В небольшом лифте играла музыка немного напоминающая стоны привидений, которые не могли дождаться, когда же это медленное ведро наконец доедет до шестого этажа, и потому решили сыграть на его мелодичных тросах, поскрипеть пружинами, ну и потормошить банкой с гвоздями, куда же без неё.
И вся эта энергичная какофония, с нотками потустороннего тлена и самой такой повседневной ненавистью ко всему имеющему слух, доносилась из решётки динамика в углу.
— Ну и жуткая музыка! — хмыкнул парень, бросив взгляд на решётку. — Лучше вообще никакой, чем такая.
Крупная женщина, в обтягивающем каждую складку жира белом платье с блёстками, медленно повернула свои торчащие глаза, подобно жабе следящей за добычей. Хотя в сравнении с ней он был не сильно больше комара.
Слов за этим не последовало, её глаза повернулись обратно и продолжили обжигать двери. Стань воля материальна в этот миг, она бы открыла их одной силой мысли, вместе с тем разорвав напополам весь бренный мир.
Наконец лифт остановился, неспешно обдумал все подъёмы и падения своей жизни, после чего решился открыть двери и выключить музыку.
Парень взглянул на дешёвые китайские часы, то ли украшавшие его запястье, то ли пятнавшие, и с лёгкой улыбкой на лице пошёл к своему рабочему месту, исполнив ежедневный обряд пожимания холодных, потных, липких, или «всё сразу» рук своих коллег.
Он сел в офисное кресло, в котором китайские часы тут же узнали собрата по подвалу, расчётливо выдохнул, добавив немного кислорода открытому офису, и натянул наушники с микрофоном, поменяв свой статус в программе на «доступен».
Через две секунды раздался звонок и начался очередной день работы в центре анонимной помощи.
Этот вызов поступил от шутника, парень понял это в первую же секунду, а вместе с тем его улыбка превратилась в унылую гримасу. На самом деле, ещё за первые два месяца он научился определять шутников по тону, громкости, и даже скорости их речи, однако никогда не доверял смутному ощущению «этот идиот отнимает время оператора, когда кому-то может реально требоваться помощь». Тихий — не всегда тихий, впрочем — смех на фоне, отбрасывал все сомнения.
И парень сделал то, что должен был: продолжил сеанс связи совершенно серьёзно. Просто на случай, если звонок вдруг окажется не шуткой. Когда-то это правило раздражало, но сколько раз на его карьере новички бросали такие вызовы, а потом «шутник» решал покончить с жизнью?
Ну, звонки были анонимными, так что чёрт знает. Может ни разу. Может каждый раз. Но даже если его подозрение унесёт всего одну жизнь, разве это не трагедия? Да и штраф получить не хотелось.
Поэтому все сорок минут он развлекал этих беспризорных мальчишек, считавших, что оскорблять взрослых по телефону весело и задорно, пока на них там не закричала какая-то женщина.
Связь вдруг прервалась, парень позволил себе тихо скрипнуть зубами, и выдохнул, едва уложившись в пять секунд, прежде чем ему направили новый звонок.
Этот оказался странным. Он уже получал такие звонки — в офисе их звали «скромняшками», — но обычно звонивший просто молчал или сопел, а не громко дышал в трубку и…
Парень прислушался.
Ну да. Человек куда-то бежал, громко стуча подошвами. И довольно быстро, если о скорости можно судить по звуку.
Продолжалось это не больше минуты, в течение которой он пытался выйти на контакт с неизвестным бегуном, после чего связь оборвалась, и в ту же секунду ему поступил следующий звонок.
Вот этот мужчина реально нуждался в помощи. Сперва его жена скончалась от рака, а через неделю пьяный водитель сбил дочь со внуками. Он попытался утонуть в работе над проектом, которым занимался практически двадцать лет и почти закончил, но теперь не может сделать последние несколько шагов, потому что чем-то заболел и начал забывать даже собственную семью, не то что проект.
Мужчина рассказывал ему всё это, давясь слезами, и парень сам чувствовал ком в горле, хотя слышал истории похуже и далеко не раз.
Что на такое можно ответить? Как утешить? Как обнадёжить?
Парень помолился всем богам, от шумерских до Макаронного Монстра, когда мужчина выговорился, поблагодарил, и повесил трубку, так и не дав ему сказать ни слова.
Он и выдохнуть не успел, а на него уже перевели следующий звонок.
Под вечер его слегка потряхивало, кожа стала бледной как у призраков, что завывали в проклятом лифте, но волосы не стояли дыбом и зубы не стучали, так что день прошёл неплохо.
Парень доехал на автобусе до деревни и пятнадцать минут, покачиваясь, шёл до её другого края, наслаждаясь прохладным осенним ветерком и пытаясь прийти в себя под тяжёлым серым небом.
Белая краска на его маленьком домике слегка облупилась и потускнела, сменив цвет с «лабораторной крысы» на «сельскую мышь», деревья роняли свою жёлто-красную листву, а поседевшая собака при виде него прищурила блёклые глаза.
Секунду парень оцепенело пялился на неё, после чего его губы чуть приподнялись в намёке на улыбку и он потянул к ней руку.
Её растерявшие зубы челюсти сомкнулись так близко, что отвисшая щека хлопнула по кончику его пальца. Сразу после неудачного покушения, собака начала лаять.
И не затыкалась всё время, пока он сгребал листву, готовил ужин себе и ей, смотрел сквозь телевизор, и пытался уснуть.
Лай уже давно не мешал ему спать, в отличие от кошмаров. Поэтому его разбудил не лай, а внезапно наступившая тишина.
С расширенными зрачками, он взял в одну руку фонарик, а другой поднял из под кровати лом. Накинув халат, парень на подрагивающих ногах вышёл за дверь.
И увидел девушку, гладящую собаку. В синеватом свете луны её кожа выглядела полупрозрачной, а длинное белое платье, казалось, сияло само по себе, как и светлые волосы.
Его глаза широко раскрылись, лом выпал из руки и застучал по деревянной лестнице, а дрожащий голос с трудом выдавил слова:
— Э-это ты…?
— Это я, — ответила она, повернув голову и улыбнувшись ярче тысячи звёзд. Светлые волосы стекли с её плеча подобно воде, переливаясь в свете луны как янтарная река.
— Где ты пропадала целый год?
— Помогала тем, кто нуждался в этом больше тебя.
— Эээ, а я тебя послушал тогда. Теперь тоже помогаю таким как, эм, я, — он тихо засмеялся и потёр затылок, отведя взгляд в сторону.
Она медленно поднялась, а вместе с ней поднялся лёгкий ветер, в котором её волосы развевались подобно осенней листве.
Парень не успел пригласить её в дом, она сама проплыла мимо него, и он слегка прикрыл глаза, впитывая носом каждый атом такого знакомого аромата яблок и барбариса.
Подобно ветру, она шагала неслышно в своих белых туфлях, и переступала бесшумно без них, не оставляя за собой никаких следов. Даже примятый ворс ковра распрямлялся вслед её стопам, будто не желал отпускать.
Проходя мимо тумбочки, она провела кончиками пальцев по верхней рамке фотографии, на которой парень, ещё совсем молодой, обнимал старушку и девушку, похожую на него, но парой лет младше. На рамке не было ни пылинки.
Она села на старый диван, который как-то неуверенно скрипнул, и парень сел рядом, но уж на нём-то диван отыгрался, закричав во все доски.
Под тусклым светом луны, они разговаривали всю ночь напролёт.
Он рассказал ей несколько безумных историй с работы, о том, как одно слово, порой, может перевернуть мир человека зажатого судьбой в угол.
Она рассказала ему о своих странствиях, о том, как зайцем проехала всю страну, как познакомилась с прекрасными людьми в местах, готовых накормить в обмен на работу, как искала крышу над головой в холодные дни.
С первыми лучами солнца она отправила его в кровать, а сама, словно хозяйка этого дома, достала из шкафа постель для себя. И постелила её на полу рядом, ибо терпеть не могла спать на мягком.
Утром, вырубив будильник за минуту до того как он сработал, парень на цыпочках прокрался в кухню, приготовил завтрак на троих, включая собаку, и пошёл на работу.
В этот раз даже автобус пришёл вовремя, поэтому он добрался до работы чуть раньше крупной дамы и заметил её, лишь когда двери лифта начали закрываться. Тогда она сотворила немыслимое.
Побежала.
Её складки жира болтались в толще воздуха подобно плавникам; ноздри превратились в две воронки, тянущие воздух и тянущие за этот воздух себя; кожа жирного лица обтянула череп как жуткая маска; а волосы вытянулись струной за её спиной.
В истории всего этого бренного мира, не было ещё столь грациозной пятиметровки, и от того так печально становилось, что не попала она ни на одну из камер.
Парень от изумления даже забыл придержать двери, но женщина прошмыгнула в них как форель, оставив на стальных челюстях лишь пару чешуек — блёсток с платья.
— Раньше я любила бегать, — сказала она, втягивая носом воздух так, словно учуяла трюфели. — А сюда устроилась и начала жрать как боров. Валить пора.
— Кажется, сейчас я услышал от тебя больше слов, чем за весь год работы, — засмеялся парень. И немного замялся, когда реакции не последовало. — Кхэм, если и бежать отсюда со всех ног, то под жуткую музыку этого лифта.
Действующий на нервы вой оркестра привидений не умеющих играть на своих призрачных музыкальных инструментах начался с хрипа, но увеличивал громкость всю поездку, будто они не в лифте ехали, а в приборе какого-то сумасшедшего учёного приближались к границе загробного мира.
В которой работали пограничниками.
Пожелав ей удачного дня и вновь пройдя обряд рукопожатий, он занял кресло — ещё тёплое после прошлого оператора — и сменил свой статус на «доступен». Начался очередной день выслушивания леденящих кровь ужасов и попыток переубедить людей, которым не нашлось места в обществе, только в таинственных и зловещих замыслах судьбы.
Очередной день работы, которая позволяла ему спасать самое ценное на всём белом свете.
Снова ему достался звонок странного «скромняшки». Человек по ту сторону трубки тяжело дышал, но не бежал, а куда-то ехал, если судить по гомону людей и периодическому свисту дверей.
Парень несколько бесплодных раз попытался дозваться неизвестного, и снова тот просто бросил трубку через минуту. Оставалось только пожать плечами и принять следующий звонок.
Этим вечером, заходя в лифт, он был выжат не так сильно и на его лицо даже пробиралась улыбка. То ли это просто губы подёргивались.
Снова так вышло, что ехали они вдвоём с крупной женщиной, и он как раз разглядывал решётку динамика, словно пытаясь увидеть в ней того, кто выбирал такую музыку и громкость, когда она спросила:
— Ты в этом году отпуск брал?
— Неа.
— Выглядишь так себе. Лучше возьми, пока крыша не поехала.
— Та не выспался просто, — улыбнулся он ей.
Она прищурилась, от чего её глаза вкатились обратно в череп, но затем продолжила смотреть на двери лифта в тишине.
В этот раз, покинув автобус, он не шёл домой, а бежал вместе с холодным ветром пасмурной осени, не обращая внимания на взгляды старушек, которые подобно воронам заняли каждую плоскость в деревне и теперь весь вечер будут говорить об этом мифическом звере, «человеке спешащем».
