14. Равновесие
Утром я проснулась оттого, что солнечный луч светил мне прямо в глаза. Упавшая ель, в чьих замшелых корнях я ночевала, образовала в кронах просвет, через который солнце осветило крохотную полянку. Может, поэтому выворотень не приглянулся волкам под нору?
Я потянула на лицо край плаща, чтобы ещё чуть-чуть поспать, но тут же резко села, вспомнив вчерашнее.
— Джастер?
С замирающим сердцем я оглядывала место ночлега. Затушенное кострище… Мои вещи…
Шута не было.
Уже никуда не спеша, я закуталась в плащ. Солнечный день для меня погас. На душе стало очень горько и больно.
Он ушёл. Не смог простить и ушёл.
А чего я ждала?
Видела же сама, в каком он состоянии. Он же просто чудом к той свинье в придачу меня вместе со всей деревней в порошок не стёр…
А я, глупая, думала, что он просто обиделся…
Слёзы снова закапали из глаз, но я не вытирала лицо.
Какая разница теперь, как я выгляжу…
Джастер ушёл, я потеряла его навсегда. Из этой чащи мне не выбраться, я даже не знаю, куда идти. Такие дебри кругом, что жильём даже не пахнет.
Наверняка он опять короткими тропами шёл, пока я за ним бежала…
А значит, до ближайшей деревни может быть и неделя пути.
Да не проживу я столько. Этой ночью волки меня не тронули, потому что Шут здесь был. А следующей сожрут и косточек не оставят.
В Кронтуше я думала, что моя жизнь рухнула, потому что дар с изъяном оказался? Ха, девчонка глупая… Свою жизнь я угробила сама, своими руками в несчастной свинской деревне по собственной глупости…
Точнее, языком.
Слишком много знаю и много болтаю…
Нет, Джастер, ничего я о тебе не знала, а теперь и не узнаю. Потому что в самом деле болтала слишком много.
А надо было смотреть и слушать, как ты говорил…
Ну почему, почему я такая дура?!
Он ведь хорошо ко мне относился! Заботился обо мне! Столько всего для меня сделал! Таким вещам научил!
А я…
Великие боги… Да я бы теперь ему в рот заглядывала, язык бы за зубами держала и каждое слово, как откровение богов, слушала! Слова бы поперёк не сказала!..
Я рыдала в голос, уткнувшись лицом в колени.
Больше у меня ни на что сил не было.
Глухое рычание, вдруг раздавшееся в нескольких шагах, заставило вскинуть голову и испуганно уставиться на волчью морду.
Крупный зверь стоял между сосен, смотрел на меня и принюхивался. В следующее мгновение он облизнул нос и снова глухо зарычал.
Я обмерла, понимая, что всё.
Он сейчас прыгнет — и только пикнуть успею.
Или даже не успею…
— Не рычи. — Раздалось вдруг у меня за спиной, а затем из-за вывороченного комля показался обладатель знакомого баритона. — А ты сиди, где сидишь, — не глядя, пригвоздил он меня к месту.
От звучавших в голосе холода и металла вся радость потухла, не успев даже разгореться. Джастер, с котелком воды в руке, спокойно прошёл мимо, пристроил котелок в корнях, чтобы не опрокинулся, и достал из моих пожитков круг колбасы.
— Держи, — он отломил половину и бросил волку, словно это был домашний пёс. — Забирай и иди.
Хищник обнюхал угощение, снова облизнулся, подхватил подарок и скрылся между рыжих стволов, как его и не было.
Шут сунул остаток колбасы обратно, забрал котелок и отправился к сосне, под которой провёл ночь. Все его вещи оказались укрыты чёрным плащом в тени корней, и потому я их просто не заметила.
Я молча смотрела, как он разжигает костёр и ставит котелок на огонь. Живой меч на поясе под солнцем блеснул ледяным.
Вчерашняя стена вокруг Шута исчезла, но её место заняла хорошо знакомая мне стальная, покрытая ледяным куржаком.
Может, Джастер и успокоился, но меня точно не простил.
А значит…
Значит, лучше бы меня загрыз волк.
— Ты исполнила договор, ведьма, — Джастер смотрел не на меня, а в огонь. — И ты отказалась от моей помощи. Но снова пришла. Зачем?
Растерявшись, что он заговорил со мной, я не сразу сообразила, что он сказал.
Ис… Исполнила?!
— Но я… я не…
— Договор исполнен, ведьма. — Воин посмотрел на меня. Холодно и так пронзительно, что я снова почувствовала себя на острие фламберга. — Прекрасно исполнен. Мастерски, я бы сказал. Я оценил.
В сердце словно вонзился меч. Мир перед глазами потемнел и поплыл от потёкших слёз. Мастерски исполнила договор… Лучше он бы меня убил… чем… так… хва… хва-ли-и-ить…
Невидяще я зашарила рукой, чтобы хоть за что-то ухватиться и удержаться в реальности. Под пальцами осыпался песчаный край выворотня. Бессильно цепляясь за остающуюся в руках горькую полынь, я ободрала ладонь о подвернувшийся шершавый корень.
Это не важно.
Бесполезно. Всё было бесполезно…
Он меня не простит.
Как мне теперь жить?..
— Итак, зачем ты пришла? Говори, не бойся. Я не буду тебя убивать. — Джастер не собирался терпеть мои рыдания.
Я вздрогнула, потому что поняла: он не шутил и не пугал. Он на полном серьёзе обдумывал такую возможность и принял решение оставить мне жизнь.
Слишком много знаю и много болтаю…
В глазах Шута текло и переливалось чёрное пламя, которое никуда не делось. Под этим тёмным и тяжёлым взглядом стало… жутко. Куда страшнее, чем пробираться за Шутом по непроходимой чащобе.
И в то же время Джастер стал… другим. Что-то сильно изменилось в нём за эту ночь, хотя я и не могла понять, что именно.
Но я точно знала, что дело не в его стене. И не в договоре. Совсем не в нём.
Зачем пришла… Нет, не о чувствах сейчас надо сказать. Совсем не о них. Иначе отмахнётся, и это уже будет… будет навсегда.
— Джастер… Научи меня быть ведьмой! Пожалуйста! — доверившись какому-то внутреннему порыву, я выпалила совершенно неожиданно для себя. — Я… я буду тебя во всём слушать, обещаю!
Шут смерил меня взглядом и хмыкнул, словно я угадала правильный ответ из множества ошибочных. Только это было ещё не всё.
— Объясни, почему я должен это делать, ведьма. Зачем мне учить тебя.
Вопрос без вопроса — такого я ещё не слышала…
Я решительно оборвала сама себя. Не о том думаешь, Янига. От твоего ответа сейчас зависит… всё.
Но что сказать? Что?!
Великие боги… Помогите…
— Потому что по судьбе, — на меня вдруг словно что-то накатило. — Ты сам это знаешь. И ты знаешь, что нужно сделать.
Джастер вздрогнул. Чёрное в его глазах уступило место изумлению. Шут отвел взгляд и опустил веки.
А когда открыл снова — чёрный вихрь… погас. Просто погас, как будто его и не было.
Глаза воина были обычными, серыми как сталь.
А я растерянно моргала, пытаясь понять: что это вообще было?
Про какую судьбу теперь говорила… я?!
Что должен сделать Джастер, о чём он сам знает?
Шут бросил в кипящую воду горсть трав из своей торбы и хмуро ворошил огонь веткой.
— Джа… — я прочистила внезапно пересохшее горло. — Джастер… П-прости, я не знаю, что…
— Датри подсказала. Великая богиня подсказала тебе ответ. — Воин хмуро покосился на меня. — Что так смотришь? Боги живы, пока о них помнят люди, даже если и зовут их Забытыми или Древними. Я же говорил. Или ты не верила?
Я молча ловила ртом воздух, пытаясь прийти в себя от неожиданности. Сама Датри — Богиня, говорила через… меня? Неужели… неужели она меня услышала?! Боги и в самом деле… живы?!
Разве это возможно?!
— Они всё слышат, — мрачный Джастер помешивал отвар и не нуждался в моих вопросах. — Ты можешь говорить и вслух, и в мыслях, и в душе, как хочешь. И ответ придёт. Просто надо его понять. Иногда ты что-то увидишь, иногда услышишь. А иногда… Иногда они могут ответить и вот так. Шанак и Датри — источники магии людей, поэтому люди с даром — проводники их воли. Да ты и сама это читала в «Легендах», если помнишь. Поэтому Великие боги всегда отвечают людям. Всегда…
— И… и что теперь? Что ты должен сделать, Джастер?
Воин снял котелок с огня, достал свою чашку, а потом посмотрел на меня. Взгляд был очень усталым и… каким-то обречённым.
— Мы, ведьма. Мы друг другу по судьбе. И ты, и я пришли, чтобы изменить этот мир. И этот путь придётся пройти до конца.
Я только покачала головой, не в силах поверить услышанному. Нет, я конечно, всё понимаю, но это… это как-то…
Да не может такого быть! Не верю!
Изменить мир…
Это звучало… страшно.
— Джастер… Зачем его менять?! Мне нравится мир такой, как он есть! Мне нравятся города и деревни, мне нравится ходить по дорогам, нравятся реки, поля и озёра, мне даже эта чаща нравится! Я не хочу ничего менять!
— Над судьбой не властны даже Великие боги, ведьма. На то она и судьба. — Шут спокойно отпил отвар из чашки. — Тот, кто идёт против судьбы, живёт не долго и не счастливо.
— И… и что нам теперь делать? — я растерянно огляделась. — К-как его менять? Траву здесь посадить? Грядки вскопать?
— У тебя там была еда, если не ошибаюсь, — воин кивнул в сторону моих пожитков. — Давай поедим и пойдём. До дороги путь неблизкий.
— Джастер…
— Менять мир можно по-разному, ведьма. Иногда для этого свергают королей, а иногда — копают грядки. Всё, хватит об этом. Я есть хочу. Неси, что там тебе надавали, пока не протухло на жаре и вся стая на запах не сбежалась. У меня ни сил, ни желания нет ещё и с волками разбираться.
Вспомнив утреннего гостя, я торопливо кинулась разбирать запасы, радуясь, что не зря всё это тащила вчера. Набрав полные руки, я обошла костёр и, не задумываясь, опустилась на колени рядом с Джастером, расстелила тряпицу и положила на неё хлеб, яйца, остатки колбасы и заметно увядшую зелень.
— Вот, пожалуйста…
Воин кивнул, спокойно отломил хлеб и кусок колбасы, неловко выбирая левой рукой луковые стрелки и петрушку позеленее. Великие боги… Он же и в самом деле три дня ничего не ел! И раны до конца не зажили! Да ещё и натерпелся столько из-за меня…
В порыве сочувствия я осторожно коснулась руки под чёрной шелковистой тканью. Горячий…
— Джастер… Ты… ты как?
Воин замер, коротко покосился на мою руку, а затем посмотрел мне в лицо.
Под тёмным и глубоким взглядом я смутилась и убрала ладонь. Судьба — судьбой, но… Одним взглядом он дал понять, что его прощение, как и доверие, мне ещё предстоит заслужить.
Шут перевёл взгляд на бледные язычки костра.
— Раньше люди знали, что в каждом человеке есть частички божественной тьмы и света. Так задумано Божественной Парой, чтобы у человека был выбор, чему он хочет служить. Внутренние свет и тьма нашёптывают мысли, подталкивают к поступкам, склоняя каждый в свою сторону. Когда человек говорит или делает что-то из этих частичек — он умножает свет или тьму, как в своей душе, так и вокруг себя.
Джастер говорил негромко, но каждое слово западало мне в самую душу.
— Сказанное в гневе или обиде можно пережить, забыть и простить. Сказанное в сердцах из тьмы… Оно легко толкает на самое дно души. В самые тёмные глубины.
Я закусила губу, виновато опустив голову и понимая, к чему он клонит.
Значит, она действительно сказала ему что-то похожее. А я попала в самое больное место, и старая боль и обида вспыхнули с новой силой.
Сказанное в сердцах из тьмы не забывается. А уж когда это сказано любимой… Да ещё и выбравшей в мужья другого…
Вот с какой болью он живёт, оказывается. Вот почему не хочет жить, грубит всем подряд, напрашивается на драки, чтобы смертельной битвой заглушить эту боль. Какие тут песни, когда хочется волком выть…
Сколько бы времени ни прошло — эта рана не заживала. Может, он и хотел её простить, но не мог.
И при этом не переставал любить.
А я, вместо помощи, ещё добавила своего.
Вот и довела до белого каления.
И не догони я его, не раскайся в содеянном, не попроси прощения — никогда бы больше его не увидела. Она же не просила прощения, как я…
— Прости… — прошептала еле слышно. Глупо, но больше мне нечего сказать в ответ.
— Внутренний демон всегда знает, куда и как ударить. И сделанное им не забывается. — Джастер тщательно взвешивал каждое слово. — Но иногда… Иногда такие слова или поступки можно… нет, нужно перешагнуть. Нужно поднять голову, чтобы понять: кто ты и где ты. Оставить прошлое в прошлом и не повторять старых ошибок. Когда есть, ради чего, можно склеить разбитую чашку, хотя целой она уже никогда не будет.
Я подняла голову и посмотрела на Шута, пытаясь сдержать снова навернувшиеся слёзы.
Слышал. Он всё слышал, что я говорила вчера.
И дал тот самый шанс, о котором я просила.
Шанс вернуть его доверие и доброе отношение. И… и шанс выжить.
Склеить разбитую чашку. Когда есть, ради…
И тут меня осенило.
То есть он смог переступить через такую боль и обиду ради… ради меня? Потому что… по судьбе?!
Да я всё для него сделаю! Наизнанку вывернусь, помру, но никогда больше его не предам!
— Я буду с тобой! — в избытке чувств я крепко обняла Джастера, прижавшись к нему всей собой. — Я пойду с тобой куда угодно, что бы ты не задумал!
— Больно же, ведьма… — тихо прошипел воин. — И ты на хлеб сейчас…
— Прости! — я шарахнулась обратно, и в самом деле едва не снеся наш завтрак в костёр. — Прости…
Воин спокойно кивнул, ладонью потерев шрам под рубахой и ничем не показав своего отношения к моему страстному признанию.
— Чашку свою неси и ешь давай. Идти долго.
Мы ели молча. Джастер как обычно, хмуро и отстранённо смотрел на огонь, а я размышляла обо всём, что мне открылось за это утро.
Вся моя жизнь и договор с Шутом вдруг предстали в совершенно ином свете. Все его странные поступки обрели глубокий и неведомый мне раньше смысл. И хотя я до сих пор многого не понимала, сомнений в том, что воин всегда знал, что делал, у меня больше не осталось.
