Тихим смехом пройдёт по полям,
В ключевой искупавшись воде,
Та, чьё имя осталось лесам,
Та, чья верность досталась Судьбе.
Громом яростной бури придя,
В миг сметёт он незримую боль.
Тот, чьё имя Она забрала,
Обменяв на святую Любовь.
На незримом пути между звёзд,
Словно в танце с бессмертным огнём,
Его лик обращён лишь вперёд,
Её песня звучит лишь о Нём.
Путь сквозь время и сотни миров
Не застынет. И даже на миг
Не прольётся священная кровь
Тех, Кто Вечность в мгновенье воздвиг.
Их Исток был за гранью укрыт,
Их Душа потерялась в пыли,
Лишь дорога следы Их хранит,
По которой когда-то прошли.
И истории малых шагов,
В бесконечном спокойном пути,
Я возьмусь рассказать... Только кровь
Шепчет тихо: "Скорее иди."
Шурх. Шурх. Шурх.
Две цепочки следов в звёздной пыли быстро тают. Ласковые солнечные шторма треплют Её волосы, отчего Она раз за разом откидывает непослушные русые пряди с лица. Он же не спешит предложить заколку, зная Её характер. Чуть позже, когда Она устанет. Так и идут Они по этой тропе, что возникает перед Ними и растворяется после.
Маленькая когда-то звезда предсказуемо вырастает в живую планету. Безмолвно переглянувшись, Они решают остановиться здесь ненадолго и перевести дух. Пусть мир этот и не уникален, пусть истории его складывающие виделись Ими бессчётное количество раз, но от этого мир не становился хуже.
Шаги стихают на пороге дома где-то в глухой деревне. Осторожный стук, минута ожидания, и дверь открывает седой старик.
— Чего вам, ребята? – спросил он.
— Здравствуйте, дедушка, – до́бро улыбнулся Он, приобнимая Её за плечи и смахивая с лица дождевую воду. – Пусти́те переночевать, пожалуйста.
— Заходите, конечно, но куда ваши родители смотрят? – всплеснул хозяин руками, открывая дверь пошире и пропуская Их в дом.
— У нас нет родителей, – пожал Он плечами и повесил Её промокший плащ рядом со своим.
Дедушка чуть смутился, на мгновение уколотый равнодушием в Его голосе, но быстро скрыл это. Не нова эта история.
Кривая и чуть чадящая восковая свеча рождала на стенах танец тёплых теней. Она уже давно спала на печи, укутанная в пуховое одеяло, Он же сидел напротив хозяина, неспешно наслаждаясь отваром из коры местного кустарника и ведя тихий разговор с дедушкой.
— Я всё в толк никак не возьму, неужели не страшно вам двоим к чужим людям проситься? Ты-то ладно, но ведь сестрёнку твою обидеть могут, пока спать будешь. Люди-то разные есть, – внимательно посмотрел старик на Него.
— Знаете, – чуть помолчав, начал Он, – есть одна старая как мир сказка...
В небе сверкали зарницы грозы, какой не было в этих местах много лет. Стена воды была столь плотной, что нельзя было сказать, что скрывается в неясных силуэтах в шаге от тебя. Даже небольшие речушки, что почти исчезают в это время года из-за солнечного жара, сейчас раздулись шире, чем в самые полноводные свои года.
Сгибаясь под мощью небес, укутанный в промокший дорожный плащ, шёл мужчина. В руках пожилого воина был крепкий тисовый посох, а в складках глубокого капюшона прятался чёрный как смоль ворон.
Но вот среди непроглядной водной пелены он на мгновение углядел свет в окне дома одной из многих забытых богами деревень. Не плутая более среди обманчивых теней, воин два раза стукнул своим посохом в дверь богатой избы.
"Пустите обогреться путника", – попросил он хозяина, стараясь прикрыть двери от хлеставших в спину потоков дождя.
"Проваливай прочь, бродяга", – был ему грубый ответ из-за чуть приоткрытой двери, после чего та захлопнулась.
Вновь дважды стукнул путник своим посохом в дверь и вновь попросил пустить его к очагу, указывая на страшную грозу за спиной. И вновь хозяин грубо отказал ему, закрыв двери на засов.
В третий раз постучал в двери путник, но услышал лишь злую насмешку из-за закрытой двери.
В этот момент его кто-то тронул за плечо. Обернувшись, пожилой воин увидал молодого парнишку в рваной рубахе, что беспрестанно смахивал с лица дождевые капли.
"Идёмте со мной, путник", – позвал он, направившись куда-то в потоках дождя и ведя воина за полу плаща.
Дождь за мутным окном становился яростнее, а свеча чадила всё сильнее. Но дедушка даже не замечал всего этого, захваченный немудрёной историей.
Не сразу понял путник, что привёл его парень не в шалаш под деревьями и не в пещеру какую, а в свою убогую хижину – настолько была та бедна. Однако ж, подперев хлипенькую дверь и скинув лапти, парнишка споро разжёг очаг, развесил сушиться вещи свои и странника и принялся на скорую руку готовить ужин, усадив своего гостя греться у огня.
Гость же, хотя и видел, что ужин, который ему предлагает хозяин, приготовлен из последних продуктов, отказываться не стал, тепло поблагодарив молодого человека. Разделив еду с парнем и не забыв про ворона, воин лёг у огня и тихим голосом начал историю про Отца всех богов, что порой стучит в двери людей, прося приюта...
Гром в одно мгновение прерывает Его рассказ и вырывает старика из потока видений. Пару секунд Он прислушивается к раскатам небесной кузницы, а после вдруг говорит:
— Довольно на сегодня разговоров, я что-то притомился.
— Но чем закончилась история? – спрашивает дедушка, поднимаясь на ноги и направляясь к своему соломенному матрасу.
— Завтра, дедушка, всё завтра, – мягко, но непреклонно отвечает Он, и через несколько минут лишь гром, дождь да редкие попискивания мыши в своей норке нарушают тишину.
Перед рассветом, по хрустальной росе, из дома выходят двое, Он и Она. Они встречаются взглядом, после чего Он кивает и Она едва слышно топает ножкой. И теперь уже, не оглядываясь, Они идут прочь от дома, вокруг которого стремительно спеют плоды и зеленеют луга. Много лет ещё дедушка будет гадать, кого же он приютил и где Они сейчас, но Им до этого нет особого дела. Таких историй бесчётное количество. А Они просто идут по тропе из звёздной пыли, обдуваемые ласковыми солнечными ветрами. Идут из ниоткуда в никуда.
Шурх. Шурх. Шурх.
Он задумчиво покачивает в руке бокал красного словно кровь вина. Свет луны этого мира рассыпается на мириады серебряных искр. Взгляд его блуждает по замковым покоям, раз за разом возвращаясь к Ней. Она спит, объятая пушистым дыханием ночи. А Ему не спится. Ночь полной луны этого мира слишком сильно цепляет тонкие струны в глубине Его души.