Пролог.
Возвышаясь над одной из самых высоких точек скалистых гор Колорадо — горы Робсон, молодой индеец смело выставляет дрожащую от холода руку. На кончике почти заледеневшего мизинца свободно болтается увесистое украшение.
— Талисман, теперь уже моего племени! — победоносно восклицает он.
Почти обезумевшего от счастья мужчину абсолютно не смущает, что он стоит у края пропасти, с трудом балансируя, как на острие ножа. Он будто играет с самой природой внезапно почувствовав своё превосходство.
Обычному человеку было бы не под силу забраться так высоко, но он спешно подгоняемый бесами своей потемневшей души, преодолел длинное расстояние меньше, чем за сутки.
Вокруг пустота, словно время потеряло счёт и весь мир теперь принадлежит ему одному.
Горы раскинулись по обе стороны ослепляя блестящими снежными пиками, а ветер порывисто завывает так и норовя пошатнуть его волю.
Здесь он не самый желанный гость.
И все же, сейчас именно он в шаге от блаженного осуществления давно зреющего плана, встаёт на колени и гулко наперебой вихрю взывает к чрезвычайно капризному и неуловимому духу.
Духу ветра.
********
— Мне пора… — прошептала бабушка, вложив в мои руки свой ониксовый медальон.
Все детство он манил меня к себе, а сейчас получив заветный талисман я ничего, кроме досады, не почувствовала.
— Прошлое никогда не отпускает. От него не сбежишь.
— Бабушка…
— Моя Амо.
Я крепко обняла ее, отвернувшись чтобы скрыть слезы. Не так представляла я свой восемнадцатый день рождения. Не так.
— Я всегда с тобой. Ничего не бойся.
— Не боюсь. У моего разума твой голос.
****
До недавнего времени я была обижена на весь мир. Мне казалось, что судьба ко мне несправедливо жестока. Если бы высшие силы существовали, обошлись бы они так со мной? Маленький бедный домик вдали от города, смерть родителей, которых я не знала и до боли обособленная жизнь. Меня растила бабушка. Ее воля, она бы заперла меня в доме дабы я всегда была на виду. Бабушка Мискодит была строгой женщиной. Когда я родилась ей было всего тридцать девять лет. Всю жизнь она была частью древнего индейского рода — это предполагает много родственников, друзей, уважение и почет. Но ради меня она сменила привычный уклад жизни и поселилась в глухой деревне, вдали от всех. Ее целью был наш покой. Мы жили тихой жизнью. В доме никогда не было гостей. И каждый день был похож на предыдущий.
Мне всегда было интересно, кому могла насолить моя добрая бабушка и какова причина нашего затворничества.
Только через месяц со дня похорон, я поняла, что ответ на эти вопросы я уже не получу.
Несмотря на то что, месяц был серый и безвкусный, горевать времени не было. Пришлось на следующий же день идти на работу, по большей части чтобы не потерять ее. Ведь, в наследство мне осталось мало — пару платков, которыми бабушка всю жизнь прикрывала раннюю седину и ее любимый медальон.
Глупо, наверное, думать, что вещь обладает силой. Но «камень вождей» одновременно пугал и завораживал меня.
В одну из холодных октябрьских ночей, я поздно вернулась домой. День на нелюбимой работе тянулся особенно долго. Я в тысячный раз проверила заперта ли дверь и уютно устроилась в бабушкином кресле, внимательно изучая свой подарок со всех сторон. Круглый черный камень был обрамлен в серебро. Холодный. Тяжелый. Блестящий. Интересно, он так же красиво будет смотреться на мне?
Так и не решившись примерить его, я провалилась в сон. И спала себе сладко, пока беспокойный бабушкин голос не разбудил меня.
«Амо, онэвэ»- эхом отдавалось у меня в голове.
Я вскочила с кресла будто ошпаренная. Сердце дрожало, как на ниточке.
Сон. Всего лишь сон.
В очередной раз перед тем, как лечь в кровать я поплелась проверять заперта ли дверь. Знаю, что заперта, но проверю еще раз и спокойно забудусь сном.
Моя рука замирает за секунду до того, как ручка сама опускается вниз. В легких разом сжимается воздух. Не вдохнуть не выдохнуть. А сердце давно ушло в пятки…Ненавижу это чувство беспомощности, когда кровь горячей волной с головы к ногам приливает и стоишь в оцепенении. А ручка снова дергается. За дверью явно кто-то копошится и перешептывается. Мне это точно не кажется.
В ушах так сильно шумит кровь, что я еле слышу голос бабушки, который уже не просит, а приказывает «Ша-ша. Онэвэ». Я из последних сил стараюсь не поддаваться сжирающей меня панике.
Вдох- выдох.
Не смотря на то что в темноте физически ощущалось чьё- то присутствие, глаза легко разобрали, что в нашем крохотном доме никого, кроме меня нет. Пока нет.
За дверью послышалось звяканье ключей.
Теперь стало не на шутку страшно. Слова бабушки обрели смысл-стоит торопиться, мне угрожает опасность!
Тяжелый холод медальона заставляет судорожно перебирать варианты побега. Думай. Думай. Думай. Внезапно меня осеняет, что я могу спрятаться в соседнем саду. Открытого доступа у нас в него нет, но окно выходит именно туда. Хватаясь за эту идею, как за соломинку, я воспеваю хвалу соседям, которые когда- то продали нам свой гостевой домик. За долю секунды до того, как дверь открывается, я вываливаюсь из окна и ползу в самый дальний угол сада. Деревья и кустарники не станут мне защитниками, если мои ночные гости осмелятся проверить сад, но здесь меня навряд ли додумаются искать. Дрожа, совсем не от холодной ночи, я вжимаюсь в стенку позади себя. Так трясет, что зубы отбивают чечетку. Волей я приказываю себе успокоиться, не хватало еще выдать себя с потрохами.
Я сижу на земле за кустом земляники. Ее запах щекочет мне нос, напоминая о ягодном пироге, который бабушка пекла на каждый мой день рождения. Кроме последнего….Через тюль четко разбирается, как несколько больших фигур бесшумно передвигаются по дому. Один за другим открываются шкафчики. Они явно что то ищут.
С ума сойти, ведь минуту назад я была там. Спала себе в кресле ничего не подозревая.
Подношу медальон к губам. Шепчу молитву, которой еще в детстве научила бабушка.
«Орумас Сонэ Гарртсилуни»
Сколько бабушка Мискодит не старалась, хорошо говорить на языке ее племени я так и не научилась. Однако, это не мешало мне понимать ее и учить молитвы.
Эта молитва взывает к древним духам о помощи. Бабушка предупреждала, что ее можно использовать только в крайних случаях.
— Духов нельзя тревожить попусту. — строго говорила она.
Один из мужчин подошел к окну резко отдернув тюль. Он по-хозяйски высунул пол туловища осматривая сад. В это время луна осветила его лицо. Знакомое лицо, я будто видела его во снах. В кошмарных снах. Мужчина просто дышал насилием. Было жутко даже на него смотреть.
Но мой страх мигом испарился, когда я услышала знакомый голос.
«О Ноши Тэнгэквуну», что означало — «Ты ему не по зубам».
Мужчина с досадой плюнул в сад и тихо выругавшись, прикрыл окно..
До рассвета я, сижу устремив взор в окно, надеясь заметить малейшее движение или тень. Ушли незваные гости или поджидают меня внутри?
Время явно на стороне противника, тянется вязкой, густой массой. Я чувствую, что еле барахтаюсь в этом болоте неизвестности дожидаясь рассвета.
— Мэкхья, я наверное, оторвал тебя от очень важных городских дел. — нарочито официально произнес шаман, прикуривая трубку.
Комнату сразу заполнил сладковатый запах табака.
— Нет дел, важнее вашего благополучия, дедушка Хокин. Старый шаман хрипло засмеялся, выдыхая струи дыма.
— Почтение….- умиротворенно протянул он — то чему нужно учиться с детства. Горжусь.
Искренняя улыбка озарила морщинистое лицо. — Я переживаю за вас.
— Пустяки- махнул щуплой рукой старик. — Чем я могу быть вам полезен?
— Вот это уже деловой разговор, а то грусть мне разводишь!
— Я знаю, что вы скоро…
— Ты ничего не можешь знать- строго перебил его шаман- духи сами решат мою судьбу. К тебе у нас другое дело.
****Никогда раньше не замечала, что птицы начинают нежно щебетать перед самым рассветом. Вместе с ними будто просыпается весь мир. Их утренняя трель это прощание с беспокойной ночью или приветствие блаженного утра?
Как первые лучи солнца широкими мазками окрасили синеву неба, так и в моей душе зародился слабый огонёк надежды на то, что из моего безнадежного положения должен найтись выход. В самом деле, не буду же я сидеть в этом саду вечность…
Словно услышав мои мысли дверь в сад распахнулась, неторопливой походкой соседка Дорис поплелась к своему креслу.
Это был ее утренний ритуал уже год, с тех пор, как она осталась одна. Привычка покойного мужа передалась и ей.
Ох и вредный был старик! Именно из-за него все детство на окне висели темные шторы, нам с бабушкой было запрещено любоваться красотой его сада. Но все меняется.
Некогда полный дом детей, внуков и друзей опустел. В нем больше не было заливистого смеха и радостных семейных вечеров. Несчастный случай унёс жизни всех горячо любимых людей Дорис.
А наши темные шторы сменились прозрачным тюлем.
Старушка укутавшись посильнее платком опустилась в кресло, но бросив быстрый взгляд на окно поспешно встала.
Будто что-то почувствовав, она усталым взглядом прошлась по саду, пока не встретилась с моими молящими о помощи глазами. Приложив палец к губам, я остановила старушку на полуслове.
Немая просьба не выдавать меня, сразу оживила ее.
На месте Дорис я бы приняла себя за полоумную, но мудрая женщина каким то образом все поняла.
Она тяжело вздыхая подошла к приоткрытому окну и одергивая тюль намеренно громко сказала:
— Ах, Амо, ты опять забыла прикрыть окно. Теперь, мне придётся сделать это самой. Столько пыли налетит, пока ты вернёшься!
Тишина. Слава Богам! Впервые спокойно выдыхаю. Напряженность, которая преследовала меня столько часов благополучно покидает тело. Откидываясь на замёрзшую за ночь траву, я блаженно потягиваюсь.
Какое счастья, размять затёкшие мышцы. Не так много, оказывается, нужно человеку для радости!
Краем глаза замечаю, что соседка все ещё встревожена. Дорис ростом метр пятидесят привстает на носочки, заглядывая в дом через слишком высокое для неё окно. Выглядело бы комично, если бы не сложившаяся ситуация.
Она явно сомневается, что мои незваные гости ушли. Бедная не на шутку напугалась!
Охваченная чувством благодарности, я решаю закончить свой праздный отдых и наконец успокоить мою спасительницу. Но увидя, что она в ужасе попятилась назад, мою радость, как рукой сняло.
Свернувшись клубочком, я зажмурилась, как делают это испуганные дети.
Только бы не заметили. Только бы не заметили.
Одно дело, прятаться за деревьями летом, когда широкая листва легко скроет даже от самых зорких глаз, другое дело осенью, когда сад наполовину опал.
Окно заполнила широкая мужская фигура. Не решаясь дальше подглядывать, я вся превращаюсь в слух…
— Вы кто? — спрашивает Дорис.
— Я ищу Амо. — хриплый, чуть грубоватый голос ответил.
«Я ищу Амо» одними губами повторила я.
— Как вы, наверное, успели заметить, ее нет. — пролепетала намеренно милым голосом Дорис.
— Да. — хмыкнул тот.
— Могу я узнать, как вы попали в дом? Вы ее новый молодой человек?
Молодой человек? Он мне в отцы годится. — Я… почти. Хм… Можно сказать… — мужчина явно растерялся от неожиданного натиска со стороны безобидной старушки.
Немного подождав, он прочистив горло сказал уже уверенней — Дверь была не заперта, мне показалось это странным и я решил ее дождаться.
Старушка внимательно вглядывается в незнакомое лицо в надежде, что опыт былых лет подскажет ей, стоит ли верить в благие намерения этого человека.
— Как вы сказали вас зовут?
— Простите мои манеры, я забыл представиться. Мое имя Мэкхья Аткинс. — он чуть склонил голову в почтительном поклоне.
Ладошку, сжимавшую медальон мгновенно пронзила жгучая боль. Камень буквально горел огнём. От неожиданности я выронила его на землю. Этот мой опрометчивый жест не остался незамеченным.
— Вы позволите? — мужчина легко спрыгнул с окна, оставив оцепеневшую от недоумения старушку позади, и направился в мою сторону.
Шёл он легко и быстро, в то время, как мое сознание окутывал туман. Оно отказывалось верить, что вот так я загнанная в угол паду жертвой неведомых мне обстоятельств.
Я намеренно не поднимаю глаза, когда надо мной склоняется огромная фигура. Внутри такая буря эмоций, что я вот-вот захлебнусь. Посмотреть в глаза и показать свой страх, значит признать поражение. И все же прятаться нет смысла, поэтому я облокачиваюсь на стенку позади себя, все еще избегая возможности встретиться взглядом с этим мерзким типом.
