– Ещё месяц, хозяин. Месяц и всё будет чики-пики…
– Ещё месяц, и ты вместе с бригадой нахер пойдешь, друг, без денег. И чики-пики я тебе тоже организую…
По лицу прораба, отвечающего за чистовой ремонт в доме Гаврилы, видно, что он как-то больше надеялся на другой ответ.
Но Гаврила, слава богу, не мальчик. И не лох.
И чики-пики он правда организует, если бригада будет продолжать в том же духе.
К двадцати девяти годам ума и опыта он поднабрался, чтобы понимать – где обстоятельства, а где кто-то хочет больше заработать. На нём. И на его мечте, которую заманало откладывать.
Большой дом в родном селе с видом на речку. Там, где рос. Там, где самое счастливое пережил. Там, где снова когда-то будет счастлив.
Гавриле кажется, вот дом построит – сразу счастливее станет. Хочется.
Но для этого строители должны быстрее закончить. У него уже и мебель вся заказана с техникой. Стоят-ждут, пока эти пиздоболы…
– Ну ты не гневайся, хозяин…
Прораб пытается на мировую пойти, поднимая руки и сбавляя тон. Гаврила же просто долго смотрит на него, потом забывает на какое-то время, вскидывая взгляд уже на дом.
Красивый, сука.
Всё, как надо. Прямо въехать хочется и жить. Забыть ненадолго, что так, к сожалению, не получится.
Отсюда далековато до столицы – замахаешься гонять. Но на выходные приезжать он обязательно будет. Если будут эти самые выходные, конечно…
Будто мысли его читая, в кармане джинсов оживает телефон. Гаврила хмыкает.
Еще не достав трубку, уже знает, кто наяривает.
– Да, Костя Викторович… – обращается с легкой издевкой, отворачиваясь от дома, прораба, идя в сторону дороги к припаркованному черному внедорожнику.
Сегодня, правду говоря, суббота, и начальник мог бы своего подчиненного лишний раз не задрачивать, но дело в том, что начальник Гаврилы… Он особенный. Он не мог бы.
– Ты где? – Костя спрашивает привычно резко и отрывисто. У Гаврилы в ответ на требовательность дрожат губы.
– В Любичах своих.
Он поясняет, чтобы дальше слушать тишину. Что она значит – прекрасно знает. Какого хуя, друг, ты так далеко, когда я в тебе нуждаюсь?
Но вслух именно это произнести даже Косте Гордееву наглости не хватает.
– Долго там будешь? – он чуть смягчается и спрашивает, а не требует.
– Вот уже ехать буду. Дом посмотрел, в храм к отцу Павлу зашел, на могилках был.
Косте похуй, что там у Гаврилы по храму и могилкам. Это он больше себе. Так выглядит его стандартная программа, если удается вырваться на малую родину. Иногда он ещё к речке спускается. Но редко.
– Дуй в город тогда.
– Кофеечек некому принести? – это ирония работает в две стороны. Немного укол относительно беспомощности Гордеева, который, поймав звезду, напрочь разучился хотя бы что-то делать своими руками. Отчасти по отношению к самому Гавриле. Не менее талантливому, чем его босс.
Просто так сложилось исторически, что у Гордеева не было трех лет сначала употребления, а потом реабилитации. Он не падал, ему не приходилось вставать.
Но оба понимали: если бы жизнь иначе сложилась – вполне возможно, сам Гордеев бегал бы у Гаврилы на побегушках. А не так, как сейчас.
– Не забудь из сиськи молока сцедить, мамочка…
Костя колет в ответ, Гаврила улыбается. Отчасти так и есть – он та ещё мамочка, только детка у него… Психованная.
– А я думаю, че сиськи ноют, а это я не сцедил, Костя Викторович.
– Хватит зубы скалить. Маякнешь, как будешь в черте. Хочу обсудить кое-что…
Костя скидывает, не дождавшись согласия. Привык, говнюк, что Гаврила согласен на всё и всегда. Гаврила сам в этом виноват – приучил.
Но не просто так. Он своему боссу жизнью обязан. Не фигурально. Реально вполне.
Давным-давно, когда вместо этого – нового дома – тут же стоял другой (постарше и поскромнее), Гаврила попал в огромную беду. Звали беду – Полина. Беда должна была закончиться для него смертью, но как-то… Распетлялись.
Но о грустном думать не хотелось, пусть и это место мучило грустным Гаврилу больше любого.
Поэтому он крикнул рабочим, что приедет через неделю, и если результат его не устроит – всех нахер разгонит, кивнул нескольким соседям, следившим за ним и его действиями искоса и слегка с опаской.
Открыл дверь в машину, устроился на водительском, начал назад сдавать…
Уезжать отсюда всегда было сложно и одновременно легко.
С одной стороны, тут его душа жила. И ныла особенно сильно душа именно тут. С другой… В столице он хоть как-то мог настоящим жить, а не то и дело возвращаться в прошлое.
Восемь лет назад он встретил свою главную, а может и единственную вообще, любовь – Полину Павловскую. Дочку не просто богатого папы, а человека, которого в их стране знают не хуже, чем большинство сменяющихся парламентариев и членов правительства. Наверное, потому что они сменяются, а он – нет.
Они с Полиной были глупыми и влюбленными. Гаврила – бесконечно уверенным в себе. Он у неё первым стал. Она себя ему подарило. От этого осознания до сих пор иногда крышу срывало. Потому что… Ну как же так-то?
Как же так? Они же любили…
Долго и успешно прятались. Он тогда был еще бедным и амбициозным. Читал умные книги и мечтал о большом будущем с ней вдвоем. А лучше – с ней и множеством детей. Всегда, блин, детей хотел.
Когда она сказала, что беременна, чуть разрыв сердца от счастья не получил. Потому что для него это – чудо. А ей было сложно. Она и отца боялась, и за себя боялась, и за него тоже боялась.
Гаврила её понимал – послушную же, чистую девочку взял. Её ломало, а он не хотел, чтобы из-за него плохо было.
Чтобы боялась меньше – Гаврила предложил венчаться. Думал, это их навеки свяжет. Даст ей столько уверенности, сколько он в принципе может дать. Нерушимые обеты всё же… Да только всё получилось как-то не так.
После венчания он уехал на две недели – предложили очень денежное дело. Конечно, незаконное. Но какая ему разница, если полученного хватит на побег и пару месяцев безбедной жизни за бугром?
Гаврила согласился. Предупредил Полину, что будет не на связи. Просил о двух вещах – ждать и верить.
Вернувшись, был пиздец счастлив, потому что всё выгорело. В его руках – сумка набитая баблом, в съёмной квартире паспорта на левые имена. Осталась мелочь – душ принять, всё собрать, заявиться к Полюшке с сюрпризом. В охапку её и нахрен прочь.
Туда, где она не будет дрожать от страха. Туда, где они будут просто счастливы. Где у неё будет расти живот, а он будет кайфом захлебываться от осознания – это он в ней ребенком прорастает.
Но его встретили в собственном подъезде, а дальше всё как в тумане.
Лупили. Пытали. Информацию вытянуть пытались.
Не о деле, о Поле.
Он в жизни к наркотикам не притрагивался. У него, блин, планы были. А там качали. До несознанки, но чтоб не сдох.
Гаврила почти ничего не помнил с того времени. Как выныривал, а потом снова вниз… И так до бесконечности.
Когда выныривал – крыло. Потому что Поля, потому что детка у них. Потому что он должен их защитить. А потом так посрать на всё…
Он даже Полину свою забывал. Его спрашивают, а он: «кто такая?» и ржет…
В итоге самого выбросили, крестик её – амулет на удачу, который в дорогу дала – забрали. Дальше им не интересно было, что с ним. Сдохнет – хорошо. Вариант «не сдохнет» не рассматривался. Вопрос один: когда.
А до Гаврилы только сейчас начало доходить, вместе с ломками…
О них узнали, его так наказали, а она…
Сделала аборт и уехала куда-то в Лондон.
Вот и вся любовь.
Дальше жить совсем не хотелось, его затянуло в употребление. Он на всё забил, на себя тоже. Чуть действительно не сдох. Пока не попался на глаза тому самому Косте, с которым вместе шестерили в свое время, а до этого – в одном клубе для дядек дрались за бабло…
Гаврила не знал, что за приступ человечности накрыл Гордеева, но он его из притона забрал. Денег заплатил, чтоб его к кровати привязывали и прокапывали в хорошем месте. Сам приезжал, но не часто. В дружбе не клялся и в друзья не набивался. Просто… Человеческий долг отдавал.
Дальше Гаврила провел с полгода, служа в родном храме. Отец Павел его принял. Причащал и исповедовал. Они много и обо всем говорили. И по-дружески, и как батюшка с человеком, который ищет и не может найти свой путь.
Гаврила был близок к тому, чтобы в монахи постричься и в монастыре дожить. Отмолить, что получится. Но отец Павел отговорил.
Мол, в миру от тебя больше пользы будет, Гаврила. Ты даже в Любичах как тигр в клетке. Не твое это…
Наверное, правда. Не его. А в чем применить себя в миру, Гаврила не знал. В итоге пошел по самому очевидному пути – помощью отблагодарить человека, его спасшего.
Не мать. Не ту самую. Не друзей-нариков. Бездушного Костю Гордеева. Такую же никому не нужную выбившуюся в люди сироту. Только чуть более осторожную…
Что дальше было с Полиной, Гаврила не разбирался. Понемногу даже поутихло.
Он и ещё пробовал свою женщину найти – семью же правда хотел. Детей, блин, любил. Но грустно, что пока – всё не то.
А еще грустно, что по-прежнему тянет в Любичи. Она тут бывала всего дважды, а как-то умудрилась в каждый угол просочиться.
И вроде сердце постоянно туда тянет, а уезжая, груз с плеч снимается…
Так и сейчас – Гаврила гонит по трассе, явно превышая, будто от себя бежит, а не на встречу с Гордеевым.
Думает обо всяком, о чем не надо бы думать. Редкие машины обгоняет. Навстречу – почти никого.
Когда видит у обочины мигающий аварийкой низенький спорт-кар, чувствует укол зависти.
Он такую малышку и себе хотел, позволить может. Страсть, как машинки-то любит. Что-то ведь надо любить. Реальное. Но не успел купить. А тут…
Начал загодя скорость сбавлять. Увидев, что немного дальше стоит девушка в коротком платье, светит красивущими ногами, волосы русые то и дело ветер волнует. Она пытается их пригладить, подол придержать, и как-то неумело голосует.
Гаврила хмыкает.
Ну что ж ты, малышка… Права купила, ездить – нет?
Останавливается возле мигающей фарами задницы тачки, выходит из своей, чтобы по мягкой траве к девушке…
Тачка – пиздец красивая. Гаврила именно на неё смотрел, обходя. И похрен даже, что истеричка-Гордеев орать будет, че так медленно…
Он тут девушку спасал…
Которая точно так же по траве идет навстречу, обнимая себя руками.
– Господи… Спасибо, что остановились… Я час уже голосую, машин почти нет, никто не тормозит. Связи нет… В яму попала – два колеса за р…
Тараторит так, будто он может передумать, развернуться и уехать. А потом вдруг запинается, не договорив. И спотыкается тоже.
Гаврила отмечает и то, и то. Выставляет в сторону руку на случай, если полетит, а ещё отрывает взгляд от натертого воском бока машины.
Девушка не падает. Стоит, как вкопанная, и смотрит.
Скользит по нему взглядом от ботинок до горизонтальных складок на лбу, возвращается к глазам.
Гаврила давно научился держать эмоции внутри. Поэтому он-то без изменений, пусть в башке ядерный взрыв, а вот она…
– Гаврила… – шепчет, будто не веря. И он не верит.
– Здравствуй, Поль. Какая встреча…
С машиной Поли всё чуть хуже, чем решила девушка. Оценив ситуацию, Гаврила вызвал эвакуатор, ей же предложил свои услуги в качестве… Водителя.
Ирония судьбы у самого Гаврилы вызвала улыбку.
А вот Полина пока ещё ни разу не улыбалась. Это можно было списать на расстройство из-за происшествия, но что-то подсказывало Гавриле – проблема скорее в нём.
Она немного сомневалась, в итоге кивнула. Приняла щедрое предложение, продолжая обнимать себя руками.
Гаврила знал, что сам со времен их последней встречи сильно изменился – стал взрослее и куда серьезнее. Поля тоже, но не до неузнаваемости.
Она по-прежнему утонченная, по спине стекают тяжелые темно-русые волосы. Её лицо и тело всё так же идеально пропорциональны, черты – неповторимы.
Ей больше не девятнадцать, ему не двадцать один. Они совершенно посторонние люди, которым даже не о чем поговорить по дороге до столицы.
Поля молча смотрит в лобовое, Гаврила занят дорогой.
Время от времени она тянется к грудной клетке, трет кожу, будто ищет. Только там ничего нет. Её шея – голая. А вот в ушах, на запястьях и пальцах украшения есть. Полине это всё идет.
Гаврила вспоминает, что тогда ещё старался что-то такое дарить, что её украсило бы… И порадовало.
Чувства странные… Когда-то Гаврила думал, что увидит её снова – умрет. То ли от любви, то ли от боли. Сейчас же ему слишком спокойно.
– Ты хорошо выглядишь…
Он разрезает словами тишину, скашивая взгляд на девушку.
Она кивает, сжимая губы. Не торопится отвечать. А ему себе же сложно признаться – хочется снова услышать её голос.
– Ты тоже. Очень…
После паузы Полина произносит, поворачивая голову и проезжаясь глазами от его профиля вниз, по руке, которая держится за руль. По значку по центру.
Наверное, думала, что он давно скололся. А он… На Мерсе по трассе…
Полина вздыхает глубоко и прерывисто, её руки опускаются на колени.
– Я рада, что у тебя всё хорошо, – девушка не спрашивает, визуально делает вывод. Наверное, во многом правильный. В материальном плане Гаврилу собственная жизнь полностью устраивает.
Теперь он уже не бедный водитель с сомнительной репутацией. Может позволить себе все… И всех. Или почти.
– Ты давно в стране? – но как-то реагировать на ее замечание у Гаврилы нет желания. Он игнорирует, снова смотрит мельком, отмечает, что Поля кривится.
– Нет. Месяц с небольшим. Отвыкла совсем…
– А была…
– В Штатах. Училась сначала… Потом ещё училась…
Всё, как хотел её отец.
Эта мысль проносится в голове Гаврилы, но там и остается. В принципе с ними все сложилось так, как казалось правильным ему. Или почти всё – Гаврила ж копыта не отбросил.
– Дело своё не открыла?
Первым ответом на каждый его вопрос служит реакция на Полином лице. Она опять кривится, а переведя взгляд на него – даже хмыкает.
– Нет. С десертами пока не сложилось. Но я всё помню…
– И я…
На сей раз тоже стоило бы язык попридержать, но Гаврила не может. Улыбка на губах и в глазах Поли тухнет. Они снова опускает взгляд на колени.
– И ты… – повторяет задумчиво, чтобы вновь замолчать.
– А что там твои друзья? – новый вопрос Гаврилы Полину удивляет. Она хмурится, смотрит непонимающе…
Их глаза встречаются, свой взгляд она не отводит.
– Какие друзья?
– Ну этот… – Гаврила щелкает пальцами, как бы вспоминая… – Марик? Или как там его?
Хотя на самом деле эту гниду помнит. Он вообще всё помнит, правда. Даже больше, чем хотелось бы.
Услышав то самое имя, Полина в очередной раз опускает взгляд на колени. Что-то делает с пальцами, потом на Гаврилу.
– Это он нас сдал тогда, – произнеся – получает кивок. В принципе, ожидаемо. Гаврила ставил либо на то, что сама Полина, либо на её «друзей». Сразу же было понятно – гниды ещё те. – Варя решила, что я разболтала о её романе жениху. Оказалось, видела нас однажды. Рассказала Марьяну, а он уже отцу…
Реагируя на запоздалую правду, Гаврила кивает.
– Мы не общались все эти годы. Марьян вроде бы женился. Варя тоже замужем. Даже дети есть…
– За кого хоть замуж выскочила? – веселье в глазах Гаврилы не так искренне, как хотелось бы. Он сам удивлен, что получается так легко о когда-то таком, сука, больном.
Он думал, сдохнет. Оказалось – нет.
– За Артура… Жениха… Простил…
Полин взгляд привычно скатывается вниз. Она отвечает, пожимая плечами. Стала очень спокойной. Может именно это и его умиротворяет.
– А ты? – дальше спрашивает она. Смотрит… На правую руку. Конечно, на безымянном пальце нет кольца.
Может Гаврила придумывает себе, но кажется, что Поля держит глаза закрытыми чуть дольше, чем нужно, чтобы моргнуть, а ещё сглатывает.
– Времени нет. Работы много…
Это ложь. В первую очередь нет желания, точнее желание есть, а той самой нет. Но эти подробности точно не для Полины.
Она кивает, будто понимает. Опять молчит…
Улыбается, смотря в лобовое…
– Черт, я правда очень рада, что ты… Выкарабкался, – в её взгляде и словах чистая искренность. Крутившиеся на языке ответные слова с него так и не слетают.
– А как тебя на эту трассу-то занесло, Поль? Далековато от вашего поселка…
Гаврила понятия не имеет, где живет теперь Поля – в отцовском доме, той же квартире или любой другой точке. Но интуиция подсказывает – явно не в одном из сел по этой трассе. Тут элитных нет. Простое всё. Настоящее.
Вопрос вроде бы элементарный, а с ответом девушка не спешит.
Наклоняет голову, перебирает пальцами цепочку своей сумочки, хмыкает, чуть краснея. Тянется к шее, тормозит на полпути, сжимая кулак, опускает. Чтобы отметить всё это – Гавриле нужно бросить наблюдение за дорогой и поставить под угрозу их жизни.
И он это делает. Уже не впервые.
– Машину обкатывала, – вскинутый женский взгляд немного смеется, кажется. На него отвечает Гаврилово сердце. Черт. Доиграется же… – У вас тут так ездят… Правила нарушают… Я не привыкла… Решила, что на окраинах потренируюсь, ну и на трассу свернула. Хотела погонять…
Версия кажется Гавриле вполне правдоподобной. Да и в принципе странно было бы пытаться вывести случайную попутчицу на необходимую ему чистую воду. Тем более, что разве ему нужен другой ответ?
– Машина красивая.
– Спасибо. Подарок отца… А ты…
– Из Любичей.
Полина может сознательно не договорила – передумала, не хотела слышать ответ, но Гаврила опередил.
С улыбкой следил, как Поля в миллионный раз съезжает в сторону от его лица. Такое впечатление, что ей не лучше, чем ему.
– Это совпадение… – наверное, она думает, что он мог заподозрить в её действиях умысел. А он не мог. Только отбитый идиот поверил бы, что через восемь лет, вернувшись домой из Штатов, она свернула, чтобы на Любичи его посмотреть.
– Конечно, совпадение, – поэтому Гаврила кивает, повторяя за Полей.
Оставляет при себе: «ты ж аборт от меня сделала, я помню. Зачем тебе Любичи?».
По мере того, как они приближаются к черте города, машина понемногу начинает замедляться. Их договоренность предполагала, что Гаврила довезет Полину до какого-то кафе, а дальше она уже сама.
Где будет находиться то самое кафе – Гавриле вроде как без разницы. Решать ей.
Под звуки щелчков во время плавного поворота Полина просматривает что-то на телефоне.
– В квартале отсюда что-то есть…
В ответ на её замечание Гаврила хмыкает. Наверное, он переоценил легкость атмосферы в машине. Полина старается сбежать, как только возникает такая возможность. Он даже не удивится, если выскочит на первой попавшейся заправке.
Но он держать не станет. Не должен.
– Хорошо, скажешь…
Она говорит почти сразу. По салону разносится звук входящего звонка. На приборной панели загорается «Костя Гордеев».
Взять можно, но Гаврила игнорирует. Сначала Поля.
– Сомнительное место… – притормозив там, где Полина сказала, окидывает взглядом забегаловку. Это совсем не то заведение, из которых когда-то он забирал её водителем и в которых теперь обедает сам.
Что-то подсказывает Гавриле, что она по-прежнему в такие не заглядывает. Только если очень хочет оказаться подальше. От него.
– Не хочу тебя задерживать. Работы много, наверное. Такси закажу, поеду домой.
– Пусть бы отец за тобой кого-то прислал…
Остановив машину, Гаврила наконец-то имеет возможность чуть повернуться в кресле и рассмотреть её полноценно.
Красивая, черт…
Окажись ему снова двадцать, а она – в том же клубе, опять бы подошел. Ничего не меняется. И даже, блять, трех убитых лет ради неё не жалко. Жалко одного – ребенка.
– Взрослая, Гаврила… Разберусь, – может ей не нравится, что Гаврила пытается учить, как надо делать, но она этого не показывает. Улыбается, немного склонив голову. Смотрит в ответ так же, как он на неё… Внимательно. – Я правда рада, что ты… Жив. И что такой…
