Из энциклопедического словаря.
Изд. Брокгауза и Ефрона.
Т. ХХХХII. СПб.. 1894
лег Иванович — великий князь рязанский с 1350 г., сын великого князя Ивана Александровича. В первый раз летопись упоминает об Олеге 22 июля 1352 г., когда рязанцы ворвались в московские пределы и захватили город Лопасню; «князь же их Олег Иванович тогда был ещё млад». Лопасня осталась за Рязанью. В следующие годы в Москве начинается какое-то брожение; часть бояр переезжает в Рязань, что обострило отношения между княжествами. В 1358 г. из Орды явился в Рязань царевич Мамат-Хожа для разграничения между Москвой и Рязанью и много грабил там; московский князь всё-таки заподозрил, что он действует в пользу Олега, и не пустил его на московские земли. В 1365 г. ханский князь Тагай разграбил Рязанскую землю, но Олег настиг его в урочище Войнов, разбил наголову и отнял всё награбленное. В1371 г. великий князь московский Дмитрий Иванович предпринял поход на Рязань. Причина этого похода неизвестна. Олег был разбит и бежал; Дмитрий захватил в свои руки Рязань и отдал её Владимиру Пронскому, но зимой того же 1371 г. Олег при помощи татарского мурзы Салахмира вновь захватил Рязань в свои руки. Осенью 1377 г. царевич Арапша взял Переяславль; Олег едва избежал плена. В следующем году татары были разбиты рязанцами при помощи москвитян на берегах р. Вожжи, а в 1379 г. явился Мамай и так опустошил Рязанскую землю, что, по словам летописца, её приходилось вновь населять. Это повлияло, вероятно, на образ действий Олега во время Куликовской битвы: он вошёл в сношение с Мамаем, обещая давать ему такой выход, какой рязанские князья давали при хане Узбеке, а также присоединить свои войска к войскам татарским. С союзником Мамая, князем литовским Ягайлой, Олег заключил формальный договор; но ни Ягайло, ни Олег в Куликовской битве не участвовали. Когда московские войска после победы возвращались домой и проходили через рязанские пределы, рязанцы напали на них и разграбили. Дмитрий Московский хотел было идти походом на Олега, но оказалось, что он не виноват, так как в то время был на литовской границе, В 1381 г. Олег заключил с московским князем договор: Олег считается по отношению к последнему младшим братом и в старшинстве приравнивается к Владимиру Андреевичу Храброму; определены границы между Москвой и Рязанью, причём Талица, Выползов и Токасов отошли к Москве; Олег не должен вступаться в Мещеру, которую великий князь московский приобрёл по купле; места, отнятые у татар, остаются за теми, кто их отнял; Олег должен сложить крестное целование литовскому князю и действовать по отношению к Литве заодно с великим князем московским; для разбора дел назначается суд смесный, а в случае разногласия смесных судей — третейский. Договор этот был нарушен Олегом уже в 1382 г. Желая избавить Рязанскую землю от разорения Тохтамыша, шедшего на великого князя московского, Олег стал на сторону татар, обвёл их вокруг Рязанской земли и указал брод на Оке. На обратном пути татары всё-таки опустошили Рязанскую землю; для наказания Олега предпринял поход и Дмитрий Донской. Московские войска, по словам летописца, «землю ему пусту сотвориша», так что Олег «пущи бысть и татарския рати». В 1385 г. Олег напал на Коломну и стал одерживать верх над москвитянами, опустошая московские пределы. Дмитрий завёл переговоры с Олегом о мире, но мир был заключён только в 1386 г., при посредстве Сергия Радонежского, а в 1387 г. сын Олега, Фёдор, женился на дочери Дмитрия, Софье. После этого внимание Олега всецело сосредоточивается на татарах и Литве. Олег отправил в Орду заложником сына своего Родослава, но тот в 1387 г. бежал оттуда; следствием этого бегства было нашествие татар на Рязань и Любутск, во время которого сам Олег едва не попал в плен. Нашествия татар повторялись без видимых причин и в следующие годы. В 1394 г. татары были разбиты Олегом. В 1396-1398 гг. то Олег ходил на Литву, то Витовт — на Рязанскую землю. В 1401 г. Олег предпринял поход на Смоленск и посадил там Юрия Святославича, женатого на дочери Олега; затем отправился в Литву и с большой добычей возвратился домой. Умер в 1402 г.
— 
лядите, ещё один боярин скачет! — прозвучал звонкий мальчишеский голос.
Трое подростков лет двенадцати-тринадцати, сгрудившихся на смотровой площадке затейливой сторожевой башенки княжеского терема, прильнули к перилам.
Отсюда, с самой высокой точки детинца, открывался дивный вид на стольный город рязанских князей, Переяславль Рязанский[1], утопающий в молодой весенней зелена заокские дали, подернутые дымкой утреннего тумана, и на синеющие у самого окоёма непроходимые, бескрайние леса.
Но мальчиков волновала не красота утреннего города. Они не сводили глаз с дороги, ведущей к воротам детинца.
— А вон и ещё один! — вновь сообщил синеглазый Васята товарищам, словно они и сами не видели подъезжающего к воротам боярина с дружинниками и холопами.
— Воевода Дебрянич, — сказал второй мальчик, русоголовый, с выцветшими вихрами над высоким лбом, кареглазый и чернобровый. Звали его причудливо — Епифан, да только ещё в раннем детстве друзья переиначили трудное имя в простое — Епишка. Он оглянулся на молчавшего Олега. Тот был повыше ростом, такой же русоголовый, в такой же льняной рубашке, что и Васята с Епишкой, отличали его лишь строгие зелёные глаза под разлетающимися не по-мальчишески густыми бровями. Видно, хоть и мальчик, но уже князь!
— И ещё двое едут! — продолжил Васята. — Почитай, вся дума собралась.
— То-то и оно, что вся дума. А меня не оповестили, — заметил Олег ломким голосом. — Сбегай-ка, взгляни, где собираются бояре. Уж не в думной ли палате?
— Почему чуть что — я? — недовольно спросил Васята. — Пусть Епишка сбегает. У него отец дворский, ему сподручнее.
— И вправду, сходи ты, Епишка, — согласился Олег.
На этот раз повеление юного князя звучало просительно. С Епишкой у него сложились странные отношения: верховодил один — князь, а придумывал затеи другой.
Епишка отлепился от перил и, бросив последний взгляд на опустевшую дорогу, побежал вниз, по извилистым лесенкам и переходам, ведущим к большой думной палате.
Олег, прижавшись спиной к бревенчатой стене башенки, задумался.
Совсем недавно, ранней весной 1350 года, после смерти отца, князя Ивана Александровича Рязанского, человека тихого, мирного, он был торжественно, под звон колоколов и при великом стечении народа возведён на отчий великокняжеский стол[2]. В полном согласии с предсмертной волей отца. И все удельные князья, великие бояре, ближние бояре, городские бояре, дружинники целовали крест на верность.
По малолетству Олега бразды правления должна была бы взять в свои руки его мать, княгиня Евдокия. Но не взяла, вернее, не сумела — по слабости характера и приверженности к долгим поездкам на богомолье по святым местам, которых было много не только в Рязанской земле, но и в других землях Северной Руси.
Известный ещё древним феномен: власть долго не может оставаться ничьей, — подтвердил себя и на этот раз. Власть в княжестве оказалась в руках нескольких великих бояр во главе с тысяцким Микуличем и дворским Коревым.
Сразу после смерти отца Олег об этом не задумывался — всё время проводил с двумя друзьями детства, постепенно изживая великое горе утраты. Учился, постигал воинское умение на бронном дворе, ездил на рыбалку — и ночью с острогой, и днём с бреднем.
Но тут в соседней Москве умер великий князь Симеон Гордый. Рязанцы, воспользовавшись удобным случаем, захватили московский городок Лопасню, когда-то принадлежавший Рязани, а наместника московского пленили. Правда, его скоро выпустили за солидный выкуп, но городок держали крепко. Впрочем, Москве было не до пограничных дел. На престол сел брат Симеона, Иван Иванович, по прозвищу Кроткий. По заведённому ещё с Батыевых времён порядку надлежало ему теперь ехать в Сарай, столицу Золотой Орды, за ярлыком на великое княжение. И тут вся разросшаяся семья Залесских Рюриковичей вдруг заволновалась: по сложным и запутанным расчётам права на великий престол были не только у Ивана, но и у многих других князей — суздальских, владимирских, даже нижегородских. Ибо лествичные расклады были запутаны, а спрямить их могло лишь серебро, умело розданное в Золотой Орде.
Обгоняя Ивана Ивановича, суздальский князь первым ринулся в Сарай на поклон к хану Джанибеку.
За ним поспешили другие.
Среди рязанских верхних бояр пошли разговоры, что не мешало бы и дальше продвинуться вглубь земель соседа, пока идёт в Залесье усобица.
Присоединение Лопасни Олега обрадовало. Но боярское своеволие, то, как нагло они отстранили его даже от видимого участия в принятии важных решений, вначале смутно, а потом всё сильнее и отчётливее стало раздражать.
И вот теперь, без его ведома, в отсутствие матушки, собирается дума.
«Обнаглели бояре, — проносилось в голове юного князя. — Был бы жив отец... Хотя что отец? Именно он, добрый, мягкий, сговорчивый, и разбаловал бояр, ибо полагал главным делом своим укрепить сторожи — заставы на дальних южных и юго-восточных границах наших земель, чтобы своевременно узнавали в городах о приближении извечных врагов из Дикого поля».
Заскрипела лестница, и появился Епишка.
— Ну? — нетерпеливо спросил Олег.
— Спорят — ударить ли сейчас, пока соседи без князя...
— Это понятно, — перебил Олег. — Где спорят?
— В думной палате. Князь Милославский на столе сидит. Вроде он думу правит.
— Где сидит? — Зелёные глаза Олега полыхнули недетским гневом.
— На столе, — повторил Епишка еле слышно. Он почувствовал вину своего отца, дворского Кореева, допустившего такое.
— Старый сыч! Ведь первым из удельных князей отцу крест целовал, что не станет искать подо мною рязанского стола! — Олег некоторое время смотрел невидящими глазами на чёрные крыши домов, толпящихся у подножья детинца, потом решительно шагнул к лестнице.
