© К. Рябов, 2022
© ИД «Городец», 2022
© П. Лосев, оформление, 2022
В свой последний запой Селиванов уходил тяжело и отрешённо. Он не пил четырнадцать месяцев. Жена в очередной раз наивно поверила, что теперь так будет всегда.
Ночью он плохо спал. Сны были короткие, тревожные и безумные. Снился покойный брат. Будто пришёл грязный, прямо из могилы, и попытался залезть в окно. Потом приснилась бывшая любовница. Селиванов собирался ей отлизать, но вдруг увидел, что вместо влагалища у неё гигантский кузнечик с головой воробья. Каждый раз он вздрагивал и просыпался. Вставал, шёл на кухню, курил, пил воду и смотрел в окно на пустую улицу. Тревога не отпускала. И странное ощущение физического неудобства. Как будто его сложили надвое, затолкали в чемодан и закрыли. Селиванов возвращался в постель. Жена тихо сопела, повернувшись спиной. Тёплая, мягкая и нежная. Ему хотелось прижаться к ней. Но он боялся её разбудить. У него были холодные руки и ледяные ноги.
Утром, выбравшись из очередного муторного кошмара, Селиванов понял, что опять обманул и себя, и жену. Она уже встала. С кухни доносился приглушённый звук работающего телевизора. Лиля готовила завтрак. На часах было ровно десять. Селиванов вышел из комнаты. На сковородке жарилась яичница с помидорами. Чайник выдувал струю пара, готовый засвистеть.
— А ты хорошо спал? — спросила Лиля, вытирая полотенцем руки.
— Ну, да, — ответил Селиванов, глядя в окно.
Улица была пуста, как и ночью.
— Просто я смотрю, в пепельнице окурков полно. Я вчера, когда ложилась, вытряхнула.
— Вставал несколько раз, потом засыпал. Какая — то чертовщина снилась.
— Какая? — спросила Лиля.
Чайник засвистел. Она погасила огонь.
— Да я толком и не помню уже.
— Надо было пустырник выпить.
— Он же на спирту, — сказал Селиванов рассеянно.
— Таблетки. Настойку я и не покупаю.
— А. Ладно, пойду умоюсь.
Он заметил тревогу в глазах жены и ушёл в ванную. Долго чистил зубы, умывался, причёсывался. Собственное лицо казалось ему отвратительным. Селиванов подумал об отце. Потом о настойке пустырника, точнее, о спирте, который там содержался. Его бросило в жар.
— Идёшь завтракать? — позвала Лиля.
— Иду, — пробормотал он в полотенце, которое с силой прижимал к лицу.
Аппетита, конечно, не было. Жидкий яичный желток одним своим видом вызвал тошноту. Селиванов, почти не жуя, проглотил завтрак. Лиля налила ему чашку чая и стала что — то рассказывать. Он кивал, поглядывая в окно. Слова жены пролетали мимо. По улице прошёл одинокий старик с седой бородой.
— Смотри, — сказал Селиванов. — На Толстого похож.
— Кто? Где?
Она посмотрела на экран телевизора, где человек с лицом уголовника рассказывал о народной медицине, потом повернулась к окну. Старик уже свернул в арку.
— Там дед был, на Толстого похож, — сказал Селиванов. И уточнил: — На Льва.
— Ты не хочешь ещё поспать? — спросила Лиля.
— Нет. Зачем?
— Ты ведь плохо спал ночью.
— Нормально я спал, не переживай.
Он заметил, что жена смотрит на него почти с отчаянием. Она всё поняла. Но ему вдруг стало это безразлично.
Селиванов закурил и сказал:
— Погода какая хорошая. Я, наверное, прогуляюсь.
— Перестань.
— Что? Почему?
— Не ходи. Я тебя прошу. Давай дома побудем сегодня.
Он рассмеялся.
— Мы и так никуда не выходим. В магазин и обратно. С ума же можно сойти.
— Пока не сошли, — сказала Лиля.
— Это пока.
Она ушла в комнату. Селиванов курил и смотрел в окно. Он заметил, что стекло слегка засрано мухами. Вспомнил, что Лиля уже несколько раз просила его вымыть окна. Она боялась высоты.
Он стал одеваться. Скинул спортивки и натянул джинсы. Футболку оставил домашнюю, с дыркой от сигареты на животе. Надел ветровку и заметил, что вся его обувь исчезла.
— Лиля, выйди, — позвал Селиванов.
Она выглянула из комнаты.
— Где мои кроссовки?
— Я их спрятала, — сказала она.
— Ладно.
Он открыл шкафчик, где стояли зимние ботинки, старые кеды и дешёвые туфли, подаренные тёщей. Селиванов надевал их всего раз. Внутри было пусто. Лиля внимательно на него смотрела.
— Прекрати, — сказал он.
— Это ты прекрати! — закричала она.
Селиванов заглянул на антресоли, потом под ванну. Продолжать поиски ему расхотелось. Лиля могла просто вышвырнуть всё в окно. Такое уже случалось.
Некоторое время он обдумывал ситуацию.
— Знаешь что? Мне плевать! Я и так пойду.
Он застегнул куртку и вышел из квартиры в носках.
Лиля позвонила минут через пять. Селиванов шёл по пустой улице. В соседнем дворе нелегально работала рюмочная с провокационным, особенно для жён алкоголиков, названием «Главная пристань». Туда он и направлялся.
— Я дам тебе один шанс вернуться, — сказала Лиля.
Она плакала.
— Так ведь я же вернусь, — ответил Селиванов.
— Сейчас! — заорала она.
— Скоро. Хочу встретиться с отцом.
— Миш, ты чего? Ты когда его видел вообще последний раз?
— Ну, вот, значит, пришло время.
— Да ты даже не знаешь, где он живёт, дурак.
— Это не так сложно узнать.
Селиванов остановился у входа в рюмочную.
— Я поняла, — сказала Лиля. — Поняла. Дура! Дура! Дура! Тупая дура!
Он вдруг представил, что жена бьёт себя кулаком по голове.
— Лиль, не надо.
— Дура! Ненавижу себя! И тебя ненавижу!
Он нажал отбой и зашёл в рюмочную. Посетителей не было. Придут позже, никуда не денутся. Вечером свободных мест не будет. За стойкой женщина в медицинской маске смотрела телевизор, установленный на кронштейн.
— Здравствуйте, — сказал Селиванов, чувствуя лёгкую дрожь. — «Народной» сто пятьдесят грамм и томатный сок.
Он выбрал самую дешёвую водку. Это не имело значения. Вся водка здесь была одинаковая. Раздатчица налила. Селиванов расплатился, тут же выпил залпом и со стаканчиком сока переместился за столик. Внутри раскручивался маленький сияющий моторчик и набирал силу. Возникло дурацкое желание найти где — нибудь подкову и разогнуть её на глазах изумлённой раздатчицы.
Зашёл мужик в маске, заказал и подсел к Селиванову с графинчиком водки и бутербродами на тарелке. Это был Витя Ерёменко, бывший хирург детской больницы. Пару лет назад его уволили. Витя спивался. Когда — то у него была красивая жена.
— Здорово! — сказал Витя и выпил полстакана. — Развязал?
— Вышел прогуляться, — ответил Селиванов. — К отцу хочу.
Витя вытер маской взмокшее лицо и сунул её в карман.
— В метро без намордников не пускают. У тебя есть?
Селиванов сходил к стойке и вернулся с полным стаканом.
— А башмаки где? — спросил Витя.
— Я йог, — ответил Селиванов. — Сплю на гвоздях, ем толчёное стекло, умываюсь огнём.
— Самое время это сделать. — Витя поднял стакан.
Они выпили. Курить в рюмочной не запрещалось, и они достали сигареты.
— Ты знаешь, что тайное правительство — это гигантские насекомые? — спросил Витя. — Вроде бы шершни.
Потом он несколько раз чихнул. Селиванов достал телефон. Пропущенных вызовов не было. Эсэмэс тоже никто не прислал. Он поискал в контактах номер.
— У тебя знакомые бляди есть? — подал голос Витя. — Я одну знаю. Можем сходить к ней. Она беззубая.
— Подожди.
Селиванов вышел на улицу и нажал вызов. Ответил пожилой мужчина.
— Здравствуй, дядя Петя.
— Кто говорит?
— Миша.
— Миша? Ах, Миша! Доброе утро, Миша. Давно не виделись.
— У меня к вам дело.
— Хочешь денег занять?
— С чего вы решили?
— В прошлый раз так и было. Ты звонил занять денег.
— Сколько взял? — спросил Селиванов.
— Нисколько. Ты приехал ночью на такси. Потом уснул у меня в прихожей на диване. А утром ушёл.
— И всё?
— Забыл полбутылки коньяка. Если хочешь, можешь забрать. Я поставил в сервант.
— Могли бы выпить.
— С моей — то поджелудочной? — сказал дядя Петя.
— А чего с ней не так? — спросил Селиванов.
— Она каменная.
— В каком смысле?
— Не знаю. Врач так сказал. Я делал УЗИ. И врач сказал, что у меня поджелудочная как камень. А ещё желчный пузырь кривой. В общем, мне лучше не пить.
— Ладно, может, заберу.
— После карантина. Хорошо? Сейчас я тебя не пущу.
Вышел Витя.
— Так что, Миша? Ты хочешь занять денег? — спросил дядя Петя.
— Нет. Хочу встретиться с отцом. Вы знаете, где он?
— Конечно. Недалеко от Спасо — Парголовской церкви.
— Давно туда переехал?
— Ты же знаешь, он на месте не сидит.
— Какой адрес? — спросил Селиванов.
Дядя Петя продиктовал.
— Записал?
— Я запомнил. Спасибо, дядя Петя, до свидания.
— До свидания, Миша.
— Слышишь, — сказал Витя. — Если ты застудишь ноги, у тебя вены вылезут размером с канаты. Идём к Шурику, он тебе даст какие — нибудь штиблеты.
Шурик занимался ремонтом обуви. Последний раз Селиванов видел его года три назад.
— А он жив?
— Конечно. Только в магазин зайдём. У тебя есть деньги?
Они прошли полквартала, встретив всего пару прохожих. Было прохладно. Время от времени из — за туч выглядывало солнце, но тут же снова пряталось.
— Менты, — сказал Витя.
Навстречу им медленно ехал патрульный автомобиль. Витя достал из кармана маску, уронил, наступил на неё, подобрал и торопливо натянул на опухшее, небритое лицо. Селиванов прикрыл лицо ладонью. Но полицейские даже не посмотрели в их сторону.
В магазине Селиванов взял три бутылки водки. Еду покупать не стал. Витя сказал, что у Шурика полно закуски.
Дверь открылась, и проём заслонила гора. Селиванов с трудом узнал Шурика. Теперь он весил под триста килограммов. Стоял, опираясь на металлические костыли, и тяжело дышал.
— Привет, ребята, — сказал Шурик неожиданно тонким голосом. — Проходите.
Они вошли. Селиванов машинально наклонился, чтобы развязать шнурки на ботинках.
— Помнишь Мишу? — спросил Витя.
— Да, конечно.
— Давно не виделись, — сказал Селиванов смущённо.
— Это неудивительно. Я редко выхожу, — ответил Шурик.
В комнате он сразу лёг на двуспальную кровать без ножек, заняв её целиком. Витя принёс три стакана.
— Я не буду пить, ребята. Но вы не стесняйтесь.
— Точно?
— Да, да, пейте. Поговорим. Мне ужасно одиноко.
Шурик рассказал, что жена бросила его два года назад. Она забрала детей, двух дочерей — школьниц. Это было ужасно. Он обожал их. Как — то раз Шурик попытался встретиться с ними, дождался у школы. Но дочери убежали, увидев отёчного монстра.
— Всё наладится, старик, — сказал Витя и похлопал Шурика по спине. Тот лежал на животе.
— Не думаю, — вздохнул Шурик. — Мне кажется, я скоро умру. Вряд ли доживу до конца года.
Селиванов попытался представить, как будет выглядеть гроб, в который положат Шурика. И сколько понадобится людей, чтобы его дотащить.
— Тебе нужна операция. Откачать жир. И зашить в желудок специальный баллон. Как у Соловьёва.
— Но у меня нет денег. Я не работаю. Клиентов мало. Пенсия по инвалидности копеечная. А ещё алименты.
Это было невыносимо — смотреть на огромную кучу человеческих страданий.
— Мы тебе поможем, — сказал Витя. — Не знаю только как.
— Спасибо, друзья, я тронут. Выпивайте, не обращайте на меня внимания.
— У тебя ведь даже бабы не было давно, правда?
— Да, конечно. Ни одна женщина не захочет даже просто посидеть со мной рядом и подержать за руку.
Шурик раскачался и перевернулся на бок. Кровать затрещала. Он был похож на морского слона. Селиванову пришла в голову дурацкая картинка. Он подбрасывает кусок морковки, и Шурик ловит её в воздухе своим огромным ртом.
Витя разлил водку в стаканы.
— За тебя, Санёк! За твоё счастье.
— Спасибо, ребята.
— Кстати, у тебя нет каких — нибудь ненужных ботинок?
— Посмотрите в кладовке. Но там хлам, рвань.
— В кладовке, — сказал Витя.
— Потом, — махнул рукой Селиванов.
Они выпили.
— Слушай, а закусить есть? — спросил Витя.
— Конечно. В холодильнике. Мне мама приносит продукты.
— За твою маму!
Витя сходил на кухню и вернулся с яблоком и сыром.
Они продолжили пить и разговаривать. Селиванов не заметил, как уснул, сидя в старом советском кресле. Ему приснилось, что он тореадор, а вместо быка на него выпустили неуклюжего морского слона. Надо было проткнуть его саблей. У Селиванова не поднималась рука это сделать. Морской слон был жирный, жалкий и беззащитный. Толпа требовала крови. Им нужно было убийство. Селиванов уронил саблю и заплакал. На этом сон прервался. Он проснулся и увидел в полумраке голую тощую морщинистую женщину. Она ползала по туше Шурика. Рядом стоял Витя и давал указания.
