Михаил Колосов

www.kolosow.com




Мой ребёнок от тебя





Глава 1


– В конце концов, я мужчина!

Действительно мужчина, очень солидный и весьма привлекательный в светлом дорогом пальто сидит прямо на низеньком бетонном бордюрчике, отделяющем жиденькую газонную травку от пешеходной зоны. Пьяный наверняка. Прохожие, в основном, не замечают его, делают вид, что не замечают. Вечером на одной из центральных улиц Москвы светло как днём, и людно как днём. Кое-кто глазеет, на ходу повернув голову, пока не потеряет из виду этого чудно́го дядечку. Другие останавливаются маленькими группками на приличном расстоянии, кто-то молчит, кто-то отпускает обыкновенные для такого случая комментарии.

Ната тоже издалека его заметила, и она бы прошла мимо, если бы не… Мужчина размахнулся и со всей силой бросил что-то в толпу. Ната почувствовала тупой удар в области живота, не очень болезненный. Она мгновенно, бездумно вовсе, прижала к себе руки, и в них оказался мобильник. Очень дорогой. Айфон, кажется, или айпод. У Наты нет такого, она не разбирается. Если бы не поймала – разбился бы вдребезги об асфальт. А мужчина выкрикивает со всё большим надрывом, обращаясь явно не к присутствующим:

– Вот так! Понятно? И не собираюсь ждать у окошка сутки напролёт! Это мне́ должно быть некогда! Понятно?

В общем, всем, кто его сейчас слышал, было понятно, только вряд ли именно то, что в действительности переживает этот бедняга.

Наташа робко приблизилась (а что оставалось делать?), протянула ему телефон, при этом чувствуя себя ужасно неловко. Залепетала, смущаясь как девочка:

– Вот. Не разбился. В меня попал.

Мужчина взглянул на неё снизу вверх, как будто вдруг очнулся. Протрезвел мгновенно, или всё-таки не был пьяным?

– Благодарю вас. Сильно зашиб? Извините.

– Нет. Ничего. Вроде бы, плашмя ударил, не углом, чудо, что я его подхватить успела.

Несколько времени они молча смотрели в глаза друг другу. Ната уже собралась уйти, когда он попросил:

– Помоги подняться мне.

– Давайте.

– Извини, что так… нет, нет, ты просто встань покрепче, а я на тебя обопрусь.

– Вам нехорошо?

– Да, подруга, паршиво.

– Может быть, врача вызвать?

Он сардонически рассмеялся, спиртным пахнуло всё-таки.

– Если только психиатра.

Они пошли потихоньку рядом. Окружающие пялились всё меньше и меньше. В конце концов, Ната и её нечаянный спутник совершенно слились с общим людским потоком.

– Я из семьи ушёл, понимаешь? Думал, любовь настоящая, единственная на всю жизнь, ради которой можно всё бросить. Да что там семья – с женой уже давно не ладили, дети не мои, так и так ушёл бы рано или поздно. Но я бизнес сюда перевёл из Лондона, идиот. – Ната совсем притихла, обескураженная таким потоком откровенности. – До абсурда доходит. Позабыт-позаброшен. Разве я не понимаю, что значит жить своим делом, гореть на работе и тому подобное, но когда… – Он осекся. – Слушай, пошли, посидим где-нибудь? Я на сегодня мужчина свободный. И вообще, может быть, насовсем освобожусь. Ты, я понимаю, тоже не замужем.

– Так очевидно?

– Извини, но да, видно по тебе.


***

Будильник прозвенел в шесть часов. Я не думала, что люди подобные Виктору, встают в такую рань. Он пошевелился, дотронулся до меня, промямлил сонно:

– Ты дома?

Я поняла, что это не ко мне относится и промолчала.

– Дуешься? – Немного более твердо продолжил Виктор. И тут он очнулся, от того ли, что провёл рукой по моему бедру и распознал подмену, или просто, вспомнив вечерние события. Он вздохнул, не скрывая разочарования. Красноречивый вздох этот ясно говорил: «А, это ты. Я забыл совсем. Дорого дал бы, если б на твоём месте сейчас оказалась та, кого я люблю». Я не менее красноречиво (надеюсь) встала, собрала свои вещи в охапку и отправилась в ванную.

Вот всё и кончено. Или наоборот? Тут всё и началось? Теперь я не девственница. Не старая дева больше. Хихикнула нервно. Больше не дева? Больше не старая? Конечно, нелепость в тридцать семь лет впервые познать мужчину.

Он после этого сразу отрубился. А мне пришлось себя заставлять; отгонять навязчивые мысли, сомнения, сожаления. Видимо получилось, раз будильник прервал мой сон. Тот самый из обычного набора. Их три всего, тех, что снятся постоянно, известны наизусть и изредка одаривают небольшими вариациями. Сегодня снилось, что пышно празднуют юбилей, день рождения маминой подруги. Меня приглашают присоединиться к группе танцующих. Вопреки натуре своей, соглашаюсь. Танец очень странный, но фигуры несложные и мне легко удаётся подстроиться. В процессе все разбиваются на пары, мне достаётся незнакомая пожилая женщина; и вдруг она точно ушат воды на голову мне выливает – заявляет безапелляционно: по изгибу спины, только что мною продемонстрированному, сразу можно догадаться, что я… Конечно же, во сне я понимаю её с полуслова, я – ещё девственница. Начинаю оправдываться. Она моё смущение принимает как должное. Плясать мы прекращаем, так как в моём состоянии это ж просто неприлично. Начинается задушевный разговор. Новая подруга судит и рядит, как помочь несчастью, способы предлагая самые невероятные, естественно, это ж сон. Потом мы вместе едем куда-то на автобусе. На моём, которым я ежедневно на-работу-с-работы добираюсь. А тётечка пожилая трансформировалась уже. В того молодого доктора, что все мои мысли занимает в последнее время. Милый мальчик! Солнышко моё! Ангельчик! Душечка моя. Ох, опять я сбилась на устаревшие выражения. Признаюсь, душещипательная, сентиментальная литература XIX века – моя слабость. Не могу отказать себе в удовольствии поплакать над прозой Пушкина. Над Достоевским, или тем же Станюковичем. Последний, кстати, не пощадил таких как я, под орех разделал. Есть, сообщает он читателю, незамужние девицы в возрасте между тридцатью и сорока, которые никак на взаимную любовь претендовать не могут. И, дескать, склонны они к болезненной любви, полуматеринской, полубезумной к молодым мужчинам. Вот носится в одном рассказе одна такая со своим молоденьким родственником, как с писаной торбой, млеет от его взглядов и случайных прикосновений, а он её бессовестно использует в своих корыстных целях. В общем, так всё преподносится, что ничего кроме гадливости к девам этим читатель не может испытать. А я, выходит, живое воплощение литературного образа. Современный вариант. Неприятно сознавать, но факт налицо. Минуточку, господа хорошие! Теперь ведь всё иначе может повернуться. Даром, что ли, я пережила эту не слишком приятную и даже унизительную «процедуру». Изменений особых не чувствуется ни в самоощущении ни в образе мыслей, но, может быть, не сразу. Вдруг, постепенно сползёт с меня синий чулок, и силы появятся изменить что-то в жизни, прямо скажем, неудачной.

Освежившись под душем, я преодолела природную брезгливость, изо всех сил стараясь не принюхиваться, тщательно обтёрлась несвежим банным полотенцем – другого не нашлось. Потом оделась полностью, там же, в ванной. Подумала немного, выдавила на палец зубную пасту, сымитировала чистку зубов. Заодно приготовила прощальную речь. Вышла, набрав в грудь побольше воздуху, но говорить не пришлось ничего – мой соблазнитель громко храпит. Ну, это и к лучшему. Если с замком справлюсь, то вполне удобно уйти по-английски. Где нахожусь, и как отсюда до работы добраться, я ещё вчера прикинула. Парадоксально рано сработавший будильник и краткие сборы освобождают массу времени. При желании я и позавтракать успею, в каком-нибудь «Макдоналдсе» по дороге, а можно и домой заехать, переодеться. Желания вот только нет. Вообще настроение так себе, даже подташнивает. Надо бы маме позвонить. Но тоже не хочется. Да она и спит ещё, наверное. Со смертью отца это связано, или просто с возрастом появилась у неё привычка вставать очень рано, почти среди ночи, в четыре, пять часов, хлопотать по дому, а утром, попозже, ложиться досыпать. Скорее всего, она спит. А то бы сама уже давно позвонила. Как же, ведь Наточка дома не ночевала. Я уж не помню, когда в последний раз оставалась на ночь у кого-нибудь из знакомых. Это и понятно – у всех теперь свои семьи, своя взрослая жизнь. Я одна задержалась в девичестве. Живя в родительском доме, соблюдая по привычке те же ритуалы, что и в юности, совсем не чувствуешь себя взрослой. Наоборот – чем старше становлюсь, тем больше в зависимость от матери попадаю. На какое-то время мне довольно изящно удалось вырваться из плена гиперопеки. Помог медицинский колледж. Мне едва пятнадцать исполнилось, когда я туда поступила. В то время и речи быть не могло не то что о ночёвках вне дома, но и о поздних прогулках, одиноких поездках на другой конец города и прочих проявлениях самостоятельности. Родители меня, единственную дочку, из-под своего надзора ни на шаг не отпускали. И так, уверена, продолжалось бы до сих пор, если бы на втором курсе не началась медицинская практика с её ночными дежурствами. Такая причина отсутствия дома вызвала родительское уважение и полное приятие. Они и слова поперёк не сказали, я даже удивилась. А потом и они привыкли, и я, не будь дурой, стала пользоваться сперва роскошным этим предлогом, а там уж и их привычкой. Все убедились, что «ночные похождения» никак на мне не отражаются. Да и что там за похождения-то были – походы на рок-концерты, прогулки до утра, кухонные посиделки под гитару, никакого криминала. Настолько всё невинно, что вот, до сих пор умудрилась в девках остаться. Вообще, то время, учёбы в коллеже, я с большой теплотой вспоминаю. Это лучшее время всей моей жизни. Не детство, а именно та, ранняя юность. Новые друзья, невероятная свобода, новые возможности, безграничная жизненная перспектива. Теперь, по прошествии времени ясно, что надежды были ложными, перспективы не реализованы, и вообще иллюзии развеялись довольно быстро.

В колледже учили нас прекрасно. Все преподаватели – специалисты высшего класса. И влюблена я была в медицину безумно. Многие советовали готовиться в институт, учиться дальше, на врача. Но я категорически заявляла, что хочу быть именно медсестрой. Что средний медработник к больному ближе, и все назначения именно медсестра выполняет, стало быть, она и лечит. На распределении попросилась в реанимацию, как казалось, на самую что ни на есть передовую. Но проработать по специальности, которую я так любила, мне пришлось чуть больше года, всего-навсего. Тяжело заболел отец. Мама настояла на том, чтобы я оставила работу и полностью посвятила себя уходу за ним. Дескать, не зря же они растили меня, учили. Я почти не сопротивлялась. Откровенно говоря, в течении года, самого первого года моей настоящей работы постепенно пришло разочарование. На новом месте приняли меня отнюдь не дружелюбно. Что явилось неприятным сюрпризом. Во время учебной практики нас так лелеяли и опекали, а тут на тебе. К новым коллегам, оказалось, гораздо хуже относятся, чем к практиканткам. Да я и сама, вместо того, чтобы проявить себя, утвердиться как-то – сробела, закрылась внутренне, сделалась нелюдимой, угрюмой и диковатой. Коллеги в свою очередь поняли так, что правильно себя повели и продолжили в том же духе. Под конец своей короткой карьеры я часто стала возвращаться домой в слезах. В общем, так сложилось, с работы я ушла. Папа восемь лет проболел. Всё это время я была его неотлучной персональной сиделкой. Мама всегда подбадривала меня словами типа «считай, это твоя частная практика». По окончании «частной практики» оказалось, что диплом медсестры уже недействителен – стаж потерян. Памятуя о своём неудачном дебюте, я не особенно расстроилась, закончила бухгалтерские курсы… О господи! Чуть остановку не проехала. Хорошо хоть вовремя опомнилась. А то, как раз, вот эти две станции так устроены – чтобы в обратную сторону ехать, нужно на другую платформу по лестнице перебираться. Эх, молодость, молодость. Ни к чему все эти воспоминания. Время вспять не повернёшь. Ненаглядный мой! Увижу ли тебя сегодня? Сердце замирает от одной только мысли. Никогда я раньше не была влюблена, даже благословенная юность обошлась без этого. Просто думала, что не способна. Думала ещё, что чувства эти, в фильмах и романах изображённые – легенда, идеальное представление о том, как могло бы быть. В первый раз, когда он мимо прошёл, и всё внутри у меня словно перевернулось, испугалась прямо до ужаса. Не думать, не думать о нём приказывала себе. Потом, как будто от себя самой скрываясь, потихоньку стала предаваться сладким грёзам о милом мальчике. Теперь же думаю о нём постоянно. И больно мне и сладко от этих мыслей. Разумеется, на взаимность даже не надеюсь – Станюкович ведь нам всё разъяснил, да и вообще не тот случай.

До работы добралась слишком рано. Нужно было всё-таки позавтракать. К несчастью, к счастью ли, я не курю, не завела такой привычки, вернее вовремя от неё отказалась. А то, по модному нынче выражению, стояла бы сейчас, нервно курила в сторонке возле проходной. Ненавижу эту работу, прямо ноги туда не несут. Если бы не глупая влюблённость моя… Как там у Кузмина? «Когда тебя в первый раз я встретил, не помнит бедная память»? Да, что-то в этом роде. Моя же бедная память помнит всё. Каждый жест его, каждый взгляд, пусть и не на меня направленный, каждое мимическое движение. В тот самый первый раз я умирала от скуки, казнила себя за дурацкий романтизм. За то, что так до сих пор не научилась ни сама приспосабливаться к обстоятельствам, ни обстоятельства под себя приспосабливать. И всё ошибки, ошибки. Одна нелепей другой. Снова думала о том, что лучше бы осталась в бухгалтерии. Я, ведь, бухгалтерским делом спервоначалу увлеклась не меньше, чем медициной. И программы компьютерные понравилось изучать и в документации разбираться, и результата добиваться приятно было. Как сотрудника меня ценили, но не сдружилась ни с кем; в привычку уже вошла диковатость. Приходила домой, читала для отдыха, телевизор смотрела и вполне была довольна своей тихой бесцветной жизнью. Медицинские сериалы сбили меня с панталыку. Ностальгия стала одолевать. Как-то странно казалось, неправильно, что не вышло из меня медички. Всё чаще и навязчивей посещала мысль о возвращении в первую свою профессию. Я стала ездить по больницам, заходить в отделы кадров и к главным медсёстрам со старым своим дипломом и с одним вопросом: нельзя ли мне как-то восстановиться. Везде отвечали, что помочь ничем не могут. И я уже почти смирилась, когда одна знакомая посоветовала в частную клинику обратиться, там не так, мол, строго. Потом-то выяснилось, что она имела в виду какую-нибудь мелкую полулегальную лавочку, а я её не поняла, и, услыхав по радио рекламу нового онкологического центра, суперсовременного филиала заграничной клиники, отправилась прямиком туда.

– Вы знаете, – сказал мне менеджер по кадрам, – с вашей подготовкой вы идеально подходите на должность медицинского регистратора, вакансии бухгалтера у нас сейчас нет, медсестрой я вас без стажа взять не могу, а в регистратуру, пожалуйста. С базами данных вы работать умеете, с пациентами тоже общий язык найдете, вот самое для вас подходящее место. Поработайте годика два, проявите себя, там, глядишь, мы пошлём вас на курсы за счёт фирмы, восстановите сестринскую специальность, если захотите. А, может быть, вам и администратором понравится. Ну, что? Согласны?