— Мирон, ты обещаешь меня любить? Искренне… по-настоящему?
— Обещаю.
— Оберегать, уважать и от всех защищать?
— Конечно.
Наш с ним диалог всплывает ярким воспоминанием, но перебивается женскими стонами, когда я осторожно вхожу в номер.
Мужчина, которому я доверила свою жизнь, вечером уехал на открытие помпезного отеля и обещал вернуться домой к полуночи. Только слово свое не сдержал.
А я ждала.
Ранила себя без ножа, просматривая в интернете ролики с пиршества, где веселились гости и шампанское текло рекой… Это был единственный способ хотя бы одним глазом подсмотреть, ведь жених меня с собой не взял. Видео публиковала бывшая девушка Мирона…
И так, оказывается, тоже бывает.
Я замираю в просторной прихожей президентского люкса и беззвучно молюсь: пусть все, что происходит сейчас, будет нелепой случайностью.
Молюсь, чтобы на роскошной постели занимался сексом другой человек. Кто угодно, только не Мирон.
— Ах! А-а-ах! Да! Д-а-а… — слышится так близко.
Кусая губы от напряжения и страха, я на цыпочках прохожу дальше.
В номере полумрак. Тускло горит лишь один бра.
Вцепившись в дверной проем, зажимаю рукой свой рот, чтобы ненароком не закричать. Вижу на кровати загорелую длинноволосую блондинку, скачущую на мужчине. Она вся извивается на нем, кричит.
Поза наездницы — одна из самых любимых у Суворова. Он получает особый кайф, когда девушка сверху, показывает себя во всей красе. Но сегодня его удовлетворяет другая.
Как же мне неловко и мерзко. Не знаю, куда себя деть. А они настолько увлечены, что не замечают меня.
— Да, я твоя любимая малышка, Мирон! — опять стонет блонди.
Малышка…
Именно так ласково называл меня Суворов из-за разницы в возрасте. В груди болезненно колет. Решаюсь подойти еще ближе.
Лучше бы я этого не делала…
Успеваю заметить профиль Мирона. Мой жених расслабленно откинул голову на подушку. Его глаза закрыты.
Увидев самое страшное, что могло случиться этой проклятой ночью, пячусь и нечаянно стучу каблуком.
Блондинка замирает, услышав посторонний звук, и оборачивается. Виталина… Бывшая Мирона.
— Ой, а что ты здесь делаешь? — удивленно, с отдышкой, спрашивает она, не прекращая откровенных движений.
Это кошмар. Ужасный позор и стыд. Я только что застала неверных за занятием сексом. Они голые.
Я стою, потеряв дар речи от непередаваемого шока, а Виталина даже не думает останавливаться.
Не знаю, что ответить. Какие слова подобрать.
— Кыш-кыш отсюда! — хохочет Виталина.
Мне недавно исполнилось восемнадцать, но такое чувство, что за эти две минуты, пока нахожусь в номере, я постарела лет на десять.
А поразительнее всего, что Мирон совсем никак на меня не реагирует. Ему настолько все равно? Так нравится драть тайком бывшую, что не хочет прерывать процесс ради такой незначительной мелочи вроде меня?
Виталина ёрзает на Суворове и, широко улыбаясь, смотрит на меня. Собой загораживает от меня Мирона.
— М… какой ахренительный у тебя член, Мироша, — мурлычет она. — Я хочу, чтобы ты в меня кончил!
Что я вообще делаю здесь? Фу! Вот просто — фу! Я не знаю. Меня сейчас вырвет прямо на персидский ковер. Перед глазами мутится от этой отвратительной картины.
Впрочем, даже пассивное отношение Суворова к своей бывшей девушке, то, что он ее не обнимает и не целует, а только позволяет трахать, меня ни капельки не успокаивает.
Это все равно гадко. И я невольно ощущаю себя какой-то грязной. Схватившись за голову, разворачиваюсь и выбегаю из комнаты. Хлопнув дверью, застываю в коридоре отеля.
Что-то я совсем не соображаю. А мне точно не показалось? Затаив дыхание, прислоняюсь ухом к деревянному полотну.
— Ты такой горячий, Мироша! Возьми меня жестче, как я люблю!
Нет, не показалось.
Я очень растеряна. Мне еще никогда в жизни не изменяли. У меня в принципе не было никого, кроме Суворова. Он стал моим первым мужчиной, лишил девственности — еще и месяца не прошло, и тут такое…
Чувствую себя уязвимой и одинокой. За короткий промежуток времени Мирон стал для меня всем миром, и вот теперь его нет. Осталась лишь пустота.
Странно, мне почему-то даже плакать в этот момент не хочется, внутри все пылает страшным огнем, сердце будто превратилось в горстку пепла, а слез нет. Такой сильный шок? Неистовый и неконтролируемый.
Я не чувствую собственных рук, ног, которыми медленно переступаю по полу. И самого пола не чувствую — иду как по зыбкому песку. В глазах темнеет, словно отель заволакивает черным дымом. Я не помню, как спускалась по лестнице, как очутилась в холле…
— Я же сказал тебе не соваться в номер, — цедит мужской бас под ухом.
Антон… Высокий блондин с холодными голубыми глазами — личный водитель Суворова и его правая рука. Подсовывает мне под нос стаканчик с водой.
Очнувшись, обнаруживаю себя сидящей на диване недалеко от ресепшн.
— Убери, — шепчу.
— Рит, прости меня, пожалуйста, — вздыхает. — Я не должен был допустить, чтобы ты так расстроилась. Нужно было сразу увезти тебя домой, хоть силой. Лучше бы ты считала меня уродом, чем Мирона Олеговича.
— Не сокрушайся. Ты все сделал правильно. Это я, дура, поверила, что такой богатый мужчина выберет меня — девчонку из неблагополучной семьи, без денег, приданого и прославленных родственников. Кто я по сравнению с этой белокостной любимицей всего города Лактионовой? Никто. Пыль. Понимаешь? Какая Суворову выгода встречаться со мной?
— Не говори так… Ты лучшая девушка из всех, кого в своей жизни я знал. Ты искренняя, добрая, светлая и…
— Ой, не надо! — выпаливаю и, придерживаясь за подлокотник дивана, шатко встаю. — Я уже слышала подобные комплименты от твоего босса. У меня теперь уши болят от этих слов. Молчи.
Если сначала я вся горела, до стойкого ощущения ожогов на внутренних органах, то сейчас мне убийственно-холодно. Морозит так, что зубы стучат.
Перебираю заплетающимися ногами к выходу из отеля. Еще каблуки эти надела… Хотела произвести впечатление, показать, что я ничем не хуже Виталины. Господи, какая я идиотка.
Антон догоняет меня и через секунду мои плечи укутывает чем-то теплым — помощник снял с себя пиджак, чтобы согреть меня.
— Меньшее, что я могу для тебя сделать, Рита, это увезти домой.
Горько усмехаюсь.
— А где теперь мой дом? Родители по приказу Мирона от меня отказались. Предлагаешь и дальше жить под одной крышей с предателем?
— Все решаемо, поверь. — На крыльце подает руку, опасаясь, что я могу навернуться со ступеней. А я действительно могу — колени будто задубели. — Что ни делается — к лучшему. Знаешь такое выражение?
— Знаю, Антон. Но меня это не утешает.
***
— Ты подозрительно спокойна, — замечает, виртуозно маневрируя по дороге. — Я думал, мне придется не только управлять тачкой, но и тебя утешать.
— А почему я должна реветь? — насколько могу твердо отвечаю. — Пусть плачет Мирон. От горя, что потерял меня… или от счастья. Теперь ему ничего не мешает снова воссоединиться с Виталиночкой. А такая незначительная деталь его жизни как я самоустранится.
На самом деле мне очень плохо. И слезы застыли в глазах, но я отворачиваюсь к окну. Не хочу их показывать.
Я с детства привыкла замыкаться в себе. Никому не жаловалась, когда отчим ремнем безжалостно «воспитывал из меня человека», и когда пьяная мать не слышала, что я стучу в дверь, и мне приходилось ночевать в подъезде. В первые разы было страшно, а потом я привыкла.
И теперь мне совсем не хочется выворачивать душу наизнанку, тем более перед Антоном.
Хотя если сравнивать физическое наказание и предательство, я бы выбрала, чтобы Суворов выпорол меня за провинность, чем вот так подло, низко, тайком развлекаться с другой женщиной.
И ему с ней было лучше, раз он не поехал домой, а снял номер в отеле…
— Я с тобой останусь, — решительно заявляет Антон. — Прослежу, чтобы ты не натворила дел.
— Не волнуйся. Со мной все хорошо. Лучше вернись к боссу. Суворов разозлится, если не найдет тебя.
— Мирон Олегович точно будет занят до утра. — Услышав это, я нервно хихикаю. — Ох, черт, — виновато чертыхается Антон, — прости, я забыл, кому это говорю. Ночка сегодня пиздец какая тяжелая.
— Нестрашно, — изображаю равнодушие. — Я и сама знаю о чрезмерной занятости Суворова. И судя по тому, что он не посчитал нужным позвонить мне после этого, бешеные скачки Виталины для него важнее… — Глубоко вдохнув, добавляю: — А за меня не переживай. В особняке меня ждет подруга.
— Ты пригласила Арину? — удивленно спрашивает.
— Да, так Суворов позаботился, чтобы мне было не скучно в его отсутствие. Вот мы с ней сейчас и повеселимся…
— Странно, — хмыкает. — Мирон Олегович мне ничего не сказал.
— А кто мы такие, чтобы сам господин Суворов перед нами отчитывался?!
Подъехав к особняку, прощаюсь с Антоном. Он отпускает. Но в его глазах мерещится разочарование, будто ему не хочется так быстро уезжать. Только у меня не то настроение, совсем не до бесед.
— Ну наконец-то! — восклицает Арина, едва я перешагиваю порог. — Все нормально? А Мирон где? Ты смогла его найти?
— Мирон остался в отеле, — поджимаю губы и, придерживаясь за стену, скидываю туфли.
— Как? — Ошарашенно округляет глаза. — Почему?
— Он трахается с Виталиной.
Прохожу мимо подруги в кухню. Внутри меня все снова дрожит. Горло сохнет и сжимается в спазме от не высказанных эмоций. Открываю вентиль и припадаю губами к крану.
— Чего-о?! — с запозданием взрывается Арина, а затем топает за мной. — В смысле?
— В прямом, — выпрямляюсь. — Толкает свой член в ее вагину в возвратно-поступательных движениях. Или она толкается… — морщусь. — В общем, я не приглядывалась.
— Да ты что?! Я не верю!
— Это правда. Он… мне…
Каждое следующее слово дается все сложнее. Образ подруги размывается из-за слез. Я все-таки не выдерживаю и рыдаю. Я не железная.
Меня так пробрало и унизило. Боль слишком велика, чтобы ее контролировать. Чтобы оставаться сильной и невозмутимой. У меня есть душа и сердце, которое билось чаще от одного только взгляда на Мирона, но:
— …Он мне изменил.
Мои ноги подкашиваются, будто я за секунду лишилась сил. Безвольно падаю на пол на колени, но боли не чувствую.
Арина одна из немногих, кому я могла довериться. Раньше этих исключительных людей было двое — она и Мирон. Теперь только она и осталась.
— Ах, дорогая, — подбегает ко мне и, присев рядом, заключает в объятия. — Все будет хорошо. Может быть, это какое-то жуткое недоразумение?
— Двое людей в постели голые, — всхлипываю. — Разве можно назвать такое недоразумением?
— Просто Мирон так сильно тебя любил. Его глаза только тебя видели. Он жил тобой, надышаться не мог…
— Значит, прошла его одержимая любовь, — утыкаюсь носом в Арину. — А что мне теперь делать?
— Прежде всего дождаться Мирона, — уверенно отвечает. — Нужно узнать, что он сам думает на этот счет. Как бы обидно ни было — надо.
— А мне просто хочется уйти отсюда. И не видеть его лет пятьдесят.
Подруга ухмыляется.
— Ты действительно веришь, что Мирон тебя отпустит?
— У него выбора нет. Я здесь жить не смогу. Мне даже воздух в этом доме кажется противным.
— И куда же пойдешь?
— К родителям вернусь. Конечно, они будут против, но я все-таки тоже прописана в их коммуналке.
— Или, если хочешь, пошли к нам со Славиком, — предлагает подруга. — Конечно, у нас не такие трехэтажные хоромы, как у Мирона, а съемная однушка. Зато с ванной, кухней и санузлом.
— Можно? — отлипнув от Арины, поднимаю мокрые глаза.
— Ну разумеется! Ты же моя самая-самая близкая подруга!
Этой ночью мне есть чем заняться. Пока Арина договаривается по телефону со своим парнем, я решительно собираю вещи, но только те, что были у меня до приезда сюда. Подачки Мирона мне нужны.
Пусть их Виталина донашивает! Она наверняка оценит. Ширпотреба на вешалках нет. Исключительно люкс.
Потом мы долго сидим с Ариной в кухне за чашкой чая. Мой уже остыл, я лишь пару глотков сделала.
Когда наступает утро, Арина все-таки поднимается в комнату отдохнуть.
Я продолжаю сидеть в кухне, как будто приросла к стулу. Слезы на щеках высохли еще пару часов назад. Мне стало легче. Я выплакалась до опустошения, до сорванных голосовых связок, а теперь мне будто все равно…
Так я думаю ровно до того момента, пока не слышу хлопок двери из прихожей. Напрягаюсь, до боли стискиваю зубы, инстинктивно выпрямляюсь.
— Малышка? — доносится голос Мирона.
А я молчу. Лишь прожигаю взглядом дверной проем.
Раздаются неторопливые шаги. Сначала проходятся по гостиной, а потом подкрадываются все ближе и ближе. В проеме останавливается Суворов.
Вид у него не очень: глаза красные, волосы взъерошены. Вчера он уезжал из дома в идеально отглаженном костюме, рубашке, галстуке, а сегодня галстука нет. Потерял, наверное, когда спешно раздевался.
В руках Суворов держит огромную охапку алых роз. Просто необъятную. Сколько же там цветков? Сто или больше? Такие букеты не дарят без повода. Это откуп.
— Доброе утро, малышка… — тихо, хрипло, виновато говорит он.
Мазнув по мне взглядом, опускает глаза.
Стыдно, что ли? У этого мужчины есть стыд? Вчера мне так не показалось.
— Здравствуйте, Мирон Олегович.
Мой голос такой холодный. Будто не мой. Он стал звучать ниже, грубее.
— Зачем же так официально, малышка? Не чужие ведь люди, — не поднимая глаз, отвечает Суворов.
— Ваша малышка выросла за одну ночь!
Собравшись с силами, я встаю.
— Пусть будет так, — шумно выдыхает и сильно сжимает пальцы на основании букета.
Скрещиваю руки на груди.
— К чему цветы? — резким движением подбородка указываю на букет.
— Антон мне все рассказал. О том, что ты вчера приезжала в отель и заходила в номер.
Ахаю:
— То есть ты сам-то меня не видел? Я не просто зашла… — и добавляю шепотом: — я стояла недалеко от кровати… Как же так, Мирон? Разве это возможно? Я никогда в жизни больше не смогу развидеть это унизительное зрелище.
В глазах снова слезы. Я приказывала себе не плакать, но не получается. Слишком больно. Слишком обидно. Несправедливо.
— Я очень виноват, Рита. Это была досадная ошибка. Такого больше не повторится.
— Досадная ошибка — это когда ты перепутал день рождения тещи и поздравил ее на неделю позже! — кричу я. — А то, что случилось вчера — катастрофа!
Мирон хмурится.
— Тш-ш, сбавь громкость. Мне так хуево, словами не описать. Никогда такого раньше не было. Я еще ничего не соображаю, — подходит ближе и протягивает мне букет. — Давай, пожалуйста, отложим разговор? Мне нужно прийти в себя.
Я настолько расстроена, что не побоялась бы отхлестать предателя цветами по морде, если бы Суворов не был таким щедрым на утешительный букет — очень тяжелый, мне его не поднять высоко — и таким скупым на слова.
Он даже не потрудился придумать что-то в свое оправдание, пока ехал в особняк. Или не посчитал нужным? Кто я, а кто он, чтобы оправдываться.
Я знаю истории о том, что жены терпят бесконечные измены неверных мужей, а взамен получают вот такие плюшки в виде букетов, украшений, поездок за границу.
Но это не моя история. Я доверилась Мирону не из-за денег. Я увидела в нем качества настоящего мужчины и поверила в его любовь. Мне душа его понравилась. А он вот как со мной поступил. Плохо ему, видите ли…
Цветы, должно быть, благоухают, но я чувствую лишь горечь.
Стою будто дерьмом облитая, наблюдая, как Мирон разворачивается и, покачиваясь, плетется к лестнице. На ходу стягивает с себя пиджак и бросает на пол.
Невероятное скотство.
Уронив букет, перешагиваю его и тоже выхожу. Мирон, придерживаясь за перила, поднимается по лестнице и скрывается на втором этаже.
Через несколько минут раздаются другие шаги — мелкие, торопливые — ко мне спускается Арина.
— Ну что? Он все объяснил?
— Нет, — хмыкаю.
Подруга хлопает ресницами.
— И что тогда делать?
— Мы уходим, — решительно говорю я.
— Просто возьмем и уйдем?! — ахает подруга. — Ты же так и не услышала объяснения Мирона!
— Он вместо разговора со мной выбрал проспаться. Вот и пусть спит.
Ему это сейчас важнее. Мирон всегда был эгоистом. Ставил на первое место лишь свои интересы.
Но потом в какой-то момент создал иллюзию, что ему не все равно на меня. В любви признавался, обсуждал планы на будущее. Предложение выйти за него замуж сделал.
А я поверила, растаяла в его руках, как маленькая снежинка. Была готова ответно любить его и жизнь свою к его ногам положить. Я бы родила ему детей. Стала той, кто пойдет вслед за любимым и в огонь, и в воду.
Но сейчас, в полной мере прочувствовав боль от измены, я словно очнулась от глубокого сна. Эта ночь стала самой длинной за всю мою жизнь! Было время пореветь и подумать.
А ведь если отбросить мои пылающие огнем чувства и честно посмотреть правде в глаза, в чем заключалась ко мне любовь Мирона? Он трахал меня, как Дьявол, во всех позах, а я позволяла, наивно верила, что таким образом он раскрывает свои чувства. Как же я заблуждалась…
— Хорошо, дорогая, — Арина соглашается с моим решением.
Быстро надев курточки, выкатываем два моих чемодана во двор.
На улице свежо и тихо. Серебристая изморось рассыпалась по газону, дорожкам и пожелтевшим листьям на деревьях…
Такая красивая и гармоничная осень, но лишь с виду. Для меня она стала одной из самых ужасных. Прямо как связь с Суворовым.
Из болота мыслей меня выдергивает короткий звуковой сигнал входящего сообщения.
— Славка подъезжает, — говорит Арина.
— Отлично. Тогда подождем его за воротами. Не хочется даже стоять на территории Суворова.
Не задерживаясь, шагаем по вымощенной камнем дорожке. Однако все внутри меня будто переворачивается, волнение захлестывает с головы до ног, когда за воротами вижу Антона.
Он стоит, подперев черный глянцевый бок «Майбаха», и курит. Я думала, что после возвращения Мирона помощник ему еще долго не пригодится. Ох, как бы Антон не стал преградой моему переезду.
— Только попробуй меня задержать, — шиплю на него, опережая возможный конфликт.
Но его ответ меня удивляет не меньше, чем его присутствие возле особняка ранним утром:
— Помнишь, ты говорила, что я служу хозяину, как пёс? Что у меня нет гордости и достоинства? — стреляет окурком в сторону. — Все эти качества у меня есть. И я впервые в жизни готов ослушаться Суворова. Не бойся. Я скажу, что мы с тобой разминулись.
— Спасибо… — ошарашенно шепчу.
Антон приподнимает уголки губ.
— Понравился букет?
— Что?
— Я не знал, какие цветы ты любишь. Поэтому выбрал на свой вкус. Мне кажется, ты очень похожа на бутон розы. Такая же нежная и хрупкая…
Мои брови невольно взлетают на лоб. Чудесно! То есть и цветы Суворов не соизволил купить лично, а переложил на плечи помощника?! Я сейчас просто в осадок выпаду и больше никогда не соберусь. У меня не остается слов, чтобы выразить всю горечь и боль. Это вообще… нечто.
