Вспомнилась одна старая история…
История совершенно реальная, но при том — абсолютно фантастическая. Случается с делами минувших дней такое — разумом понимаешь: да, да, было, и документы в архивах остались, и свидетельства очевидцев, и статьи на пожелтевших, хрупких страницах старых газет… И все равно — фантастика. Не бывает.
Вот и эта история — самая настоящая НФ. Твердая. Твердокаменная, как большевик старой ленинской гвардии. Сравнение неслучайное — как раз с пламенной речи большевика-ленинца всё и началось.
Звали пламенного партийца Николаем Ивановичем Бухариным. Фигура широко известная и масштабная: член ЦК, человек из ближайшего окружения Ленина, главный редактор «Правды» — газеты номер один на шестой части суши. «Любимец партии», — так характеризовал его Владимир Ильич. «Бухарчик», — ласково вторил Иосиф Виссарионович.
При всей своей твердокаменности был Николай Иванович весьма увлекающимся человеком. С богатой фантазией. И порой его заносило далеко в сторону от генерального партийного курса. Кончилось это в конце концов плачевно… Но не будем забегать вперед — весной 1923 года любимец партии находился на вершине власти и в зените славы: портреты висели повсюду, школы, улицы и пароходы называли его именем, и даже, по слухам, собирались переименовать в честь Бухарина город Ростов — не тот, что на Дону, а тот, что Великий…
Свою знаменитую речь Бухарин произнес на всесоюзном расширенном совещании партийного актива. Выступали и другие вожди, но те больше про мировую революцию: глава Коминтерна Зиновьев доложил про революционную ситуацию в Англии, нарком Троцкий вновь поклялся омыть копыта красных коней в водах Атлантики… А Бухарчик о нашем, о родном: о промышленности и сельском хозяйстве.
Помните, у Ильфа и Петрова: «Стальной конь придет на смену крестьянской лошадке!» — оттуда, из той речи, долго гуляла по стране крылатая фраза, в тридцатые став анонимной — поминать вслух имя ее автора стало небезопасно. Очень увлекла в то время Николая Ивановича проблема тракторостроения… И в ударе явно был он в тот вечер. Перспективы нарисовал фантастичнейшие: сто тысяч железных коней пашут бескрайние поля (ну и боронят, сеют, жнут, разумеется, — при помощи соответствующего навесного и прицепного оборудования). А трудовое крестьянство, освободившись от изнуряющего труда, обогащается и материально, и духовно, — знаниями, культурой, передовыми идеями марксизма, — и становится вровень с самым развитым классом, с пролетариями. Идиллия, одним словом. Четвертый сон Веры Павловны.
Неизвестно, присутствовал ли первый секретарь Кичкасского уездкома ВКП(б) Титов на расширенном совещании — как раз таких и собирали, районного уровня партбоссов, но всех, естественно, в один зал вместить не смогли. Может, и не присутствовал, а прочел бухаринскую речь в «Правде». Но, так или иначе, с ней ознакомился. И воспринял фантазии любимца партии как руководство к действиям. Немедленным и активным.
Последствия оказались самые фантастические…
А теперь отвлечемся на время от больших и малых партийцев. Поговорим о ней, о любимой нашей фантастике.
Недаром говорится, что хорошая литература — всегда о людях. Фантастика не исключение, даже самая ортодоксально-научная. О людях — не о технике, раздвигающей горизонты до галактических пределов. Причина проста: в основе любого сюжета лежит конфликт (неважно, внешний или внутренний, имеющий место лишь в душе персонажа). А из столкновения научных и технических идей много сюжетов не начерпаешь. Например: Жюль Верн, патриарх НФ, выжал-таки один роман — «Робур-Завоеватель» — из многолетней распри сторонников двух технических концепций, двух подходов к завоеванию воздушного океана: на аппаратах легче или тяжелее воздуха надлежит это делать? Один роман. На большее плодотворной идеи не хватило… Для сравнения: сюжеты скольких книг основаны на конфликте поколений? Или на конфликте мужчины и женщины?
Однако в правилах случаются исключения — некий технический конфликт служил и исправно служит писателям-фантастам, и даже два направления в фантастике произрастают из него… Ну, может и не конфликт, но весьма серьезное противоречие.
Противоречие между научной идеей или техническим изобретением — и материальной базой для их воплощения.
Помните бесподобный эпизод у Гаррисона?
«Кто-то вошел в дверь, и я сжался, приготовившись к схватке. Это оказался всего лишь робот, но производивший такой лязг и грохот, что впору было испугаться. Князь приказал этому чудищу принести выпивку, и, когда тот повернулся, я увидел, что сзади у него торчит труба. В воздухе явственно чувствовался резкий запах угольного дыма.
— Этот робот что, работает на угле? — хихикнул я.
— Да, — сказал князь.
Я вытаращил глаза на извергаемые клубы дыма и следы ржавчины и угольной пыли на корпусе…»
