При встрече с бывшим каждая хочет ощущать себя королевой.
Особенно этот бывший два года назад изменил. Променял на секретаршу.
Мне даже не надо было видеть этого своими глазами. Я просто спросила у Матвея вечером:
— Тебе не кажется, что у Лены слишком яркая помада?
Лена, это секретарша. Была.
Матвей изменился в лице, и по этим сведённым на переносице бровям я поняла, что ему тоже кажется, что Лена злоупотребляла макияжем, ведь на краешке воротника остался алый след.
Я встала из-за стола. Бросила в тарелку салфетку.
Я уже поняла к тому моменту, что Матвей мне изменял. Не от того, что я ему не нравилась, не потому, что была плохой женой, а просто он скучал.
Я никогда не любила устраивать скандалы. Не могла просто себе позволить начать кричать. Так правильно. Хорошие девочки не позволяли чувствам вырваться наружу. Они носили свою боль внутри. Берегли ее.
Я вышла из кухни и прошла в коридор. Осеннее пальто цвета охры висело на плечиках. Темные сапожки стояли на полочке. Мне не надо было метаться по квартире с криками о том, как так мог Матвей поступить со мной. Мне не надо было выяснять причины.
Мне просто надо было уйти.
В темноту осеннего вечера, чтобы стоя под дождем, задыхаться слезами, ловить губами воздух и понимать, что наш брак развалился.
Матвей не дал мне уйти. Он медленно вышел из кухни, облокотился на косяк и твёрдо сказал:
— Прекрати устраивать скандал, развернись и сядь за стол.
Он всегда был таким. Слишком твёрдым для того, чтобы понять, как мне больно. Ненавидел, когда ему говорили слово против. И не любил, чтобы размеренная жизнь шла не по плану.
— Я не сделаю этого, — мне важно было сохранить остатки гордости. — Ты человек, который предал меня. Который променял нашу любовь на простой секс. Я не буду жить с тобой. Мы разводимся.
Матвей впервые тогда больно схватил меня за руку, дёрнул на себя, прижимая к телу. Его выбесило мое неповиновение. Его покоробило, что я могла сопротивляться.
— Не смей в таком тоне со мной разговаривать, — его губы были так близко, что я ловила аромат мятного чая. Но ничего не чувствовала.
Его измена перечеркнула все чувства. Я не могла себе представить, как дальше буду рядом находиться после того, как Матвей измарал меня всю, запятнал чистоту нашего брака такой грязью.
— Отпусти, — попросила я, стараясь разжать его пальцы, но они только сильнее впивались мне в кожу.
— Никогда…
Он затащил меня в спальню. Мне кажется я тогда кусалась и билась в истерике. Никогда себе такого не позволяла. Но тогда мне было настолько больно, что все тело выгибало дугой. Матвей не слушал мои причитания. Он силой уложил меня в постель и сжимал в объятьях пока меня не перестала бить крупная дрожь.
— Ты моя, — шептал он мне. — Ты только моя, как ты не понимаешь?
— Но ты не мой, — сквозь всхлипы, выдавила из себя я.
— Это не имеет значения, — его губы проходились по моей щеке, собирая слёзы. — Мы семья. А семья это значит навсегда вместе… На-все-гда…
По слогам внушал мне эту простую истину Матвей, стараясь успокоить.
Я не могла.
Просто не понимала, как он мог со мной так поступить. Мы же планировали завести ребёнка. Быть вместе до старости и дальше.
А он все растоптал.
Я не понимала этого тогда. И до сих пор не поняла. Даже сейчас, когда бывший муж снова ворвался в мою жизнь.
Нагло распахнул в неё дверь. И стоял, улыбался со сцены на корпоративе в честь назначения нового генерального.
Я кусала губы. Старалась заглушить всю боль, что навалилась на меня в одно мгновение.
— Дамы и господа, я рад приветствовать всех на таком важном событии для нашей компании, — произнёс старый директор. — И позвольте представить вам нового генерального директора компании «АльянсСтрой» Матвея Тихомирова.
Моего бывшего мужа.
Который стал моим новым генеральным.
Это кошмар. Это самое страшное, что могло со мной произойти за два года расставания.
Я так тяжело уходила от мужа, чтобы вновь оказаться зависимой от него.
И моя карьера, единственный источник дохода, теперь в руках бывшего мужа.
Матвей ещё раз очаровательно улыбнулся и приблизился к микрофону. Он провёл взглядом по сотрудникам и остановился на мне.
Он вычленил меня из толпы, чтобы коварно улыбнуться и отсалютовать бокалом.
Наверно, разговора о том, что сбегая, я отняла у мужа кое-что важное не избежать.
Каждая хочет при встрече с бывшим, который изменил, выглядеть королевой.
По закону подлости я ей не была ни разу.
Работа выматывала меня. Последние полгода я усердно работала над повышением, которое вероятнее всего не получу.
Из королевского на мне было только платье серебряного цвета и, пожалуй, копна густых волос.
А в остальном на фоне Матвея я была замученной блеклой мышью.
Я была без него в половину меньше чем с ним. Но муж как будто бы не изменился. Все те же хищные черты лица, щетина, волосы в стильной стрижке и вишенкой на торте его одинаковые дорогие костюмы.
Я отвернулась.
Глаза жгло так сильно, что я боялась разреветься.
Мне больно было возвращаться в наше общее прошлое, от которого я сбежала в другой город.
Больно было смотреть на мужчину, который разделил мою жизнь на до и после. На мужчину, который поставил между нами кого-то третьего. Чужого.
Только вот для меня он навсегда оставался единственным.
Я даже за эти пару лет не смогла ни с кем на свидание сходить. Я все время чувствовала, что предаю. Убеждала, что саму себя, а понимала, что его.
Мужа, который мне изменил.
Сотрудники разразились аплодисментами, услышав очень удачную шутку Матвея. Мне было не до этого.
Муж узнал меня. Увидел. И не скрыл этого.
Он подчеркнул, что все ещё помнит меня и что у него ко мне осталась масса вопросов. Которые он точно задаст, как только мы останемся наедине.
Но я не хотела такого допускать. Не собиралась вновь быть в образе жертвы, о которую можно ноги вытереть, которую можно унизить.
Я сжала ножку фужера так сильно, что поняла, ещё секунда и стекло раскрошиться в моих руках. Пойдёт трещинами и осыпется звёздной пылью.
Хотелось расплакаться и запереться в каморке. Я понимала, что ад, в котором я жила последние два года оказался вполне реальным. И он будет ещё хуже, когда Матвей захочет все вернуть.
А он захочет.
Я точно это знаю, потому что мы же семья. На-все-года…
Он захочет это сделать хотя бы для того, чтобы просто меня проучить. Показать как нельзя делать. Наглядно объяснить, что сбегать от любимого пусть и изменяющего мужа на утро после того, как узнала о неверности, глупо.
Ещё глупее разрывать все контакты. Не общаться с общими друзьями. Только со свекровью, которой никогда и не нравилась. И это сыграло на руку.
Я просто позвонила и попросила:
— Светлана Викторовна, вы же хотите, чтобы мы с Матвеем разошлись?
Свекровь хотела, поэтому сделала все возможное, чтобы Матвей не искал меня.
А я выиграла время, чтобы переехать, обустроиться на новом месте, найти работу, которая у меня была до этого вечера. Хорошая работа, с перспективой руководителя отдела по маркетингу.
И теперь все падало как карточный домик. И я не знала за какой ярус схватиться, чтобы удержать хотя бы первый этаж.
Тихие мои шаги по холлу ресторана.
Я стараюсь не стучать каблуками, чтобы не привлекать внимания. Чтобы не оказаться задержанной.
Холодный ноябрьский ветер принёс аромат первого снега. Я приподняла лицо к темному, в бисеринах звёзд, небу.
Тогда такого не было. Когда я уходила не было такого воздуха и такого неба. Был смог и улицы с ароматом сигарет, от запаха которых я кашляла. Были темные переулки возле автовокзала. Сырое сиденье в автобусе, из-за которого мое пальто к концу поездки было похоже на мокрую мышь. Неулыбчивая квартирная хозяйка с левым золотым клыком. Однушка в панельке с серыми, старыми обоями. Чай из пакетика. Много слез. Ветер вечно задувающий в деревянные стеклопакеты. Обогреватель, который я включала, когда невыносимо было холодно. И он выжигал весь воздух. Делал его тяжелым, сухим. И с запахом горелой пыли.
Ничего общего с тем воздухом, которым я сейчас дышала и боялась задохнуться.
Мое такси должно было приехать через семь минут.
Я плотнее запахнула пальто. Ноябрьский ветер не хотел сдаваться и все равно проникал под одежду. По коже прошлись мурашки. Заставили меня зябко повести плечами и замереть.
От голоса, знакомого, любимого голоса, который сейчас словно нож прошёлся по моим нервам.
И от аромата.
Жжёный дуб, табак, амбра и верхние ноты горькой ванили.
От прикосновений, которые заковали в тиски.
— Даже не поздороваешься со мной, Ульян? — спросил муж, касаясь губами моих волос.
Я стояла и впитывала тепло знакомого тела. Купалась в аромате. Растворялась в моменте.
Это невыносимо сложно когда ненавидишь человека, но сил, чтобы выплеснуть эту ненависть не находишь.
Не находишь даже слов, чтобы ответить на простой вопрос, просто потому, что понимаешь — слова сейчас бессмысленны. И мне безумно хотелось вернутся назад в прошлое, чтобы не видеть этого пятна на воротнике Матвея. Чтобы не лежать всю ночь со сведённым от ужаса телом и не притворяться, что уснула.
Я помню, как мне тогда было паршиво. Настолько, что хотелось встать в туалет и остаться в глянцевой комнате навечно, сделать из мрамора и кафеля саркофаг.
Только Матвей уже спал. Он долго баюкал меня, а в итоге ближе к утру не выдержал и задремал, но я нет.
В тот момент, мне казалось, ненависть достигла абсолюта. Я не понимала, как ещё вчера любимый человек был, а сегодня стал причиной злости, боли, отчаяния.
Но за два года моя ненависть притупилась. Стала спокойной. Созидательной. Хотя так глупо говорить про разрушающую душу силу.
— Ты хотя бы понимаешь что все ещё моя жена? — Матвей вдохнул мой аромат, полной грудью вдохнул, чтобы почувствовать малину и душицу. Слишком наивный аромат для тридцатилетней меня, но это единственное напоминание о бабушке, с которой меня давно разлучила смерть.
— Почему? — слова простые, только губы отказывались шевелиться. Я растекалась мягким мороженым по рукам мужа, потому что мне отчаянное его не хватало, когда я выла от боли. И физической тоже. От той, которой разрывала сначала мое тело, а после душу, чтобы осталась лишь оболочка меня прежней, а внутри ничего… Пустота с эхом его имени.
— Ты исчезла. Мать сделала все возможное, чтобы я не искал тебя. Но нас не могли развести пока ты считалась пропавшей… — Матвей обхватил меня руками, прошелся ими по талии, спустился на живот, поднялся к груди.
Он словно по миллиметру восстанавливал в осязаемой памяти мой образ.
Зря.
Так только больнее.
— Ты мог передать ей документы, — отозвалась я, и из моего рта выпорхнуло облако пара. — Я бы подписала. Это было не сложно. Почему ты так не сделал?
Матвей молчал так долго, что я отчаялась получить ответ. А потом он вздохнул и развернул меня к себе. Провёл пальцами по моему лицу, от виска, по скуле, к подбородку.
Я смотрела в темные, чернее самой бездны, глаза и понимала насколько я устала.
Хранить в памяти его образ.
Вздрагивать по пути пути на работу, заметив в толпе похожую фигуру или обернувшись на голос.
Блокировать общих друзей в соцсетях, чтобы случайно не столкнуться с правдой жизни, где он с новой женщиной.
Задыхаться, когда слышишь знакомый аромат.
Я устала жить с памятью о нем, поэтому зря сегодняшняя встреча, к которой я оказалась совсем не готова.
Надо подписать эти чертовы документы на развод, уйти с работы и снова…
Сбежать?
А есть ли смысл, если Матвей оказался здесь не просто так?
— Я не хотел тебя отпускать, — его дыхание такое горячее, что мои губы словно опалило огнем. И я отстранилась. Попыталась. Уперлась рукой ему в грудь.
— А сейчас? — с затаённым страхом, с паникой и почему-то с проклятой надеждой, спросила я.
— Сейчас тем более… Ведь я только тебя нашёл… — он усмехнулся и его лицо наполнилось не светом как раньше бывало, а чем-то жестким, словно тень легла.
У меня прозвенел телефон входящим сообщением. Я дернулась в объятиях мужа и попросила:
— Отпусти…
Матвей не шевельнулся. Он как железный истукан продолжал сжимать меня в объятиях, и я вспомнила этот взгляд.
Муж всегда так смотрел, когда был недоволен.
— Матвей, отпусти меня… — холоднее на пару тонов попросила я и, уже не боясь сделать больно, толкнула мужа в грудь.
— Я же сказал, что не отпущу… — медленно протянул муж. Он склонился надо мной. Губы в миллиметрах от моих. На нижней все тот же едва заметный шрам. — Ведь только нашёл тебя…
Что-то мне в его голосе не понравилось. Словно затаившийся зверь прорычал из кустов. Такое ещё не нападение, но предупреждение.
Я поняла. И объяснила:
— Мое такси приехало. Поговорим на работе. Мне пора.
Матвей вдруг резко разжал руки и, подхватив мою ладонь, пристроил себе на локте.
— Отмени такси. Поедем на моей машине… — муж тянул меня от ресторана в сторону угла здания, где хищно светил фарами новый Мерседес.
— Матвей, — я постаралась затормозить, но в летних туфлях в ноябре это проблематично сделать. Матвей тянул меня за собой, не обращая внимания оступаюсь я или нет. — Я никуда с тобой не поеду.
Муж остановился. Искоса посмотрел на меня. В глазах блеснули искры смеха.
— Поедешь, — заверил меня Матвей и отпустил мою руку. Я сделала шаг назад. — Ты же меня знаешь… Я тебя пока что прошу. Не делай так, чтобы я приказывал.
Вот он. Мой любимый родной муж.
Вот.
Вся сказка первой встречи рассыпалась прахом. Матвей никогда не был терпеливым настолько, чтобы долго отыгрывать роль доброго полицейского. Он всегда быстро уставал сюсюкать и договариваться. Он даже в бизнесе такой. Ни разу не дипломат. Он сразу в лоб. А потом уже манипуляциями продавливает своё решение.
— Матвей, — выдохнула я. — У тебя нет прав так поступать со мной. Услышь наконец-то голос разума. Мы давно не вместе. Я не принадлежу тебе и приказывать ты мне не можешь.
— Но я могу задать тебе вопрос, — холодно сказал Матвей и, дёрнув меня за талию к себе, прошипел прямо в губы. — Где мой ребёнок?
Спазм скрутил меня. Я не могла вздохнуть. Внутри все словно сдавило, смято, сковало. Грудная клетка отказывалась шевелится. Воздух из лёгких исчез.
Меня отбросило во времени назад и я оказалась одна. В чужом городе. В чужой квартире, но со своим тестом на беременность, который показывал две полоски.
Две полоски.
Мое убитое состояние спасли именно они. Оказалось, я чуть меньше месяца носила под сердцем малыша. Своего малыша. Не Матвея, потому что такие как мой супруг не заслуживали ничего искреннего и чистого. Ребёнка, например.
Я так боялась. Я боялась почти до панических атак, что что-то могло пойти не по плану. Я молила свекровь, чтобы она не позволила Матвею найти меня, ведь если он узнает о ребёнке, то я никогда не смогу уйти от него.
Светлана Викторовна отличалось той прямолинейностью и хладнокровием, которого у меня никогда и быть не могло, поэтому на мое сообщение, что я беременна и хочу сохранить ребёнка, никак не отреагировала. Только предупредила, что если Матвей узнает об этом, она никакими доводами не сможет его удержать. И я была с ней полностью согласна, поэтому лишний раз не нарывалась. Сменила телефон. Все соцсети. Все аккаунты. Сделала так, чтобы информационные следы затерялись. Это было меньшее, что я могла сделать.
Я была благодарна свекрови за ее не участие. Она сразу расставила все по своим местам:
— Сыну я ничего не скажу, но тогда и ты не рассчитывай на поддержку с моей стороны, — в ее холодном тоже тогда звучали ноты сожаления. Она словно боялась, что я из-за того, что осталась без каких-либо финансовых благ, снова ринусь к Матвею. Так ещё и ребёнка сделаю хорошим способом манипуляции.
