ПРЕДИСЛОВИЕ

* * *

Двадцатые годы нагрянут,

но нам танцевать

не фокстрот…

2020-м годом

закончилось десятилетие,

осчастливившее человечество

кедами, блогерами и смузи.

Новогодняя Москва

гуляла без снега и мороза —

Дед Мороз

уехал в Тимбукту.

С неба – грязь

и какая-то слякоть —

то ли копоть,

то ли радиоактивный пепел —

жуть из антиутопии.

Люди ждали будущего,

а мне было жаль

отпускать ушедший год:

прошлое из настоящего

выглядит заманчиво.

Но время подхватило,

точно ветер,

и потащило куда-то

по своей спирали,

то ли вперед,

то ли назад, в Средневековье…

Была на редкость тёплая зима,

а потом пришла

Чума…

ЧАСТЬ 1. ЧУМА 2.0

1

И снова – пир, опять – Чума.

Вассал вассала – нам не ровня.

Читая древние тома,

школяр узнает ту же бойню:

крестьяне пьют, дворянам – герб,

король опять идёт на турок

(Так важно, чтобы крест – не серп

Луны висел…). А шут-придурок

твердит о том, что скоро смерть:

смердит бубонная зараза –

пируй, раз помирать не сразу,

в обман Средневековья верь:

на трёх китах прочнее твердь.

2

Мы в осаде. Ни войти, ни выйти –

постовые дремлют по углам.

Всё притихло. В ворохе событий

ждём, чем это обернётся нам.

Мир облез. Нелепая зараза

исказила биржевой скачок.

Как-то хочется всего и сразу,

но желания сейчас не в счёт.

Обнимать нельзя и целоваться,

замыкает комендантский час

новый день, который ждёт двенадцать –

мэтр Камю всё расписал до нас:

«Нетерпеливо подгонявшие настоящее,

враждебно косящиеся на прошлое,

лишённые будущего,

мы были подобны тем,

кого людское правосудие

или людская злоба

держат за решёткой».

3

– Милорд, народ умён!

А может быть, и нет.

Всё, как всегда: как дождь.

Пройдёт ещё сто лет,

и рыцарь вновь пойдёт

с забралом на копьё,

и в ворох новых мод

оденется бабье.

– Но всё-таки Господь

спасёт от сарацин,

пожаров и Чумы

в отсутствие вакцин…

– Милорд, пора к войскам

и принимать закон.

Хотя окрест – Чума,

наш замок укреплён.

4

Тюльпаны – и небо,

тюльпаны – и пламя.

Какая-то небыль

нависла над нами.

Весна жизнь пророчит,

дает жизни силу.

Прогнозы не точны –

всех смерть не скосила.

Так пойте с балконов,

раз солнце в плюс двадцать!

Есть жизни законы:

цвести, быть, расстаться…

5

«Пиши свои стихи.

– Важно не что, а как! –

Узнаю их всегда».

А может, просто так

сказал герой сих строк

и множества других.

Наверное, о нем

придёт последний стих.

А может, в тишине

он имя в ночь шепнет…

Надежды нет, и вот

сейчас она придёт.

Оставлены в веках,

прославлены в стихах

в последних временах –

когда придёт дней крах.

6

Прекрасных дам окрест не счесть,

и с виду все так благолепны.

Лягушки с неба – Бога месть,

Точнее, кара – так корректней.

Освободим Иерусалим

И возведем в молении руки!

Как жаль, что Рим невозвратим –

в упадке он.

И в моде – муки.

Вот маска скорби —

жуткий лик!

И Бог, увиденный на миг,

не удивит: скорбь не оценит.

В ночи темно, не слышен крик,

лишь бродят рыцари без денег –

витраж картинку не изменит.

7

Что делать,

если всюду —

смерть,

а хочется любить?

Закроют двери –

выберусь в окно.

И если окна заколотят –

всё равно!

Ведь даже тень моя

простуженной придёт.

И, не найдя

на месте никого,

всё будет ждать:

настанет вдруг сейчас

волшебный день,

хотя бы – час…

8

Наш город опустел.

Ждёт комендантский час,

и что-то по углам шуршит —

возможно, крысы.

А может, часовой

откроет дверь для нас:

достаточно монет —

всё можно, если быстро.

Так в тишине ночной

остались мы вдвоём,

и кажется,

Земля весь свод перевернула.

А город

на ладонь

бросает время к трём –

час дьявола…

И ночь

к виску жмёт дуло.

9

Бушует страшная чума,

хоть Папа жив и бодр.

Так трудно не сойти с ума

в безумный чёрный год,

когда большой суровый Бог

грозится покарать,

и урожай опять убог.

Безгрешным трудно стать,

когда пылает жар в груди.

Монашка шьёт узор –

гляди из кельи – не гляди:

всё – сон,

всё – зыбь,

всё – вздор!

10

Разлука – болотной тоскою,

разлука – горячечной мукой,

(«Останьтесь, останьтесь со мною!»),

разлука – пугающим стуком.

Кто смотрит в уродливой маске?

За кем и когда воротится?

Как счастье положено в сказке,

так жизнь предлагает проститься.

И всё же – не буду, не стану!

Разлука – лишь числа в квадрате.

Я снова приду и останусь –

весною, не прожитой в марте.

11

– Милорд! Европа вымерла

на четверть, говорят!

– Закрыть ворота

и сидеть на месте!

– Возможно, виноваты

алчность и разврат.

А может,

чьё-то явное злодейство.

– Что за морем?

– Дрожат, боятся тех же бед,

Восток сейчас притих…

А, впрочем, шут их знает!

Не кажется ли вам,

что наша жизнь есть бред?

– Найди мне кровельщика…

Крыша подтекает.

12

Что там, в зеркальном коридоре?

Осколки мира, чей-то лик?

Тень времени увидим скоро.

Закрой глаза. Что там? Лишь блик.

Твержу заклятья – вдруг помогут?

Разлом эпох слепит глаза.

Приди на ужин – час уж пробит,

и можно то, чего нельзя

13

– Ну что, милорд, могу поведать?

Чума вот-вот войдёт в наш двор.

– Молчи! Пиши и делай дело!

Болезни – рыцарю в укор.

– Милорд, милорд! Так скучно в замке!

Весна цветёт в своей красе…

– Всё вывернуто наизнанку…

Должно быть, выживут не все.

14

Сиди, смотри

на лики тьмы –

мы уронили

месяц в лужу.

Сыграем

в пир против чумы!

Но кто

теперь придёт на ужин?

Как вечен мир!

И мор, и вор

бредут

по чёрным переулкам.

На них

взглянула бы в упор,

но нет ни встречи,

ни прогулки.

15

Наш город тих, наш город глух –

мы не увидим больше моря.

В углу стены висит паук,

вселенским бедствиям покорен.

Король сидит в своём дворце

и в зеркала глядит уныло.

А в злой усмешке на лице –

весь век –

кривой,

косой,

постылый.

16

– Милорд, чума проникла в замок.

Наш паж упал, разбив поднос.

Всем очень страшно – скажем прямо…

– После упадка будет рост.

Мы пережили грех Адама,

Ноев потоп, Нерона век…

Чума конечна – скажем прямо!

Крестьян спасём… Пусть и не всех.

17

И вот сидим мы

взаперти,

теперь ни выйти,

ни войти.

А что там в мире,

чёрт поймёт!

Небо с землёй —

наоборот,

и каждый – враг,

кто просто так

пойдёт пешком,

зайдёт в овраг.

Кому всё фэйк,

кому – чума.

– Закройте

накрепко дома!

18

Кто знает, что будет?

Величье вечно,

Двуличье вечно,

Смерть бесконечна.

Г.Аполлинер

Пусть мы вышли на плато —

здесь не выживет никто,

оттого что жизнь конечна.

Может быть, двуличье – вечно…

Пусть мы вышли на плато.

Непонятно: как и что,

и откуда, и зачем.

Мир сошёл с ума совсем!

Да, мы вышли на плато,

не надев весной пальто.

День ушёл, а следом – месяц

в круговерть небесных лестниц.

19

– Гуляют все, милорд!

Пусть все запрещено –

схоластика побила ум Солона.

– Так хочется продлить, продлить,

продлить ещё запрет ходить!

Но строгости закона

в окрестных деревнях

не так уж и строги.

Всегда здесь так:

лишь внешне

все, как надо.

А впрочем, что не так,

то говорят враги.

Еретики!

Им наши беды в радость.

20

Раскрой двери,

раскрой ставни!

Чему верить?

Ночей мало,

рассвет светит,

июнь греет,

поют птицы,

Луна тлеет.

21

Милорд, останьтесь навсегда!

Нам нечего желать!

Направо – не пройти туда,

ну а налево – гать.

Наш замок славно оснащен –

на крыше – лишь дыра.

Пора нам принимать закон –

кто против, тот дурак.

Чума окрест? Чума – в уме!

Бессмыслицы бубон.

Мы колокол найдём на дне,

коли не слышен звон.

ЧАСТЬ 2. ЛЕТО-21

1

Вот и лето. Ночь слепит,

вакцинировать грозит.

Маски всё ещё на нас –

можно выйти на сей раз.

Не упал метеорит,

но нельзя лететь на Крит.

Кто глухой, а кто слепой,

кто опять стремится в бой.

2

Лето. Ветер. Дачный бред.

Как прекрасно: меня нет

там, на даче у куста!

За забором – пустота.

Бесконечность сотен лет –

космос птицей шлёт привет.

Там фонарь во тьме горит,

взгляд же бьётся в монолит.

3

Снова лето. Новый бред:

спутник нас спасёт от бед.

Кто не понял, тот дурак,

и в кафе ему никак

не зайти – наносит вред.

QR-код – вот в жизнь билет.

Кто-то здесь с ума сошёл…

Бьются дни стеклом об пол.

4

Лето светит. Черен яд –

ночь придёт сюда. Закат.

Что-то страшное грядёт.

Нас никто здесь не найдёт.

Но ведь ищут! Всюду смрад.

Лишь больной и мертвый рад,

что отстали…Мы потом

за собою дверь запрем.

5

Снова лето будит свет…

Мира с нами больше нет.

Тот, что есть, – не мир, а так:

здесь нельзя зайти в кабак,

здесь нельзя уехать прочь –

всюду нас догонит ночь.

Может быть, пройдёт сто лет,

и на всё найдем ответ.

Снова лето –

будет свет…

6

Лето. Ветер. Нас запрут.

Впрочем, в интернете врут:

говорят, что лета нет.

Всё, что слышится, то бред.

Явность – небо, куст и пруд.

Только не сменить маршрут.

Шаткость мира – признак бед.

Космос снова шлёт привет.

7

Вот и лето.

Пустота.

Жизнь уснула

у куста.

Всё затихло.

Баю-бай,

спи – не бойся,

засыпай.

Жизнь

застряла у моста.

Впрочем,

истина проста:

человек

есть мера мер

посреди

идей и вер.

ЧАСТЬ 3. ЛЕКАРСТВО ОТ ЧУМЫ

* * *

Как быстро поглощает всё вечность,

и сколько она уже поглотила!

Марк Аврелий

Ах, Марк Аврелий! Что за грусть,

от убеждения, что всё – тлен

и где-то было! Ну и пусть!

Не выйти из своих же схем.

Так что ж, гордись: твои тома

читают множество веков.

Сменились платья и дома,

но вечны сонмы дураков.

И снова все то ждут, то жнут.

Всё сгинуло. И всё же здесь.

узнай у вечности маршрут

и не вкушай потомков лесть.

* * *

Одинокая брешь

не печалит фасад.

Если славить, то вещь,

если верить, то в ад.

Мир стоит на краю.

Мне бы время убить –

будет скучно в раю,

знать бы: быть иль не быть.

Искажение слов

повтори сотни раз –

станет правдою вновь

перифраз сотен фраз.

Искаженность миров

поглотит нейросеть.

Стоит жить без оков

иль не жить – выбор есть.

* * *

Ну что ж, уже не важно –

невстреча и безвестье.

По стенке стукни дважды

и жди на том же месте.

Расскажешь в мемуарах,

как корчилась планета

в лета, что дали жару

за все былые лета.

Любовь сильнее смерти,

иное – тлен и копоть.

В Хэллоуин рыщут черти.

и слышен гулкий ропот…

* * *

Предноябрьская тьма –

небеса опять простыли.

Город сводит всех с ума:

что открыли, то закрыли.

Толпы, ветер и раздрай,

наверху – белесый росчерк.

Отыскать бы ясный май

в зазеркалье, где всё прочно.

С главпочтамта снят чехол,

на луне висит улыбка.

Бьётся мыслями об пол

шаг, где высечена плитка.

* * *

Темнеют дни,

ночь по пятам

крадётся.

Гулом в подворотне

стучит набат

то здесь, то там,

и Завтра – нет,

есть лишь Сегодня.

Век двадцать первый

так пришёл.

Что он сулит

безликой цифрой?

Посадят ли кого на кол,

иль всё увязнет

в бездне мифов?

Закрыты лица,

брови злы,

и темно время

пред рассветом.

Но верю:

на пределе тьмы

воспрянет

бедная планета.

* * *

Тьма наступила,

дальше – выход:

последний год,

последний день,

и право

на последний выпад,

И лишь луны

ущербной

тень

накроет мир.

Не снятся сны

уже невесте

на новом месте…

Молчи.

Найди пределы тьмы:

жизнь – сон.

Жди белизну зимы.

* * *

Когтистый зверь, скребущий сердце, совесть …

Ужасный век, ужасные сердца!

А.С. Пушкин

Один продал за так,

другой был тайный враг,

а третий – за пустяк,

четвёртый не хотел

остаться не у дел –

лишиться антител…

И ровным строем – марш.

Какой нелепый шарж!

* * *

Рождество на востоке

отстало на год –

замело

все пути и решения.

Ни исхода, ни всходов –

метёт да метет,

но когда-то

придёт

потепление.

Службы – в масках,

народы шумят у границ,

помощь будет не тем

и не сразу.

Вот рождественский ангел

среди двух столиц

рассыпает пургу.

Черт из сказки

снова месяц похитил

и спрятал в рукав,

репликат черевичек подарен.

Но в борьбе

тьмы со снегом

рогатый лукав –

ангел тих

и в интригах бездарен.

* * *

Болтовня

за соседним столиком

проникает

и бьёт по темени.

Время

строит всем

отношения,

все

себя довели

до коликов,

до простуды

и до бездарности.

Рассчитай всё –

ответ не сходится.

Каждый

сам на себя

охотится

в обрамлении

общей парности.

* * *

Метёт

милейший белый снег –

погода

на полгода.

В разгар зимы

замедлен бег

планеты.

Куаркоды

среди застывшей суеты –

и в этом

смысла не найти.

Иди в кафе –

нельзя в музей,

хоть штамм

уже не страшен.

Среди

навязчивых идей –

ковид –

форпостной башней.

Быть может,

нам вернут назад -

пустотность

сытых

жизней.

А может быть, –

война и ад,

а может,

всё зависнет.

Метёт

уже который день.

«Молчи», –

твердит природа.

И я молчу.

Я – словно тень.

Гляжу на всё,

как в воду.

* * *

Застроенный дом,

и сумрак небес

печальны,

пока

никто не пролез,

поставив скамьи,

сюда.

А снег пеленой

накрыл всё огни…

Всяк

в сердце живой

всегда.

* * *

Туман обещанный –

жизнь в ноль.

Душа повешена,

в столб – гол.

И белой россыпью

стук в дверь.

В смертельной поступи

дню верь,

что дальше следует.

Снег (сгинь!),

что исповедует

тьмы синь.

Аншлаг на небесах –

сто бед.

Смотри глаза в глаза –

тьмы – нет.

* * *

Остерегайся мартовских ид.

У. Шекспир

Остерегайся

мартовских ид

и тишины в ночи.

Замысел Высших

прочно прошит –

встань, о тоске молчи.

Выйди, вздохни —

за окном – рассвет,

гордо иди в Сенат.

Тем, кто убьёт,

передай привет,

и не смотри назад.

ЧАСТЬ 4. ВОЙНА

* * *

Яснеет небо

на полмира –

весна идёт

в расцвете утр.

Уже промчался

всадник мора,

теперь – война.

Разрыв минут,

и всё

мерещится игрою,

и каждый

бредит о своём.

Весна

какой-то мир откроет –

разрушен старый.

Что найдём?

* * *

Над страною

сгустились тучи:

здесь темно,

но и там не лучше.

Кличут вороны –

рыщут падаль.

Вероятно,

так было надо –

стать изгоем

и быть неправой

для забывших,

где лево-право.

Будет битва.

Мой путь

намечен:

ОСТАЮСЬ

СО СТРАНОЙ

НАВЕЧНО.

* * *

Что прошло,

то уже неважно.

Этот мир,

очевидно, спятил:

если смерти

не будет дважды,

то не стоит

играть с ней в прятки.

Небо ясно,

и дом на месте.

Всё пройдёт,

даже то, что сложно.

В пепле фейков

доходят вести,

и исчезнет все то,

что ложно.

* * *

Мне снился город,

где идёт война.

Мне снился город,

где идёт весна.

Там порт и море.

Бердянск иль Ейск?

Наш иль не наш?

Вообще, он есть?

Многоэтажки

и завалов тьма.

Сады проснулись —

не сойти б с ума

от их цветенья

и чумы-войны.

Мне снился город,

где и мы не мы.

* * *

Холоднее не будет –

ведь всё же —

весна.

Вся земля

искромсована ранами.

Но рассвет неизбежен:

воспрянь ото сна,

новый день

неизвестно-желанный!

Обещает июнь

шёпот трав,

грохот войн.

Всё живое

стремится к цветению:

зелень, вишни и небо.

Смотри:

ты живой!

Кому – плен,

кому – свет и спасение.

* * *

Ненависть

лишь ненависть плодит.

К сожалению,

в этом мире страшно.

А из окон –

тёплый южный вид:

новостройки,

тополя и пашни,

устаревший жестяной завод,

сад, забор —

разлом былого быта.

Брата брат

сегодня не поймёт –

всех в расчет.

Земля окрест разбита.

* * *

Каждый видит

то, что хочет,

кто-то делает,

что может.

Если летом

шли цветочки,

ягодки потом

положат.

Озверевшая планета

смотрит

спутниками в стекла.

Кто-то

держит нос

по ветру –

не ко всем

судьба жестока.

Где же правда?

В мракобесии

ярче виден

отблеск света.

Хочешь

окна занавесить –

распахни

и жди

ответа.

Раскол

Протяжна песнь,

и замкнуты замки –

Сибирь глядит

раскосою метелью.

Пройдут столетия —

замкни

свои круги:

пространства, ветер, ели.

Здесь

каждый прав

и спорит

сквозь века –

взмахнет перстом

неистовый Аввакум.

Мудрость земли

сойдет на дурака,

а умный кто,

тот от ума заплакал.

Как правильно креститься —

всё равно.

Куаркоды в наличии –

без смысла.

Когда покоя

сердцу не дано,

война, рабы и времена

зависли.

В грязь сапогом.

Смелее! Ровен шаг.

Ещё немного –

может быть, настанет

весна.

Смотри:

Gismeteo не враг.

А кто же враг?

Лишь песнь

протяжно манит…

* * *

Провожала

мать,

провожала

дочь

эшелон солдат.

Вот они идут

в златорусый лес –

если мир вверх дном,

небеса окрест.

А они – идут,

сапогами –

в грязь

(эти взгляды

жгут!),

в небеса –

за нас.

Как же мне

помочь?

Помолюсь

о том,

чтоб остался

дом,

чтоб встречались

в нём.

* * *

В окнах – темнота.

На Луне – окно

в мир,

который нам

видеть не дано.

В небе – тишина.

Так далёка степь!

Сгрызана на треть

здесь луна,

а впредь

истончится и

в темноту уйдёт.

Сколько же ночей

в темноте пройдёт?

Веки подними!

За окном не зги…

Нечисть прогони!

Вий, повой и сгинь!

* * *

Какой чернотой

обернулся свод!

Как будто

погасли звезды.

В горящий,

сквозной

и великий год

ни слезы не льстят,

ни грёзы.

Иду в темноте

(перевёрнут дом)

одна –

ничего не надо.

И тенью – тот,

кто в меня влюблён,

кто явно

не будет рядом.

* * *

Я казалась

себе ничтожной

в переулках

огромных зданий,

посреди

биполярных маний интровертов

свербило ложью.

Звезды видно

в ином столетии

или там,

где лишь смерть и воля –

на широком осеннем поле,

где в окопах

за всё в ответе.

* * *

Шагай, окопайся,

беги иль ложись:

война –

и не мать, и не тётка.

Режим прекращенья огня

не объявлен пока.

Случайная пуля,

осколок –

и месиво-грязь,

и вечность пуста…

Фортуна не дура –

приказ есть приказ.

А впрочем,

на небе —

всегда тишина…

Ноябрь буксует.

Война есть война.

* * *

Кто-то штурмует Ларс,

кто-то штурмует Марс,

и – бесконечный фарс.

Жжёт углекислый газ –

кто-то увяз в войне.

Кто-то застрял в тюрьме,

кто-то пропал в суме.

Весь инфошум – во мне.

Мир поменял свой слайд,

мир не отмоет «Тайд».

Мой беспокойный край!

В небо гляжу, где рай…

* * *

Не стой, не ной,

смотря во тьму —

я снова не скажу,

к кому приду.

Летят

столетия вспять,

и повторится

день опять.

Во мгле миров

звезда горит.

Смотри:

её прекрасен вид,

и отражение во тьме –

мне и тебе,

тебе и мне…

ЧАСТЬ 5. ФАЙЮМСКИЕ ПОРТРЕТЫ

* * *

Не вижу Рима. Только Сочи.

Париж померк. Разлуки нет.

Земли тропические очи

вцепились ночью в белый свет.

Полмира спит. В мешке без ветра

Замоскворечье ждёт вестей.

Портрет застыл в июле лета

файюмской памятью вещей.

Пушкинский музей

В Египте – тени, ночь. Анубис дремлет.

У Нила мальчик речь богам читает.

Так много звезд! Твердь договору внемлет

столько веков: зерно вот-вот поставят.

Но Рим уж пал, своим страстям подвластен.

Как Адриан глядит на Антиноя!

Нерону скучно. Брут глазами страстен.

Все снова здесь, на изводящем зное.

А впрочем, все – файюмские портреты:

глядят в глаза картинкой под витриной.

Опять: то греки с моря шлют приветы,

то бюргер – сыт и мил – глядит с картины;

то в Амстердаме рыба на базаре,

то Бонапарт свою мечту лелеет…

Я вновь брожу по драгоценным залам

и лестницам любимого музея.

Осень в Замоскворечье

Какая чудная осень!

Я счастлива – беспросветно!

Куда этот день уносит?

По чём ледяной ветер?

И день Всех Святых будет,

и где-то зажгут свечи.

Меня эта тьма любит,

поскольку для тьмы – встречи.

Как странно… Забыть вечность:

чужой стал родным снова.

Возьмите мои плечи

в тиски, как дожди – город.

Барселона

Тот город, что зовётся Барселоной,

Вам нравится за близость океана,

сады и камни, горы и туманы,

за рыжую луну на небосклоне.

– До вторника! И до конца вселенной…

Радость моя, весь мир перевернулся.

День – мимо нас, гудит неясным гулом.

А я любуюсь каждым из мгновений.

Барселона! Любовь моя!

В той стране не прожить ни дня.

На Москве по ночам не спят,

сторожа семь страстей у врат.

Ещё одна осень в Замоскворечье

С моей любовью всё не так,

а Ваше время на пределе.

Давно закрыли наш кабак,

и в полдень нужно дело делать.

Откуда высший смысл взять?

И кто вот так планету вертит,

когда и в жизни всё нельзя,

и не остаться вместе в смерти?

Аэропорт

Тот же дом, а чисел нет…

У метро «Аэропорт»

безнадёжно ждать полёта –

больше здесь никто не ждёт.

На асфальт стекает лужа,

без каких бы то причин

памятник взывает к ружьям

и стоит совсем один.

«Летуаль» блестит помадой,

а кафе – «Нельзя курить!»

(но студентам очень надо!)

И кого бы укорить

за пропавшие в тумане

башни грозных этажей?

Шпиль не ранит – ранит память,

но её здесь нет уже.

Все дома стоят в сторонке

и глядят сквозь пластик рам,

как, шурша довольно громко,

крутится плакат реклам.

Пречистенская набережная

Помнишь набережную у реки?

Разговоры о всякой чуши,

время, стынущее от тоски,

перезвон, что нельзя не слушать.

Вот и тени двух человек:

мы вернёмся – в век двадцать третий! –

убедиться в бессмертии рек

и болтать обо всем на свете.

Здравствуй, выжившая Москва,

город плиточных технологий.

Только набережная у моста –

снова бросится мне под ноги.

Школьная улица

Фонари и плитка

вдоль курортных улиц.

Сердце ли разбито?

Счастье ли вернулось?

Будто из отеля

я смотрю на звезды

(В Ейске песни пели),

Бездорожье слёзно…

И несносны мысли

пронеслись сквозь время:

мы в Москве зависли,

мы одни со всеми.

Зная обстановку,

я смотрю, не видя.

На земле неловко,

небеса в обиде.

За окном – высотки,

клетки, лето, плитка.

Вечер в небе соткан,

а печаль разбита.

Не Анапа

Не молчи о пустоте,

не гадай на картах.

Мы уходим налегке

в полдень, когда жарко.

Мы не видим суть вещей,

суть найдя, забудем.

Посреди семи страстей

утверждают будни

клён и изморось навек.

Обними с усмешкой…

Всякий смертен человек.

Смертен, значит, – пешка.

Сон Анапы в простынях,

а в душе – садняще:

чемоданы – в пух и прах,

страх полётов вящий.

Завяжи мою тоску

(лето вдруг завьюжит):

на дубовую доску —

мой платок из кружев.

Пустота стучит в окно,

королю – три дамы…

Солнце блещет –

лишь оно

оживляет раму.

Овидий в Риме

Овидий! Коринне твоей

суждено провести жизнь,

как должно:

ей хочется в небо,

но кушать охота сильнее.

Надежды оставь –

обессмертим вокруг

всё, что можно.

Не знаю, кому кто,

мне – девка

матроны милее:

по-честному – стоимость

(каждый сестерций записан).

И все-таки

белое в крапинку

смотрится чёрным.

Молись в храме Весты

и будешь,

как Янус двуликий.

Так город велит –

в нём всегда

соблюдают законы.

Китайский лётчик Джао Да

Теперь ты там, где знают всё, – скажи:

Чтó в этом доме жило кроме нас?

А. Ахматова

Воспоминаний странные отрывки:

ушло под землю солнце, ровен час.

Осколки дня и жизни – память зыбка.

Всё сбудется и будет всё для нас,

потом, в краю, где солнечно и ясно.

Прошло, наверное, ещё сто лет,

и ясно всё, что было не напрасно.

Кафе – на месте. Только нас там нет.

Чапаевский парк

По кораблю скучает бал,

по небесам скучает море.

Как много званных! Всяк пропал,

и истина скончалась в споре.

Есть парк, как будто бы теней,

в районе, где почти уютно.

Найти бы всех в закате дней,

кто на войне пропал беспутно,

кто здесь гулял, кто бредил здесь…

Я там была в мирах осенних.

Как мало избранных… Кто есть?

По вечерам проснулись тени.

Дорога

1

Сердца жизнь, как ветер в поле:

Нынче здесь, а завтра – там.

Каждый в своём сне неволен –

боль разделай пополам.

Совершенство – злая сказка:

что искала, не найти.

Яви жизнь – почти прекрасна –

пролетела полпути.

2

Поезд ехал в злые веси:

есть ли станция – Бог весть.

Час веселья нос повесил:

Бога нет, а церкви – здесь.

Тамбур дымен, в сердце – песня,

пёсьи морды – вот перрон.

Этот сон для сердца тесен –

неужели жизнь есть сон?

ЧАСТЬ 6. ЛЮБИМЫЙ ГОРОД