– Моя мама была королевой, – сказала Диана.
Нарядные женщины (правда, не все – некоторым сразу после бежать на работу) в мило украшенном зале, даже зальчике, детского сада затихли.
Воспитатели не стали ничего говорить и поправлять мою Диану, а лишь неловко скользнули взглядом по двум рядам родительниц, надеясь, что никому ничего не придётся объяснять.
Когда глаза обеих воспитателей остановились на мне, я улыбнулся, привычно стараясь протолкнуть подальше, в желудок, ком из горла.
В садик на праздник, посвящённый Дню матери, приглашали исключительно мам. Но что делать ребёнку, у которого мамы нет?
Я был единственным отцом в зале. Диана боялась публичных выступлений, и я просто не мог не прийти её поддержать.
Однажды она откуда-то узнала, что имя Регина означает «королева».
– Так вот кем была моя мама! – воскликнула она, а я даже не нашёл, что ей ответить.
Поэтому теперь первое, что Диана говорит о матери – что она была королевой.
Я смотрел на свою дочь в серебряном платье и крошечных туфельках и думал о том, что если бы Регина была жива, она бы плакала от восторга.
Если бы Регина была жива, я бы увидел этот утренник только на фотографиях. Но я сижу на неудобном низеньком стуле и смотрю утренник за нас обоих. И мне хочется верить, что где-то во вселенной осталась частичка, одушевлённая память о моей королеве, которая отзывается на голос нашей дочери, читающий стихи в её честь.
***
– Ты хочешь, чтобы у нас были дети? – спросила Регина.
Мы пол-утра провалялись в постели. У меня ещё не восстановилось дыхание после последнего раза. Я лежал и думал, стоит ли нам повторить, а тут такие вопросы.
– Хочу, конечно, – начал я почти твёрдым голосом. – Погоди, а ты что – того?
Я не мог выговорить слово «беременна». Мне показалось, что с моей головы пот хлынул прямо потоком.
Мы были женаты несколько месяцев. Мне двадцать два. Ей девятнадцать. У меня на носу диплом. Ей ещё учиться и учиться. Я подрабатываю в одной газетёнке за гроши. Она тренирует группу маленьких девочек.
Семья, разумеется, предполагает наличие детей – я с этим и не спорил, – но тогда был просто архинеудобный момент, чтобы их заводить. Если бы она сказала «да», я бы, наверное, поседел.
– Нет, – ответила Регина и усмехнулась. – Не бойся.
– А я и не боялся, – сказал я и от мысленного выдоха ушёл в матрас по самый подбородок.
Никакой повтор того, от чего я едва дышал и хотел курить, мне уже был не нужен.
– А то я не видела.
Регина отодвинулась от меня. Я почти сразу придвинулся к ней.
– Малыш, ну какой нам сейчас ребёнок, – сказал я, погладив её по спине. – Мы ещё такие молодые. И бедные.
Она скинула с себя мою руку.
– То есть, если бы я сейчас забеременела, ты бы сказал…
– Конечно, нет! Региш, ну ты чего? Я был бы рад.
– Врёшь.
– Я бы испугался, – согласился я. – Но это сначала. А потом был бы рад. А почему ты об этом спросила?
Регина пожала плечами, перевернулась на спину и стала рассматривать белый с жёлтыми пятнами потолок в нашей съёмной квартире.
– Сама не знаю. Просто подумалось, захотелось…
Её озорное каре – я умолял её отрастить волосы, но она упорно их стригла – разметалось по подушке.
Я знал, что это должен был быть серьёзный разговор, но ничего не мог с собой поделать, глядя на неё. Кончиком пальца провёл линию по её плечу, зацепив и потянув лямку розовенькой ночной сорочки.
– Однажды у нас родятся самые прекрасные дети на свете, – прошептал я.
– Однажды – да, – ответила Регина и посмотрела на меня. – Но сначала мне придётся подождать, когда ты сам повзрослеешь.
Ждать ей пришлось семь лет.
***
Я не знаю, в какой момент научился жить без неё. Даже не знаю, научился ли. Просто дни сменялись днями, не сразу, но я стал видеть границы между ними. Начал отличать вчера от сегодня, сегодня от завтра.
Диана росла, и с ней становилось легче. Сначала она научилась держать голову, потом сидеть, потом стоять. Меня утомляло время, когда она училась ходить, потому что ей непременно надо было держаться за мою руку, а мне с моим ростом приходилось сгибаться в три погибели, отчего спина быстро затекала и ныла.
Но я всё равно был счастлив. Настолько, насколько мог быть счастлив без своей Регины.
Диана занимала все мои мысли. Если я оказывался где-нибудь без неё и видел красивого кота, необычное дерево или фигуру из огоньков, то всегда думал, как жаль, что не могу показать это моей маленькой девочке. А когда Диана смеялась, чудила или целовала меня, я думал о том, как жаль, что не могу показать это её матери.
***
Регина преподавала хореографию у детей. С детства она занималась танцами, и была пластична настолько, что когда двигалась, то казалось, вокруг неё звучит музыка.
Мы познакомились, когда она убегала от девчонок, которые хотели её растерзать. Она испортила их костюмы. До этого – они испортили её туфельки, и всё выступление (Регина была в главной роли) ей пришлось ужасно мучиться.
Но это я узнал позже.
Тогда я лишь увидел из окна трамвая девушку в расстёгнутом пальто, которая бежала на остановку, хохоча и задыхаясь от восторга. За ней гнались три растрёпанные девицы с таким видом, словно не успокоятся, пока не вырвут у неё волосы вместе со скальпом.
Но она их не боялась. Всё это её забавляло.
Она запрыгнула в полупустой трамвай, когда двери уже стали закрываться, и бросилась к водителю.
– Пожалуйста, поехали скорее! Не надо их ждать, умоляю вас!
Трамвай тронулся, а девчонки даже не успели добежать до остановки.
Моя бегунья засмеялась и упала на сидение, обмахиваясь своей шляпкой.
– Сука! – донеслось до нас сквозь приоткрытые окна.
Но это только подстегивало коварный восторг той, что хохотала на одном из мест впереди. Её тёмное каре разлеталось в разные стороны, когда она, смеясь, крутила головой.
Я, как остолоп, застыл на своём сидении в хвосте трамвая. Познакомиться с такой девушкой – не высмеет ли она и меня? Не познакомиться – а не стану ли я жалеть о том, что не подошёл к ней, до конца своих дней?
Наконец я решился.
Трамвай притормозил на светофоре, и я, пользуясь его медленным, крадущимся ходом, выполз из своего закутка и приблизился к очаровательной незнакомке. На всякий случай, встал рядом с дверью, если что – выскочу на первой же остановке.
Не припомню, чтобы до этого я боялся завести разговор с девушкой.
Она обратила на меня внимание (сложно не обратить внимание на башенный кран, который пялится на тебя во все глаза). Взгляд её стал одновременно подозрительным и любопытным.
– У вас всё хорошо? – как последний идиот спросил я.
– У меня всё отлично, – ответила она.
Я нелепо оглянулся по сторонам, чтобы не таращиться на её личико, сердечком, с острым носиком и подбородком. В нём было что-то кошачье, наверное, взгляд живых светло-зелёных, как плоды антоновки, глаз.
– За вами была погоня, – продолжил я. – Может, вас стоит проводить?
И она рассмеялась. Уже не так громко, как после волнующего бега от преследовательниц, но всё же. Я развернулся к дверям трамвая, приближающегося к остановке. Но моя незнакомка вдруг промолвила быстро, спутанно, словно читала записку, написанную второпях:
– Простите! Я не над вами смеюсь. Так со мной бывает. Я вспомнила тех клуш… Не берите в голову! Я Регина.
Она протянула мне ручку, тонкую, словно игрушечную.
Трамвай остановился. Двери открылись.
Я шагнул назад и пожал протянутую мне ладонь.
Свою остановку я давно проехал.
***
– Папа!
Я обернулся на автомате, просто услышав голос, даже до того, как понял, что зовут именно меня. Хотя кого ещё могли так звать у нас дома?
Диана стояла передо мной и улыбалась, прижимая к себе своего любимого плюшевого пуделя Чапу.
Тёмные волнистые, чуть спутавшиеся волосы до талии. Огромные голубые глаза.
Она была невыносимо похожа на Регину, несмотря на то, что и цвет волос, и цвет глаз ей достались от меня, и большинство людей видели в ней мою копию. Нет, Диана была живым отражением своей матери. Тот же взгляд, тот же наклон головы, движения, жесты, интонации голоса. Даже хмурая морщинка на лбу, которая появлялась, когда моя принцесса становилась чем-то недовольна.
Моя безграничная любовь к дочери смешивалась с беспощадной болью о жене и разрывала сердце, словно в нём раз за разом срабатывал смертоносный детонатор.
– Папа, – снова позвала Диана, и я машинально ей улыбнулся.
Я всегда улыбался ей как идиот. Особенно, если мне нечего было сказать.
– Я хочу мороженое, – сказала Диана. – Давай пойдём в магазин и купим мороженое!
Я готов был купить ей всё мороженое мира, весь снег северного полюса и все айсберги Северного Ледовитого океана.
Но я отец, и поэтому:
– Сначала надо съесть суп.
Бровки Дианы по-взрослому съехались к переносице.
– Ты варил?
– Я.
Диана закатила глаза к потолку.
А это у неё всё-таки от меня.
Регина часто смеялась, когда я так делал. Интересно, что бы она сказала, если бы увидела, что точно так же делает наша дочь?
– Я не люблю твой суп, – с детской прямотой заявила моя принцесса.
– Знаю, – только и ответил я.
Я тоже не люблю свой суп. И кашу. И жаркое.
Терпеть не могу готовить, и как бы я ни старался следовать рецепту, у меня всегда получалось сносно, но никогда – вкусно.
Зато Регина готовила так, что хотелось облизывать тарелки. Жаль, что Диане не довелось попробовать её мясо по-французски и морковный торт. Ей бы понравилось.
– Завтра попрошу бабушку сварить другой суп, – сказал я. – Но сегодня придётся есть этот.
Диана была не в восторге от этой идеи, но за стол всё же забралась.
– Зато после супа мы пойдём гулять, – попытался подбодрить ее я.
– На детскую площадку? – уточнила Диана.
– Не совсем. Сегодня же День матери. Мы пойдём к памятнику.
Памятник – так мы назвали место, где уже пять лет покоилась Регина.
Диана кивнула и опустила ложку в суп.
– А потом мороженное, да?
– Да, малыш.
***
– Поиграем? – спросил я.
– Во что? – спросила Регина.
Я сорвал маленькую мягкую голову ромашки.
– В какой руке? – спросил я, выставив перед Региной два кулака.
Она хлопнула кончиками пальцев по левому.
– Здесь.
Я перевернул кулак и раскрыл. На ладони с помятыми лепестками лежал наш цветок.
Я убрал руки за спину, а потом снова выставил ей на выбор.
Регина хлопнула по правой.
– Тут.
– Не угадала.
Я раскрыл обе ладони. Ромашка оказалась в левой.
Снова убрал руки за спину.
– А теперь?
Регина замерла. В её глазах азарт зажёг огоньки. Она осторожно дотронулась до моего кулака. Я раскрыл ладонь. На ней вместо ромашки лежало кольцо. Серебряное, без камня, зато с чудным, навеки застывшим цветком, оплетённым тонкими стебельками.
– Ты выйдешь за меня? – выпалил я.
Регина хлопала огромными глазами.
– Ты серьёзно? – вместо ответа вымолвила она.
Я засмеялся.
– Конечно, серьёзно!
Мне и самому в тот момент казалось, что я шучу. Всё было слишком легко, слишком нереально. Слишком прекрасно.
***
Нам все говорили, что мы торопимся, когда я и Регина решили подать заявление.
– Вы знакомы всего два месяца! – кричала моя мать, ожесточённо разрубая капусту для супа.
Её мать так же кричала в это время на кухне в квартире, где жила с родителями Регина.
– Но я люблю её, – по-идиотски улыбаясь, пожал я плечами.
Мама усмехнулась.
– Любит он! Да что ты знаешь про любовь? У тебя таких девок будет ещё… Что ж, на каждой жениться?
Её слова задевали меня тогда с той же силой, с какой задели бы сейчас, если бы кому-то пришло в голову их ляпнуть.
– Такой у меня не будет никогда, – ответил я и отвернулся к окну.
Только-только начинался июнь. Ещё не вступившее в свои полные права, неуверенное лето, как мальчик, впервые севший на велосипед.
Я окончил третий курс факультета журналистики. Теперь я был взрослым, зрелым, практически самостоятельным мужчиной пока с неоконченным высшим, но в целом – готовым жениться на девушке, по которой сходил с ума.
– Ты гонимый, – вздохнула мама, взяла с холодильника дедовы сигареты и неловко прикурила.
– Мама, – с укором протянул я.
Она лишь отмахнулась.
В кастрюле что-то отчаянно забурлило. Мама со злостью швырнула на неё крышку и выключила плиту.
– Наверное, это я виновата, – изрекла она, выпуская в форточку упругую струю дыма. – Что-то не додала, не объяснила.
– Мама…
– А разве нет? – она взглянула на меня, слегка прищурив глаза. – Ты же считаешь нормальным жениться на девушке, которую почти не знаешь и которую ты даже матери не показал.
– Так я вас познакомлю!
Мама посмотрела на меня, как на кретина, и театрально наклонилась вперёд.
– Спасибо, дорогой.
В ней уже давно умирала великая актриса.
– Ну, мам!
– Что «мам»? – взорвалась она. – Что? Ты хоть примерно понимаешь, что такое брак? Семья? Или для тебя это всё глупости?
– Да какие глупости? Ну о чём ты? – я встал, подошёл к ней, положил руки ей на плечи, но она строптиво отшатнулась.
Я чуть не засмеялся, подумав, что Регина вела себя почти точь-в-точь, когда ей что-то не нравилось.
– О том, – сказала мама, – что жену не выбирают, тыча пальцем в толпу.
– Мама, да как ты не понимаешь, Регина необыкновенная! Ты просто не знаешь её – пока! Но как только вы познакомитесь, – поспешил добавить я, пока снова не посыпались упрёки, – ты поддержишь моё решение, я уверен.
Весь мамин скепсис вырвался в один зловещий фырчок.
– Мама, – я обнял её, и в этот раз она не отпрянула. – Если я сейчас не женюсь на Регине, то уже никогда ни на ком не женюсь.
– Ой, ну какой ты ещё глупый, – скривилась мама. – С чего ты взял такой бред?
– С того, что я даже представить себя не могу с другой девушкой.
Мама последний раз затянулась почти погасшей сигаретой и затушила её о краешек блюдца, на котором лежали обрезанные кончики морковки.
– Значит так, – сказала она. – Слушай моё родительское слово.
Я сел перед ней на табуретку, всё ещё улыбаясь, как идиот.
– Сегодня же твоя невеста приходит к нам на ужин.
– Хорошо, – тут же отозвался я, но мама сделала жест рукой, чтобы я заткнулся – она ещё не закончила. – Свадьбу вы сыграете следующим летом.
– Нет! – вскочил я с места. – Мы хотим сыграть её в июле!
– В июле, – мама размеренно закивала. – Только следующего года.
– Нет, мам, так не пойдёт.
Но мама была непреклонна, как железная дверь.
– Это моё родительское слово!
– Зачем нам ждать целый год? – выдохнул я, захлёбываясь от отчаяния.
– А что вам ждать? – словно бы удивилась мама. – Это же настоящая любовь. Так чего вам бояться?
Действительно. Чего бояться, если это всё равно навсегда?
И тем не менее, я боялся. Боялся, что Регина передумает. Или, что ещё хуже, – она сочтёт меня пустословом. Я ведь уже сделал предложение. Уже пообещал, что мы женимся через месяц.
– К чему это всё, мам?
– К тому, что я так решила. А я твоя мать.
– И что? Не дашь своего благословения? – хмыкнул я.
– Не дам.
Я возвёл очи небо.
– Господи! Это ведь даже не прошлый век, а позапрошлый. Ты ещё у неё приданое потребуй.
– И потребую. Кто, кстати, у твоей Регины родители?
– Отец инженер, а мать кем-то в школе работает.
– Кем-то в школе, – усмехнулась мама. – Хорош зятёк. Хоть как зовут её знаешь?
– Знаю! Надежда Михайловна. И она учитель.
– Логично, раз она кто-то в школе… А по какому предмету?
– По истории.
Разумеется, я сказал первое, что пришло в голову. В такой ситуации всё равно, что говорить. Главное – уверенно.
Мама вздохнула.
– Сегодня в шесть я вас жду.
– Мы придём, – пообещал я, всё же надеясь, что переговоры не закончились. – А насчёт заявления…
– Через год, – с видом привыкшего бюрократа отрезала мама.
– Ну, мам! Год меня тут жди, год из армии. Да зачем я ей такой буду нужен?
– А зачем она тебе, если не умеет ждать? Погоди! – по лицу мамы пробежала тень неподдельного ужаса. – Вот я дура! Просто идиотка! Долго же до меня доходило. Ну-ка, скажи мне честно, вы так торопитесь, потому что она?..
Мама не произнесла этого вслух, но сделала вполне понятное округлое движение рукой, от волнения перепутав и прожестикулировав где-то на уровне груди, а не живота.
– Нет! – поспешил успокоить я. – Конечно, нет, мам, ты чего? Мы женимся не потому, что… на нас давят обстоятельства! Мы просто друг друга любим. И всё.
Тут я не врал. Я точно знал, что Регина не беременна, потому что мы с ней ещё ни разу не занимались любовью. Пытались, но она боялась. В общем, долгая история…
Мама выдохнула весь воздух из лёгких и, как сдувшийся воздушный шар, опустилась на стул.
– Слава богу.
– Так что насчёт года, мам? – напомнил я. – Ты же это не взаправду?
Мама потёрла лицо, словно собирала с него невидимую паутину.
– Замучил ты меня, – сказала она. – Два месяца – это не срок, чтобы выбрать жену. Я категорически против этого всего. Категорически! Но если уж тебе так невмоготу, потерпите хотя бы полгода, – попросила она.
– И что? – спросил я. – Жениться зимой?
Мама устало пожала плечами.
– Да и пусть зимой. Почему нет?
– Так холодно зимой-то…
– Знаешь, лучше жениться зимой и не развестись, чем летом и…
***
Декабрь, как назло, выдался аномально холодным. Регина, чтобы выглядеть не хуже других невест, вырядилась в платье с коротенькой белой шубкой и летние туфельки.
– Ты заработаешь воспаление лёгких, – шепнул я, видя, как она ёжится у двери подъезда.
– Ну и пусть, – ответила она. – Зато я счастлива.
Я тоже был счастлив.
– Мне страшно, – призналась Регина, когда мы ехали в ЗАГС.
Машину вёл я.
– Передумала? – спросил я, пытаясь не показывать, как мне страшно услышать в ответ «да».
Это будет похлеще лобового столкновения с грузовиком.
– Нет, – ответила Регина, и я беззвучно выдохнул. – Просто… есть примета. Если уронить обручальное кольцо, брак распадётся. А у меня так дрожат руки, мне кажется, я его не удержу.
Она вытянула вперёд тонкие вздрагивающие пальчики. Я поймал их и поцеловал, не отрываясь от дороги.
– Не забивай себе голову, Региш. Роняй, что душе угодно, мы всё равно будем с тобой счастливы всю жизнь.
Регина улыбнулась и уткнулась лицом в маленький букет белых карликовых роз.
Мы ехали в ЗАГС вдвоём. Полгода назад я устроился на работу, надеялся скопить на свадьбу побольше денег, но мы с Региной подумали и решили, что лучше потратить их на свадебное путешествие, чем на то, чтобы весь вечер поить друзей и родственников.
