сапогами ледяную кашу, Мазовер. Гарш, сверкающий лаком шерсти, сосредоточенно отмеривал — как положено — зигзаги под пристальным взглядом старшего лейтенанта. Можно было только догадываться, какого колоссального напряжения требует существующая между ними незримая связь: только собака точно знала, где опасность, старший лейтенант по известным ему одному признакам чувствовал и улавливал состояние собаки. Вот дрогнул и ослаб поводок в руках Мазовера… Гарш садится. Уверенно впечатался в ледяную хлябь. Щуп подтвердил — есть! «Умница, Гарш!» И старший лейтенант ставит первую метку: «Мина — здесь». И снова вперед.
Воентехник работала левее, позади Мазовера, соблюдая дистанцию.
Делая пометки в блокноте, за работой собак-миноискателей пристально наблюдал представитель главного военно-инженерного управления капитан Павел Григорьевич Радевич.
На безопасном расстоянии расположились зрители, чье жгучее любопытство вызывала девушка.
— Хотел бы я посмотреть, что эта девчонка со своим псом накопают, — кипятился бортмеханик одного из застрявших экипажей.
«Посмотреть» не разрешили.
Уверенно, со вкусом работал Джульбарс. Челноком ходил пес по широкой полосе. За ним, перехватывая поводок, прямо и неторопливо двигалась девушка. Минут через пять пес задержался на месте, подышал сквозь оледенелые комки снега, принюхался, категорично вильнул хвостом и сел. Сел как влитой, слегка скосив на хозяйку вишневый глаз, прочно держа на мушке носа искомый запах. Вздрагивал на весеннем ветру каштановый чуб воентехника Дины Волкац, когда она прокалывала землю щупом. И вот затрепетал еще один сигнальный флажок: «Мина — здесь!»
— Елки зеленые! Пес-то сработал! — завопил бортмеханик. Парень не утерпел и, забравшись на холмик возле аэродрома, наблюдал в полевой бинокль за происходящим на летном поле.
— Накопал-таки, подлец, — восхищались Джульбарсом только что презиравшие четвероногого сапера летчики.
— Дай глянуть! Дай! — вырывая у товарища бинокль, кричали наперебой набежавшие зрители.
Противотанковая мина ЯМ-5 лежала на глубине сантиметров тридцати в массивном деревянном ящике. Оболочка надежно защищала установку от миноискателя, а мороз берег от щупа. Но такой совершеннейший аппарат, как собачий нос, чихал на все виды упаковок! И в первый же час собаки обнаружили пять мин. Три штуки — рыжий Джульбарс, две — солидный Гарш. Контрольное разминирование продолжалось, но кроме найденных пяти мин типа ЯМ-5 и ТМ-35 дальнейшие поиски результата не дали. Чисто! Извлекать мины из мерзлой земли было невозможно — подорвали. Радевич и Мазовер вылетели в Москву этим же «Дугласом». Воентехнику Волкац надлежало возвращаться поездом. Летчики пригласили ее «погреться, покушать на дорожку. И для собачки найдется». Дина с наслаждением уписывала кашу, щедро сдобренную тушенкой, а под лавкой посапывал сытый Джульбарс. От влажной шерсти «собачки» поднимался едва видимый пар, и в этот уютный меховой коврик Дина пристроила босые ноги, портянки и сапожки сушились на печке. По-детски розовые ступни, над которыми болтались завязки от кальсон, выскочившие из-под ватных брюк, выглядели так беззащитно, что у повара образовался комок в горле.
— Ты сама-то откуда, дочка?
— Из Харькова, — улыбнулась Дина, запивая кашу сладким горячим чаем. — Вкусно как!
— На фронт, наверное, пошлют, — посочувствовал кормилец.
— Так я третий год воюю, — успокоила его девушка. — С лета сорок первого.
Ее и Джульбарса с превеликим уважением торжественно проводили до вагона. Возвращались без комфорта, в тесной теплушке товарняка, набитой людьми от пола до потолка. Урвав местечко на нижних нарах, Дина берегла лапы и хвост Джульбарса от множества ног. Обхватила его теплую спину, пытаясь согреться. Так они и ехали до самой Москвы: Джульбарс дремал, время от времени вздрагивая всем телом, Дина безуспешно старалась последовать его примеру. Сна не получалось: жестоко ныла отмеченная на Южном фронте спина.
Она покрутилась с боку на бок, поправила впившийся в бедро именной «Коровин» (награда «за отличное выполнение боевого задания по подготовке собак-истребителей танков»). Тщетно. Боль грызла позвоночник, лезла по ребрам, и хотелось скрежетать зубами… совсем как тогда, в чаду отступления под беспощадным солнцем Барвенково и Белой Калитвы. Когда в избытке имелась взрывчатка, но совсем не было собак. И почти не осталось людей… Поглаживая упругую шерсть Джульбарса, Дина закрыла глаза и, забывшись, оказалась далеко-далеко… Там, где не пахнет порохом и кровью, а мир наполнен густым одуряющим ароматом сирени.
Лейтенант Одесский с любопытством рассматривал миниатюрное создание в ситцевом платьице и вязаной кофточке с разноцветными бомбошками. Девочка тряхнула копной каштановых кудряшек и заявила:
— Мы с Негроном пришли на вашу площадку учиться. Вы не сомневайтесь, он способный. Очень.
Она ласково потрепала по холке огромного пса. Негрон внимательно следил за диалогом хозяйки и незнакомца в военной форме. Последний мучительно соображал, как выкрутиться из неординарной ситуации. В группу любителей-собаководов, с которой собирался начать занятия лейтенант Ермолай Васильевич Одесский (командированный в Харьков окружной школой-питомником военного собаководства), записались в основном мужчины. Причем самый младший учился в девятом классе. И вдруг эта пигалица. Но с какой собакой! «У нее немецкая овчарка!» — восторженно галдели ребята. Еще бы! Роскошный годовалый Негрон эффектно смотрелся в компании будущих четвероногих связистов. Эрдели, лайки, несколько метисов-овчарок, доберман и беспородные собаки-дворяне вместе со своими хозяевами желали овладеть замечательной и такой нужной профессией. Ребята искренне восхищались породистым кобелем. Завидовали? Упаси бог. Да разбуди ночью любого из них, и получишь ответ: «Моя собака самая умная, самая красивая! И точка!»
