— Здравствуйте, я любовница вашего мужа. И я беременна, — сказала рыжеволосая девушка, стоя на пороге моего дома и поглаживая ещё незаметный живот.
У меня в глазах замелькали разноцветные пятна.
Два эко. Одна замерзшая беременность. Один выкидыш.
А теперь у меня в квартире стоит беременная любовница мужа.
Как он мог?
Я пошатнулась и задела кончиками ногтей стену коридора. В голове сильный бьющим пульсом звучали удары сердца.
— А вы Ксюша, верно? — спросила девица и обошла меня. Я мотнула головой, пытаясь выбить из неё последние фразы, что как серебряные стилеты застряли там.
Я не верю.
Я не могу поверить, что Матвей меня предал.
Что он наплевал на шесть лет нашего брака, на все наши попытки завести ребёнка…
— Вы знаете, я так долго ждала, что Матвей, наконец, расстанется с вами, что всё терпение кончилось. А мне нервничать нельзя, у нас скоро лялька будет. Вы понимаете?
Я ничего не понимала, просто зацепилась за стену руками и мотала головой, пытаясь хотя бы вздохнуть, хоть на момент ощутить воздух в лёгких.
Этого не может быть.
Матвей никогда не предал бы меня. Он ведь клялся в любви. Всегда клялся. И на свадьбе. И потом, чуть ли не каждый день, он уверял меня, что дороже никого нет у него на свете. После каждого неудачного раза он молил меня, чтобы я не смела убиваться, что он никогда не бросит меня и что у нас всё получится.
Но получилось только у него.
Перед глазами стоял Матвей, который сегодня утром, поцеловав меня в нос, сказал:
— Не скучай, милый Кис-кис. Я постараюсь освободиться пораньше и буду тебя любить всю ночь… — он снова прижал меня к себе, пройдясь вдоль виска мягкими и тёплыми губами, намекая на продолжение, которого теперь не случится никогда.
Я всего лишь хотела семью, любящего мужа и ребёнка…
Ребёнка я хотела больше всего. До дрожи, до боли закусанных губ, до сумасшествия, но не получалось. Вообще никак. И выкидыш до сих пор не дал мне прийти в себя.
А сейчас…
Сейчас я умирала, медленно агонизируя в луже крови, которая вытекала из сердца неровными толчками.
Я проклинала этот момент, глядя в карие глаза незнакомки, которая принесла смерть и чуму в мой дом.
Мне врали.
Меня предавали.
Матвей оказался самым жестоким убийцей.
Палачом.
Предателем.
Я была хорошей женой. Слишком. Уютная, тёплая, терпеливая. Я всё делала ради Матвея. Я бросила работу, я занялась нашей жизнью. Променяла свои желания на наши желания, которые теперь, как я понимаю, были только желаниями Матвея.
А он не оценил.
Сделал ребёнка другой женщине, и теперь она смотрит на меня своими глазами, как победительница, как будто имеет законное право быть здесь. В моём доме, который тоже предал. Встретил соперницу и молча ждал, когда она, отбросив подушки цвета льна с дивана, присядет, закинет ногу на ногу и пройдётся брезгливым взглядом по квартире.
Тик-так…
Тик-так-тик-так-тик…
Это были не часы, а спусковой механизм, что отворял врата боли в моей душе. Его сорвало, выпустило наружу горечь, отчаяние, страхи.
По лицу побежали горячие слёзы. Я не могла даже поднять руку, чтобы вытереть глаза и заставить себя успокоиться.
— Матвей говорил, что у вас здоровье плохое. Понятно, почему вы не смогли ему родить. Я бы на его месте тоже поменяла жену, — била обидными фразами беременная любовница моего мужа, а я, сделав пару шагов на ватных от паники, разочарования ногах, прошла в зал. Облокотилась на стену, боялась потерять опору.
Горячая пульсация где-то в груди медленно, но верно покрывалась тонкой коркой наледи, вымораживая все чувства, оставляя стылый холод, который продирался в сердце тонкими нитями и сдавливал его до продольных подрезов, до капель крови.
Я опустилась на колени.
Я не могла держаться.
Я только что сломалась.
Тело била крупная дрожь, и я не знала, как это остановить. Как стереть себе память, чтобы не было этих слов, прихода любовницы, измены любимого человека.
Матвей…
Он же не мог. Не в его характере так поступать. Когда он что-то плохое делал, он всегда об этом говорил открыто. Он не утаивал. А ещё он признался однажды, что полюбить может только один раз.
И этот раз случился со мной.
— Не надо спектакля, — снова прозвучал голос девицы. — Может, на Матвея они и действуют, но, как по мне, вы ничтожны.
Рвота подступила слишком быстро. Я не поняла, как вдруг задавила в себе тошноту, которая теперь встала где-то поперёк горла.
Боль. Ужас. Страх.
Я не понимала, что мне делать.
— Конечно, он уйдёт от вас. Вы старая и больная!
Мне всего двадцать восемь. Это мало. Я молодая.
Но девица была ещё моложе.
Стук каблуков как будто каждый из них гвоздь в крышку моего гроба, что ляжет в безымянную могилу.
— Знаете, я такое ему делаю в постели, что он никогда не сможет быть с другой женщиной, — девчонка приподняла мне подбородок и оскалилась. — Вы всего лишь помеха на моём пути. Я и глотаю, и в зад даю, и сама кайфую от этого. А вы пустая. Ненужная. Отработанный материал…
Моё движение получилось слишком резким.
Хлёсткая пощёчина влетела в розовую щёчку девицы.
Звук просто оглушил.
Я сама не поняла, как так произошло.
— Кис-кис, я как и обещал, приехал пораньше. Ещё даже шести нет, — раздался из коридора голос мужа.
Я похолодела.
Перевела взгляд на девицу, она, злобно усмехнувшись, закричала:
— А-а-а-а-а, мне больно! Не бей меня, я беременна!!!
Измена — это всегда больно.
Это не палец порезала. Это когда наживую сдирают кожу, и ты смотришь в глаза своего палача и просто не понимаешь, за что?
Я смотрела на Матвея снизу вверх и не понимала, как он мог предать пеплу всё, что было для нас обоих дорого.
Он же клялся…
— Ты самое большое чудо, которое могло со мной случиться, — шептал он мне в день нашей свадьбы. Платье у меня было как у принцессы. Пышное. Расшитое жемчугом. И в первую брачную ночь этот жемчуг летел на пол под мой весёлый смех, а Матвей, стоя на коленях, целовал меня. Подбирался медленно от щиколотки всё выше и выше. И платье тогда мешалось жутко, но нам казалось именно так должна проходить первая ночь в браке. Чтобы вся жизнь прошла потом так же.
С горячим счастьем, которое пульсировало внизу живота, с искристым смехом, с наслаждением.
И потом из года в год именно день свадьбы мы праздновали лучше, чем любой другой праздник. Каждый раз обязательно было белое платье, которое летело к моим ногам, обнажая чистую душу.
Но всё это оказалось ложью.
Всё это было приправлено самообманом, моей верой в Матвея, что он никогда не поступит со мной так жестоко.
И сидя на полу под мерные всхлипы его беременной любовницы, я проворачивала кадр за кадром нашу свадьбу, чтобы отмотать всё к началу. К самой первой встрече.
Он был на мотоцикле. Харлей.
А я закрыла сессию и гуляла с одногруппниками по вечернему парку. И среди всех таких же увлечённых развлечениями людей я увидела Матвея. В кожаной косухе и таких же перчатках. Он улыбнулся мне излишне фривольно и прокричал:
— Идём, покатаю, — и хлопнул ладонью по сиденью позади себя.
— А что мне за это будет? — Матвей меня ни разу не напугал и я приблизилась на расстоянии вытянутой руки, чтобы рассмотреть поближе и мотоцикл, и самого мотоциклиста.
— А что ты хочешь? — он улыбнулся одними уголками губ и подмигнул. Я сделала задумчивое лицо и, щёлкнув пальцами, выдала:
— Корзину подснежников! — Матвей округлит глаза, а потом наоборот сощурил.
— Будет! — твёрдо пообещал он. — Садись.
— Вот когда будет, тогда и сяду, — я кокетливо дёрнула плечиком и, развернувшись, пошла к подружкам. Матвей меня догнал через пару шагов.
— Хоть номер телефона оставь, принцесса, — в его глазах блестели искры интереса.
А я взяла и оставила. Только на свидания не спешила приходить. Подснежников же не было.
Матвей ходил за мной до следующей весны. Он провожал меня с института домой, встречал после пар в кофейне, ловил на прогулках с подругами, но я была непреклонна. Слишком капризна. Я ведь хотела быть только с самым лучшим мужчиной.
А в середине апреля он появился у моего подъезда с корзиной настоящих подснежников. И тогда я сказала «да».
Мы встречались ещё полгода и поцелуи были какие-то особенно трепетные, а когда Матвей узнал, что я никогда и не с кем, в тот же вечер позвал замуж. Он стоял на коленях, целовал мои руки и делал самое чудесное предложение руки и сердца. На крыше одного из небоскрёбов, где обустроили место при свете гирлянд и тёплых пледов как раз для таких мероприятий. И я тогда тоже сказала да, чтобы в эту же ночь стать по-настоящему его.
Матвей был шокирован больше меня. Он носил меня на руках весь следующий день и, не переставая целовал, чтобы я не подумала, что он с плохими намерениями, а я была счастлива.
Как была счастлива все эти годы. Единственное, что я могла делать в благодарность за такую любовь, это соответствовать ожиданиям Матвея. Быть идеальной женой.
От которой всё равно гуляют.
И сейчас я, не понимая, чем заслужила такое, просто едва шевеля губами, задавала один вопрос:
— За что? За что, Матвей?
А он растерянно переводил холодный взгляд с меня на свою беременную любовницу и не знал, что сказать. И тогда я решила уточнить всё же:
— Её ты очень хорошо покатал на своём байке, да?
В этот момент девица переспала ныть, а Матвей заледенел лицом. Его губы сложились в прямую линию, чтобы отчеканить такое банальное:
— Это не то, что ты подумала…
— Ну так объясни тогда, что я могла не то подумать, когда твоя беременная шлюха пришла в мой дом?
Мой голос обретал силу. Внутри ядом разливалось осознание, что Матвей никакой на идеал, а просто обычный мужчина, который поступил как проще.
— Объясни, что она здесь делает? Может, предложишь её ребёнка усыновить, раз я такая дефектная? Ну же!
Я встала с пола и тряхнула волосами. Матвей отшатнулся.
— Не надо сейчас кричать… — попросил он ещё спокойным тоном, но в нём угадывались первые ноты власти.
— Ты считаешь, я кричу? — переспросила я, повысив голос, и шагнула к коридору.
— Не смей. Даже не думай, — предостерёг меня Матвей, шагая за мной.
Я покачала головой и дёрнулась к двери. Матвей постарался перехватить меня, но сама мысль, что он может прикоснуться ко мне сейчас, поднимала бурю омерзения. Как он вообще смеет меня трогать после своей этой…
— Только попробуй сейчас сбежать и я… — вот теперь Матвей не шутил. Теперь он точно был рассержен, хотя я не понимала почему на меня.
— И что ты? Сделаешь ещё одного ребёнка с другой девкой? — нарочито безразлично бросила я, скрывая за язвительностью всю свою боль.
— Я сделаю так, что ты всё равно придёшь ко мне, но говорить мы будем на моих условиях.
Я не верила словам, которые только что процедил Матвей. И только из-за своего недоверия и, чтобы не натворить глупостей, я сдёрнула с вешалки ветровку, подхватила ключи от машины и вылетела в подъезд. Даже обувалась я на бегу, просто впрыгнула в кеды.
