Издательство ЦК ЛКСМУ «МОЛОДЬ»
Київ, 1965 - серия "Компас" (Подорожi. Пригодии. Фантастика)
Началось все с того, что ко мне прибыл посыльный и доложил:
— Товарищ лейтенант! Вас вызывает заместитель командира по политчасти.
Я надел фуражку и вышел из боевого отсека артиллерийской башни: в каюту Скосырева можно было попасть только через верхнюю палубу.
Поднявшись наверх, я увидел штурмана, который сообщил, что до базы осталось миль сорок. Я посмотрел вперед. Берега видно не было, но уже чувствовалось, что он где-то рядом. Над кормой, словно зонтики, висели чайки, а в воде плавали сломанные ветки и даже вырванные с корнем деревья: накануне в этом районе бушевал шторм, но к утру распогодилось, пронизывающий ветер стих, небо очистилось, и только на горизонте кучерявились жиденькие облачка.
Я вошел в коридор, в котором располагались каюты старшего помощника и заместителя командира по политчасти.
Скосырев сидел за письменным столом и листал подшивку «Красной звезды».
— По вашему приказанию прибыл!
— А-а, лейтенант Шпилевой. Садитесь. — Заместитель командира посмотрел на меня и, кивнув головой на кресло, продолжил листать подшивку.
Бывать в этой каюте мне приходилось довольно часто, но каждое ее посещение оставляло приятное впечатление, поскольку я, как и все члены нашего экипажа, любил Скосырева. Человек он был умный, многое в жизни повидавший, потому слушать его было интересно. Во время войны Скосырев трижды тонул в море, раз десять высаживался с десантом под Одессой, Феодосией, на Эльтигене и еще одном клочке земли, именуемом мысом Любви. Именно на этом мысе его и ранили в лицо, о чем до сих пор напоминали розовые рубцы шрамов, прорезавшие его лоб и щеку. Когда Скосырев шутил: «Любовь — не вздохи на скамейке...» — мы понимали, что он имел в виду.
Просмотрев газеты, Скосырев спросил:
— Скажите, вам известно что-нибудь о подвиге Матвея Петрищева?
Я слышал эту фамилию, но в связи с чем — не помнил.
— Адмирал Чижов, — продолжал Скосырев, — в своих мемуарах писал, что Матвей Петрищев, находясь в Волногорске, совершил героический поступок. Надо бы, чтобы о нем узнали и в нашей части, ведь события происходили недалеко от нас.
— Насколько я знаю, до войны Волногорск был небольшим прибрежным городком. В его окрестностях не происходило никаких существенных боев, направления главных ударов пролегали километров за двести-триста от него. Какой же подвиг здесь можно было совершить?
Скосырев посмотрел на меня и медленно зажег сигарету. Когда он наклонился к пепельнице, глубокие морщины на его лице и седина на висках стали заметнее.
— Как ошибаются те, кто думает, что для подвига нужны особые условия, — тихо проговорил он. Потом снова взглянул на меня, и я увидел по-юношески молодые, задорные глаза. — В то время героизм проявляли везде: и в больших сражениях, и глубоком тылу. Да неважно где! Главное, чтобы мы не забывали героев. Мы, живые… — Скосырев замолчал. Его взгляд устремился куда-то вдаль, и было видно, что он вспомнил боевых товарищей, с которыми ходил когда-то в разведку, атаки, мерз в окопах... и которых уже не было на свете.
— Мы, живые, просто не имеем права забывать о них. В этом наш долг. И потом, все это очень важно для будущих поколений.
Я присоединился к его мнению.
— Вот и хорошо, что вы меня понимаете. Итак, вам нужно собрать материал о Матвее Петрищеве и выступить с докладом перед личным составом. К сожалению, материала очень мало, но его нужно собрать, а для этого следует проявить настойчивость и инициативу. Думаю, они у вас есть.
Эти слова приятно пощекотали мое самолюбие, но само задание породило некоторые сомнения. Сумею ли я рассказать о подвиге интересно? Смогу ли отыскать необходимые факты? Кроме того, я, решительно, не знал, с чего эту работу начать. Мне казалось, что подготовить сообщение в таких условиях было равносильно написанию диссертации. Да, это была почти диссертация. Волнуясь и сбиваясь, я сказал об этом Скосыреву.
Он засмеялся.
— Что ж, если это «почти диссертация», то желаю вам удачно защитить ее.
Я вышел от Скосырева и сразу же направился в корабельную библиотеку.
В каюту я вошел с кипой книг и журналов, среди которых были мемуары участников войны, брошюры и даже том Большой Советской Энциклопедии.
Лейтенант Селин и старшина второй статьи Промышлянский разбирали за столом какую-то зубчатую передачу.
Я отодвинул ее в сторону и положил книги на стол.
Селин заинтересованно спросил:
— Разве корабельная библиотека переезжает в нашу каюту?
— Нет, — ответил я. — Просто корабельную мастерскую решили перенести в более удобное место.
Селин засмеялся:
— Хочешь поработать?
— Да, мне поручили сделать доклад.
— О-о! — Селин с уважением посмотрел на меня и на книги. Сам он никогда не брался за такое дело, зато мог часами копаться в форсунках, ставить невероятные опыты с химическими реактивами, спорить о преимуществах полупроводников, но в душе мучился, что судьба не наделила его талантом красноречия. Вот почему вместе с Промышлянским он молча собрал в газету болты и шестеренки и на цыпочках вышел из каюты.
— Ни пуха, ни пера, — прошептал Селин в дверях.
Я пролистал несколько книг, но о Петрищеве почти ничего не нашел. В мемуарах же адмирала Чижова о нем была единственная фраза:
«Подвиг Матвея Петрищева в Волногорске сподвиг катерников на новые свершения. В тот день было потоплено два фашистских транспорта общим водоизмещением 5 тысяч тонн».
И все. Но об этом я уже знал от Скосырева.
В просмотренных мною брошюрах ни о Петрищеве, ни о Волногорске ничего не упоминалось. Я добросовестно пролистал другие книги, но так ничего толком и не узнал. Закрыв последнюю, я задумался. Кем был Матвей Петрищев? Какой подвиг он мог совершить? Чем занимался в Волногорске?
В каюту заглянул лейтенант Селин.
— Еще работаешь?
За его спиной стояла группа рационализаторов и изобретателей.
— Работаю, — ответил я и великодушно добавил: — Но вы можете заходить.
Рационализаторы быстренько заполнили каюту. На столе появились манометры, поршни, патрубки и другие детали.
За короткое время я побывал в портовой библиотеке, затем в городской; заходил несколько раз в библиотеку нашего соединения, не говоря о нашей корабельной. Библиотекарши уже знали меня в лицо, здоровались, но подготовка к докладу от этого не продвинулась ни на шаг.