Ты носишь имя, будто жив, но ты мертв.
Мы знаем наши ошибки,
Господь простит их нам,
Когда в небе, как волны, зыбкий,
Зажжется звездный храм.
Придем с тобою в поле
В полуночный, урочный час.
Здесь будем молиться на воле
В последний, в последний раз…
Москва. 1912.
Тебе, Создатель, я молюсь,
Молюсь, как раб немой, покорный.
Сегодня я – как тать тлетворный,
Но завтра я преображусь.
Тебе, Создатель, я молюсь,
Молюсь! Дрожит и ноет тело,
Молитва новая созрела,
И я, как Ангел, вознесусь.
Сгорит ненужный пепел – тело,
Но дух над миром воспарит.
Пусть плоть и кровь в огне горит:
Душа моя заголубела.
1912.
Храм. Святые песни и печали,
Взоры к Небу все обращены.
У святых, расстегнутых сандалий
Руки девы, мужа и жены.
Сверху Дух святой и величавый
Льет туман – святую благодать.
Здесь равны все, радостны и правы,
На душе – горящая печать.
И горят над этим морем чистым
Над толпой, склоненной у Креста,
Свечи желтые в мерцаньи мглистом,
И ноют их желтые уста.
Эта песнь звучит во мгле негромко,
И не всем понять ее напев;
И душой невинного ребенка
Стала вдруг душа моя, прозрев.
И, склонив дрожащие колени
Пред огнем – горящим и живым,
Я стоял, рыдая средь молений
И глотая ладан – синий дым.
1912.
Последний час… Я руку поцелую
Тебе, святая.
Гляжу наверх. Там бездну голубую
Я замечаю.
Внизу костер. И пламень восхищенный
Жжет, лобызая,
Меня, меня, мой профиль утомленный,
Не угасая.
1912.
Глаза полузакрыв, вдыхая пламень яркий,
Душой проснувшейся я несся к небесам.
Молился я из тьмы примчавшимся часам,
Что дали смертному бессмертные подарки:
Любви стозначный смысл и мысли трепет жаркий..
Я вышел за предел. Рукою твердой сам
Дал Огнь пронзающий лицу и волосам,
И, дрогнув, пала цепь, и пали жизни арки.
И вот иная жизнь, как явь, проникла в кровь,
Рождая новые, незнанные начала.
Душа в томлении безмолвном задрожала,
Познав все скрытое и скрытую любовь.
Внизу костер горел, измученный до ала,
И озаряла Верх – Божественная Новь.
Москва. 1912.
Через слезы, через кровь, через боли
Я к пристани тихой приду,
В своей переменчивой доле
Я стороны хорошие найду.
И буду довольствоваться малым,
И тихие слова понимать,
Весною питаться снегом талым,
И нищенку обнимать.
Насмешки, ядовитые шутки
Я с улыбкой отстраню.
Мой близкий, мой дальний, мой чуткий,
Я свое прошлое хороню.
Петербург. 1913.
Я буду ждать нашей встречи
И четки перебирать.
Будут медленно таять свечи
И огоньки дрожать.
Книгу маленькую держать я буду
На коленях худых.
Я слов никогда не забуду
Твоих.
1913.
Мне стыдно громко молиться
И стыдно об этом говорить,
Хочется куда-нибудь укрыться,
Обо всем забыть.
Чулан ли, заброшенный садик,
Или жаркий чердак…
Чтобы все осталось сзади,
А впереди был новый знак.
Мне стыдно признаться во многом,
Но когда-нибудь я пойду
Туда, где, отмеченные Богом,
Зажигают восковую звезду.
Молиться, молиться, быть может,
Чем тише, тем лучше мне.
Ах, кто мне, кто мне поможет
Найти любовь в огне!
1913.
Можно выйти из тела,
Точно из комнаты, закрыв дверь,
И пойти в глубь леса смело
И сказать: Подойди, зверь!
Можно взять лапы медвежьи
И к ним припасть…
И с людьми встречаться реже,
И целовать пасть.
Будут ветки хрустеть звучно,
Йоги заплетаться во мху.
Нет! Не будет никогда скучно
Преклоняться стиху.
Можно выйти из тела,
Из проклятой комнаты, закрыв дверь на крючок,
И устроить жизнь умело,
Так, что позавидует даже беззаботный сверчок.
1913
За старческой дряхлой рукою
Разутый, разбитый пойду.
Быть может, как старец, открою
Сокрытую в тучах звезду.
И если жесток перекресток
Двух белых, двух тихих дорог,
Я буду стоять, как подросток,
Который от горя продрог…
И, взявши цветочную руку,
Припавши к цветочным губам,
Я тихую, гордую муку
Беззвучно, бесслезно отдам.
1914.
Враг! Слово Враг! Сколько муки
В нем. Сколько ужаса в слове Враг.
Поцелуйте растянутые руки
И примите из крови знак!
Пусть безумно и страшно будет,
Пусть разумники кричат: – Идиот! –
Помолиться бы о дивном чуде,
Пока не выступит теплый пот.
Враг! Слово Враг! Сколько звуков,
Сколько звуков в сочетании букв.
Я не помню железного стука,
И ослабевших я не помню рук!
И вот только помню: поцелуй последний,
И вот только нижу – бледный лик.
И крик: жалкий привередник,
Молодой старик!
Враг! Слово Враг! Сколько мыслей,
Сколько мыслей и сколько мук.
Пусть к кликушным я буду причислен,
Вот поцелуй мой, – жестокий друг!
