Вечернее застолье в провинциальной американской семье. Хозяева — интеллигенты среднего достатка, на жизнь им жаловаться не приходится.
Позади всенепременные первые коктейли, подходит к концу обильный ужин. Беседа делается все оживленнее, доверительнее. Как и положено в таких случаях при знакомстве, заходит разговор о близких — детях, родителях. Хозяин дома с гордостью представляет своего сына-подростка. Приятный с виду парень. Конечно, учится в школе. Конечно, обожает спорт. Но ко всему прочему любопытная деталь: «Он у нас бизнесмен,— довольно улыбается отец — У него свой инкубатор». Оказывается, подросток разводит цыплят на продажу. Сам, без чьей-либо помощи. И делает при этом деньги, то есть в итоге получает прибыль. Понятно, что для достижения такого конечного результата необходимо не только знать технологию этого весьма специфического производства, но и уметь считать деньги. Коль скоро он их за свои усилия получает, значит, он связан с рынком сбыта, значит, он должен разбираться в конъюнктуре и т. п. Одним словом, просто юным натуралистом его не назовешь.
И тут же услужливая память подсказывает, как в романе Драйзера «Финансист» описываются детские годы Фрэнка Каупервуда. Тот «с огромным интересом наблюдал, как производятся маклерские операции и как ловко обмениваются всевозможные бумаги... Отец, довольный, что сын интересуется его делом, охотно давал ему объяснения, так что Фрэнк в очень раннем возрасте уже составил себе довольно полное представление о финансовой системе Америки». Это представление помогло Фрэнку в тринадцать лет совершить первую коммерческую операцию — заработать тридцать долларов на спекуляции мылом. А через несколько лет на финансовом горизонте Америки появился еще один крупный делец — Каупервуд-младший.
История эта давняя, к тому же взятая нами из литературы. А вот наши дни, реальная американская действительность. Газетная полоса. Крупный заголовок — «Дети-капиталисты». И подзаголовок: «Частное предпринимательство умерло? Никогда!» В центре полосы большая фотография — трое юнцов и одна девушка. Это о них идет речь. Они самые юные капиталисты США. У семнадцатилетнего Эндрю Фаркаса уже полмиллиона долларов, которые он «сделал» лично. Каким образом? Как рассказывает сам Эндрю, свою деловую карьеру он начал с четырнадцати лет. Ему пришла в голову идея приспособить компьютеры для мелкого бизнеса, что и положило начало его капиталу. «Я вполне обычный парень,— говорит Эндрю,— но у меня есть один глубокий интерес. Отметки в школе у меня средние. Ничего не читаю, кроме учебников и специальной литературы. Собираюсь специализироваться в уже избранной мною области и достичь большего. По убеждениям демократический консерватор. Считаю себя капиталистом...»
Карен Вашингтон, ровесница Эндрю, преуспела в жизни меньше, чем он, — у нее только 100 тысяч долларов. Карен рассказывает в газете о том, что начала она свой бизнес с пятнадцати лет (покупка одежды оптом и перепродажа ее в розницу), одолжив деньги для начала дела. «У меня трезвая голова,— говорит, она.— Я работаю бесконечно. Фактически я работаю все время. И это на самом деле так. Ни личной жизни, ни развлечений для меня не существует. Я решила пожертвовать всем этим и пожить в свое удовольствие потом. Мне ведь только семнадцать, все впереди. Я отнюдь не во всем сильна. Отметки самые средние, а в этом семестре дела у меня в школе вообще неважные, но у меня есть цель в жизни, и она движет меня вперед».
Эрик Шон имеет уже пятнадцать служащих, работающих на него, говорит, что в самом ближайшем будущем увеличит их число до девяноста. Его родители и родители других юных бизнесменов в восторге от своих предприимчивых детей. «Мой отец и бабушка,— говорит Эрик,— одобряют мою деятельность. Они ведь знают, что большинство ребят мечтают о машине, а для меня машина — моя корпорация».
У Дэвида Роза тоже пятнадцать служащих. Успехи в школе средние. Бизнес его развивается...
Нью-йоркская газета «Дейли ньюс» присоединяется к восторгу родителей.
По-моему, эта публикация красноречиво свидетельствует о том самом моральном климате, который нам кажется, мягко говоря, странным, неподходящим, а для американцев он привычен. Его особенно ощущаешь, когда живешь с американцем бок о бок, под одной крышей, в его доме. В разные годы и разные времена я просидел множество часов за обедами и ужинами в американских домах, я жил в гостях у рабочего, священника, фабриканта, ученого, фермера, в студенческом общежитии... Конечно, далеко не каждый американец начинает с разведения цыплят или спекуляции мылом и тем более далеко не из каждого обязательно получается делец, но так или иначе все они рано знакомятся с финансовой стороной жизни. И это не потому, что она их всех так уж привлекает. Хотя увлечение бизнесом и характерно для американцев, отнюдь не все они его разделяют. А вот считать и подсчитывать вынуждены все, независимо от желания и наклонностей. Констатируя это обстоятельство, я вовсе не хочу оскорбить американцев. Ни в коем случае! Просто такова там жизнь. Мало этого. Порой на фоне их умения считать деньги сам выглядишь, мягко говоря, каким-то недотепой.
В Лос-Анджелесе беру я напрокат машину на несколько дней. Служащий прокатного пункта заполняет при этом довольно большую и сложную бумагу и наконец называет нужную сумму. Я отсчитываю доллары. Он их пересчитывает и тут же начинает заполнять другой, не менее сложный документ. Я удивлен: а это зачем? Оказывается, он по этой второй бумаге должен взять с меня еще сто с небольшим долларов на случай, если я как-либо поврежу машину. Сдам ее в порядке — он мне тут же их вернет, сломаю что-нибудь — деньги эти пойдут в счет ремонта. Я хочу сэкономить несколько минут, которые уйдут у служащего на заполнение нового бланка, и предлагаю ему взять у меня эти сто с небольшим долларов, положить их в сейф и через несколько дней вернуть мне, если все будет в порядке с машиной, а в противном случае заполнить затем нужный бланк, на что сейчас, по моему разумению, время терять не стоит. Клерк удивленно смотрит на меня. Моя логика его изумляет. Он непременно должен заполнить нужный бланк сейчас, оприходовать мою сотню, которая после этого не осядет у него в сейфе, а тут же каплей вольется в океан финансовых операций. Сколько эта сотня даст прироста за те три-четыре дня, на какие я беру машину? Копейку, то есть цент? Стоит ли этот прирост самого бланка и времени его заполнения? Вопросы дилетантские! «Если я не сделаю этой операции,— говорит мне служащий,— хозяин меня уволит». Через четыре дня, вернув машину в сохранности, я получаю у того же клерка квитанцию, с которой иду в банк выручать свои сто долларов. Кстати, в Лос-Анджелесе этого я сделать не успел, опаздывал в аэропорт, но в Нью-Йорке по той же квитанции деньги свои получил.
Наверное, я предстал в глазах того служащего не очень большим умницей, во всяком случае человеком непрактичным. Да дело и не в том, что он обо мне подумал. Дело в том, что он, как и другие американцы, совсем иначе смотрит на многие вещи, нежели я, нежели мы, советские люди. Совсем иначе смотрит, например, и на подростка, зарабатывающего на цыплятах, и на маленького Фрэнка Каупервуда, спекулирующего мылом.
А разве плохо, если подросток разводит цыплят? И даже делает на этом деньги? Да и что плохого в невинной махинации Фрэнка? Он же не украл, а заработал... В Соединенных Штатах вообще поощряются ранние заработки детей и подростков. Но что стоит за этой традицией? Желание родителей приобщить детей к труду?
