Кинг великолепен! Особенно трогательны воспоминания о том, как он блевал и «срал по-индейски». Надо отдать должное мужеству автора: в 37-й главе, рассказывая о своих проблемах с алкоголем, он признается: «К концу своих приключений я уже пил по упаковке шестнадцатиунциевых банок за вечер», что составляет 6×16×29,56=2838 мл, т. е. немногим более 2,8 л жидкого пиндосского пива. Да, достижение! Нам бы такие проблемы!
Но не будем строги в оценке американского менталитета. Чарльз Буковски выпивал сорок бутылок пива в день, что составляет 40×330=13 200 мл, иными словами, более 13 литров пива. И прожил 74 года, что для поэта немало. Наш человек!
12. 01. 2009
Говнище редкостное. Хуже только «Война и мир». Ненавижу Толстого, этого псевдоинтеллектуального словомозглоблуда-онаниста и латентного… гм… Толстой — позор нашей русской культуры.
Что, круто? Докажу на кратком разборе трех его произведений.
1. «Война и мир». Три раза начинал читать и сил хватало только до 225-й страницы, где мудак Безухов пытается сделать нескромное предложение Элен. После прочтения Кафки, Сартра, Борхеса и других серьезных писателей (а этих прозаиков я назвал «навскидку»), пожалуй, уже можно иметь мнение о литературе. Такого издевательства над русским языком я не встречал ни в одном из самых чудовищных переводов времен «вала» 1992–93 гг.
Что ж, на это можно возразить: а какова идея! Жрать шампанское ведрами и говорить по-французски — о да, это аристократично. Особенно в то время, когда Наполеон подбирается к Москве. Патриотизьмь. Идея.
«Содаты с нежностью смотрели на командира…» — цитата приблизительная, но за базар отвечаю. Удивительно, как такая армия вообще была способна сражаться с противником. И его победить. Интересно, а как у французов было с нежностью в армии?
2. «Анна Каренина». Когда начинаешь читать второй том, с трудом припоминаешь, что было в первом. Какие-то Кити, Муси, Пуси. «Каренина» очень напоминает современные «дамские» романы. «Плюс» современной шняги — она короче.
В шести фразах подряд Толстой использует слово «его» семь раз (к сожалению, сейчас не могу дать ссылку на это место, искать его — неблагодарный труд). Это что, проявление гениальности?
Целая страница уходит на описание платья героини: какой оно было длины, какого цвета и формы были на нем пуговицы и т. п. Когда-то Хемингуэя упрекали за фразы типа «Он встал и помочился через борт лодки». Натурализм. Найдите вышеупомянутое нагромождение слов у Толстого (относительное начало второго тома) и сравните с Хэмом, перечитав «Старика и море». Ну что?
Вот что интересно: три последние главы седьмой части книги написаны удивительно круто. Это стоит прочитать всем. Чувиха спятила по полной программе, причем не в какой-то момент, а постепенно. Сначала она узнавала себя в зеркале, хотя и с трудом (вот это было бы неплохим началом романа, а лучше — повести). Потом, как известно, сломала кайф машинисту. Этот момент замечательно описан Толстым, как будто он сам лежал на рельсах под проходящим поездом.
3. «Воскресение». Этот роман — лучшее из написанного Толстым (из того, что я читал), и его можно было бы считать неплохим, если бы не откровенно педерастическая сцена во время Пасхи. Герой целуется с каким-то мужиком взасос, прикрывая сей акт идеей воскрешения Христа. Описано это с таким смаком, что у людей альтернативной сексуальной направленности наверняка что-то начинает шевелиться в штанах, а людям традиционного склада хочется проблеваться.
В «Воскресении», впрочем, действительно есть идея. В конце идет интересная протестантская гонка о Боге. Не удивительно, что батюшки заточили на графа зубы.
Резюме: нормальному человеку Толстой скорее принесет больше вреда, чем пользы.
02. 2009. Уничтожено модератором
Дурачье вы почти все, пипл. Фантастичность «Соляриса» Содерберга заключается вовсе не в том, что действие происходит за пределами Земли. Есть фильмы куда более фантастические внутренне, например «Влюблен по собственному желанию». Баба приходит к практически незнакомому алкашу и начинает мыть ему посуду. Вы такое в жизни видели?
Конечно, оба режиссера загнули отсебятины, но эта отсебятина прекрасна! Тарковский великолепно снял предсмертный монолог Гибаряна (кстати, где этот актер? Больше я его нигде не видел), у Содерберга финал видеозаписи смазывается в пиксели под траурную музыку; если не ошибаюсь, этот кадр показывают три раза; Тарковский игнорирует весьма важную сцену визита мертвого Гибаряна к Кельвину (не важно, что это сновидение, на Солярисе разницы почти нет), а Содерберг поставил ее, и в несколько десятков секунд сумел вложить в сцену нужный смысл. Правда, у Содерберга отсутствует сцена в библиотеке — самая гениальная сцена в истории кино, но ведь ее и у Лема не было. Да, много отсебятины и у одного, и у другого. А что вы хотели?
За что я люблю фильм Содерберга — за то, что это по-настоящему фантастический фильм. Не было никогда никакой фантастики. Роман Лема и фильм Тарковского — реализм в фантастической упаковке.
Все мы постоянно наезжаем друг на друга: надо работать! надо! работай! без труда не вытащишь и рыбку из пруда! активный образ жизни! напрягайся! труд сделал из обезьяны человека!
А Рэя просто сказала: «Крис, тебе надо отдохнуть… Так можно заболеть».
Да… Фантастика.
5. 2009
Восемь отважных пиндосских астронавтов совершают вынужденную посадку на планете, очень похожей на Землю. Скоро, однако, появляются зверюшки из папье-маше, которые не прочь полакомиться человечинкой. Что и делают. Оставшиеся земляне не так просты: с помощью самодельных копий, каменных топоров и лучеметов, переделанных из огнетушителей, тварям в конце концов дают отпор.
