На кладбище летом хорошо: тихо, кружатся пчелы над цветами, стоят скамеечки, чтобы можно было посидеть, вспомнить усопших, погрустить.
Уход за могилами — это особый ритуал в жизни русского человека. Покрасить оградку, выдернуть траву, поправить холмик, да мало ли дел? Эти хлопоты не только выражение скорби и уважения, но ещё и неосознанная попытка удержать связь с тем, кто ушёл уже настолько далеко, что ему абсолютно всё равно, какой дороговизны поставлен памятник и какие цветы посажены возле последнего пристанища.
В тот день бабушка повела Ксюшу на кладбище, чтобы в очередной раз сдернуть там траву. Когда-то семья Федоровых была большой, а потом, как водится, кто-то уехал, кому-то вечно некогда, а кто-то и сам уже отправился на погост. Вот и получилось, что Ирине Петровне и Ксюше пришлось убирать множество могил, где лежали, как близкие, так и дальние родственники.
Пятнадцатилетней Ксюше было немного не по себе среди могильных крестов, и она стремилась, как можно быстрее закончить неприятную работу. А вот Ирина Петровна чувствовала себя на кладбище не менее вольготно, чем дома.
— Давай, присядем, — предложила она, — что-то голова у меня закружилась.
— Давление? — всполошилась внучка. — Где твои лекарства?
— Не надо лекарств. Давай, на лавке в тенечке отдохнем да поговорим. Хочу тебе рассказать о тех, кто здесь похоронен. А то ведь уйду, и некому будет.
— Потом расскажешь, бабушка. Давай я сначала тебе воды принесу.
И она побежала к колонке за оградой кладбища.
Вернувшись с бутылкой воды, Ксюша придирчивым взглядом окинула холмики и железные кресты 'фамильного' угла, и тут ей бросилось в глаза захоронение неподалеку от дедовских могил. Там в зарослях ещё прошлогодней травы скрывалось бетонное надгробие с гранитным валуном вместо креста.
— Наверное, все умерли… никто не ухаживает. Может, траву сдернуть? А то как-то…
Бабушка проследила за её взглядом, и даже поперхнулась водой.
— Даже не приближайся к ней. Ведьма там лежит!
— Чего? — девушка не поверила собственным ушам. — Какая ещё ведьма? Ты чего, бабушка?
— Самая что ни на есть настоящая. Видишь, самую крайнюю к ней могилку, где памятник с красной звездочкой?
— Ну.
— Там мой дядя похоронен — Авдей Сергеевич, Царство ему Небесное. Золотой был человек. Всегда нам помогал.
Вообще-то, бабушка с внучкой только что убирали и эту могилу, но, к стыду своему, девушка никогда не интересовалась давно умершими родственниками. Однако услышав про ведьму, сразу же поспешно уселась на скамейку рядом с бабушкой.
— А какое отношение имел дед Авдей к этой ведьме?
— Жизнь она ему искалечила, — вздохнула Ирина Петровна.
— Ой, бабулечка, расскажи.
— Ладно, стрекоза, — улыбнулась старушка. — Дело давнее, конечно. Как рассказывала мне мать, началась эта история ещё до войны…
Несмотря на все тяготы коллективизации, люди в Ивановской слободе старинного городка Замостье любили жить весело. По праздникам выставляли на улицах общие столы с немудрящей снедью и гуляли от души всем миром. Но и даже в будни из конца в конец по вечерам прогуливались стайками девушки. За ними увязывались парни: смех, шутки, песни. У кого-то всегда находилась гармошка, и парочки азартно отплясывали под незамысловатый мотив, забыв про изнурительную дневную работу.
И вот как-то сошлись на такой танцульке Авдей Медунов и Груня Стрельцова. Авдей был парнем хоть куда: высокий, жилистый, синеглазый, надо лбом вился кучерявый чуб. Да и Груню никто не назвал бы дурнушкой. То да сё… дело молодое, ну и проснулись как-то вместе на сеновале.
Между тем, родители Авдея собрались его женить.
Семья Медуновых была не то, чтобы зажиточной (опасно было в ту пору демонстрировать достаток), но крепкой. Сергей Матвеевич работал извозчиком на городской бирже. В свое время Пелагея Ивановна родила ему семь сыновей. Некоторые из них погибли в гражданскую: кто от пули, а кто от тифа. Старшие сыновья были уже женаты и жили своими домами. В семье оставался только младший сын — Авдей. Как и положено матери такого огромного мужского семейства, Пелагея Ивановна была старухой грозной и властной. А вот Сергей Матвеевич слыл человеком немногословным, добрым и богобоязненным. Однако если набрасывалась его вторая половина с руганью на сыновей, Сергею Матвеевичу было достаточно тихо окликнуть: 'Пелагея!'. И женщина тут же смущенно умолкала.
Жили Медуновы дружно, хотя до свадьбы даже не были знакомы. По сговору родителей поженились. В семье ходила легенда, что когда отец Сергея поехал в соседнее село сватать юную Пелагею, то сына с собой не взял. 'Да зачем тебе? Сам всё как следует рассмотрю — обижаться не будешь. А ты пока по хозяйству управляйся!'
Вряд ли, конечно, так и было, но всё же понятно, почему родители, когда собрались женить Авдея, невесту ему выбирали, исходя из собственных соображений о подходящей кандидатуре.
— Маша Коробова, говорят, хорошая девушка: работящая, послушная, искусная швея. Да и внешне: всё при ней, сбитая как слиток, коса до пояса. И в сундуке кое-то имеется. Швейную машинку в приданое дают.
— Семья хорошая: пьяниц или воров нет. К тому же, уважительная девушка, — согласился Сергей Матвеевич, — приветливая. Дундук-то кому нужен, если даже в приданом швейная машинка.
Надо сказать, что прежде чем засылать сватов к Коробовым, родители всё же решили спросить мнение сына.
— Мы вот, Авдейка, решили, что пора тебе жениться.
Сын густо покраснел. В ту пору между родителями и детьми в порядочных крестьянских семьях всегда соблюдалась уважительная дистанция. И мнение отца и матери даже в таких интимных вопросах не только имело огромный вес, но и являлось решающим.
— Маша Коробова — хорошая девушка. И собой красивая, и рукодельная, и работящая…
— Погоди, мать, не части! Авдею с ней все-таки жить. Пусть хорошенько подумает, а потом скажет нам — засылать сватов к Коробовым или погодить? — предложил Сергей Матвеевич.
Парень торопливо кивнул головой и опрометью выскочил из избы во двор.
— Коням овса задам!
— Глянь-ка, как шмыгнул, словно кипятком на него плеснули, — улыбнулся Сергей Матвеевич.
Но Пелагея Ивановна знала гораздо больше, чем её супруг — не зря вечерами сидела с соседками на завалинке.
— Люди его с Груней Стрельцовой видели, — некоторое время спустя, заметила она.
Сергей Матвеевич только поморщился.
— Семья Стрельцовых чудная. На земле не любят работать: то охотятся, то рыбачат — ухари, одним словом. Много о них всякого говорят. Не хотелось бы родниться.
— Ещё чего, — гневно вскинулась его супруга, — не бывать этому! Грунькин отец уполномоченного по хлебозаготовкам в проруби утопил. Зачем нам убивцы в семье?
— Так ведь и сам погиб где-то в Сибири. Аграфену-то с сестрами дед вырастил.
— Да и дед тот, по слухам, с самыми отчаянными варнаками водился.
Родители оглянулись на скрип половицы, и увидели, что в избе стоит угрюмый Авдей.
— Ты чего это такой смурной? — удивился отец. — Овса-то задал?
— Задал… — и тут парень отчаянно тряхнул чубом. — Я уже подумал. Нравится мне Маша. Засылайте сватов к Коробовым!
Сватовство прошло, как говорится, без сучка и задоринки. Любая семья в Ивановской слободе была рада бы отдать дочь в дом Медуновых. Знали, что девушку там не обидят. Тем более что доли старших сыновей Медуновых были уже выделены в отдельные хозяйства, поэтому все имущество стариков должно было достаться 'кормильцу' — младшему сыну. Авдей работал трактористом в местном МТС и, в отличие от колхозников, получал зарплату.
