— Да чтоб тебя, — рычу сквозь сомкнутые зубы, пытаясь достать с полки листы для лазаньи.
Какого чёрта их кладут так высоко? Неужели никто в нашем городе не готовит дурацкую лазанью, так что их специально закинули повыше?!
Тянусь на цыпочках и поглаживаю коробку, но никак не могу её подцепить. Не будь у меня в руках кучи всего, было бы легче, но носиться по всему магазину в поисках нашей тележки у меня желания нет.
Неожиданно меня накрывает тенью. Ничем хорошим это обычно не заканчивается, так что я резко оборачиваюсь и отталкиваю подошедшего.
Ой, бли-и-и-ин…
Я подумала, что ко мне опять подкрался брат. Он вечно пытается напугать до визга, а потом наслаждаться моим глупым видом.
Но это не брат, а высокий парень с тёмными аккуратно уложенными волосами. На первый взгляд мы с ним ровесники, но, стоя рядом, я чувствую себя ребёнком.
Он родился в качалке или что? Чем нужно питаться, чтоб плечи такие широкие стали?
Смотрю ниже и вижу на тёмной рубашке мокрое пятно. Вздрагиваю и поднимаю взгляд. Пронзительные ярко-голубые глаза смотрят с недовольством. Даже осуждением. По пальцам течёт нечто липкое, и в этот миг я, наконец, понимаю, что случилось.
Яйца.
Я разбила об него яйца, которые держала вместе с пачкой туалетной бумаги, фольгой для запекания и банкой горошка.
— Ой.
Выразительные глаза незнакомца сужаются, а в следующий миг он делает шаг на меня. От неожиданности и какой-то неотвратимости этого, я роняю покупки на пол. Повреждённая упаковка яиц в дурацкой ячейке из тонкого пластика противно скрипит.
— Прости, — натягиваю я улыбку и отскакиваю от него. — Мне жаль, правда.
Господи боже мой. Он же меня об колено сломать напополам может!
Я уже почти решаюсь на позорный побег или истеричную мольбу о помощи, как он ловит меня за руку и вкладывает в неё что-то прямоугольное. Опускаю взгляд и вижу коробку нужных мне макаронных листов.
— Ты в норме, нет? — спрашивает он, поднимая руки так, будто собирается свернуть мне шею за порчу его крутой рубашки.
Я замираю. Лёгкие наполняет какой-то ненавязчивый, но очень вкусный запах мужской туалетной воды. Он так близко, что я вижу своё отражение в его глазах. О чём он спрашивал вообще?
Парень отстраняется и хмыкает. Отступает на шаг и смотрит на меня свысока, только после этого я вспоминаю, как дышать.
Ух… Что со мной?
— Прости, — повторяю я, растягивая губы в неестественной улыбке. — Давай я… постираю её? Не заметишь даже.
Бровь незнакомца заинтересованно поднимается.
— Что, прямо здесь снимать?
Мне нравится его голос. Хрипловатый, взрослый. Наверно он всё же старше.
Рассеянно киваю, а после понимаю, что именно несу.
— В смысле нет! Я… Ты меня запутал!
На губах парня появляется самодовольная ухмылка.
— Но рубашка испорчена. По твоей вине.
Я хмурюсь. Он что, хочет, чтобы я химчистку оплатила? Или новую купила? Первое ещё возможно и приемлемо, если, конечно, речь не идёт о какой-то супер-дорогой химчистке, то на вторую у меня вряд ли хватит денег.
— Прости, — повторяю я в третий раз. — Мне правда очень жаль. И я готова исправить ошибку…
— Отлично. Тогда ты едешь ко мне.
Я хлопаю глазами. Что? Он про что вообще? Какой домой?
— Зачем?
Надеюсь, что я всё же неправильно его поняла. Ну или он шутит. На кой чёрт я сдалась? Ему с такой внешностью любая на плечо с радостью запрыгнет, а мне… Мне некогда. У меня других дел невпроворот.
— Ну как же, — парень ведёт плечом. — Рубашку стирать. Сама запачкала, сама исправишь. Справедливо же? Или ты о чём подумала, извращенка?
Я возмущённо вскидываю подбородок. Очень хотелось ударить по другим яйцам. Ну или пощёчину ему залепить хотя бы. На худой конец швырнуть в него лазаньей!
— Сама готовишь? — спрашивает он, будто лишь сейчас замечает, что у меня в руках, а дал её пару минут назад.
— Какая разница?
— Большая. И рубашку постираешь, и поесть приготовишь, — скалится идеально ровными зубами.
Да кем он себя возомнил? Что за манеры? Мы друг друга впервые видим, а ведёт себя так, будто сто лет друг друга знаем. Может он меня с кем-то перепутал?
— Вот ещё, — фыркаю я. — Ты за кого меня принимаешь?
— За ту, кто мне должна.
— Это же просто рубашка, — не сдаюсь я.
— Вдруг мне её подарила любимая и давно почившая бабушка? — ухмыляется наглец.
— О, ну ради бабушки… — киваю я, а после немного повышаю голос. — Я всё равно не поеду не пойми куда с незнакомцем!
— Артём.
— Чего?
— Я теперь не незнакомец, — он хватает меня за руку и, переступив через фольгу и уничтоженные яйца, тянет меня к выходу.
Два шага и меня охватывает паника. Он серьёзно? Вот так, посреди дня взять и похитить? Маньяк какой-то не иначе.
— Эй, а ну пусти! — выворачиваю руку. — Я кричать буду! У меня брат тут, в магазине!
— Как тебя зовут-то хоть?
— Не твоего ума дело! Отпусти, сказала! Помогите! Я его не знаю!
— Ну начинается, — он так естественно закатывает глаза, что я скоро начну думать, он подрабатывает актёром. — Я всё равно не куплю тебе сумку за триста тысяч.
Две женщины провезли мимо нас тележку, и с осуждением глянули на меня. Замечательно.
А он талантливый. Актёрская игра на высоте.
— Хватит уже, — усмехается маньяк. — Иначе на плечо закину.
— Рискни здоровьем!
— Маринка, ты чего орёшь?
В проходе появляется мой брат Женька. В руках внушительная башня полуфабрикатов, под мышкой банка колы. У нас семейная нелюбовь ходить к тележке миллион раз и подсознательное стремление принести всё в один заход.
— Женя, уйми этого придурка, — я выпрямляю спину и победоносно смотрю на маньяка-Артёма, но тот даже и не думал волноваться. То ли противник не особо впечатлил (чисто фигурой, он сейчас абсолютный альфа гипермаркета), то ещё что.
Пока я вглядывалась и старалась не захлебнуться в синеве глаз, Женька выдал.
— О, Тёма, здорово. Ты какими судьбами в этом районе?
Эм… они знакомы?
— Артём, — поправляет маньяк. Ему явно не нравится сокращение имени. К моему удивлению, брат капитулировал, подняв ладони будто сдаваясь. Какого чёрта?
Я ещё раз оглядываю «Того-кого-нельзя-называть-Тёмой». Никогда не видела его в компании брата или его друзей. По Артёму чувствовалось, что он какой-то другой и вряд ли согласился бы общаться.
— Всё понял, не дурак, дурак бы не понял, — выдаёт Женя одну из «лучших» шуток и смотрит на меня. — А чё у вас случилось-то? Подрались что ли? Маринка, тебя мать за яйцами послала.
— Я их разбила. Об него.
— Но ты же обязательно всё справишь, — ослепительно улыбается маньяк. Не пойму, он меня подкалывает или что?
— Марин, ну ты нормальная, нет? — резко «переобувается» Женька. — Надо исправить.
— Он хочет, чтоб я к нему ехала! — жалуюсь я.
Наши отношения сложно назвать нормальными. Мы с братом часто ссоримся, но мне кажется, я могу на него рассчитывать. Особенно в таких ситуациях. Ну не отправит же он меня не пойми к кому, правильно? Семья так не поступает. Женька выручит меня.
Его ответ удивил.
— Надо, значит надо! — брат снимает с полки новую лазанью и водружает на вершину своей стопки. — Иди, я перед матерью прикрою.
Я давлюсь возмущениями и этим пользуется Артём, подхватывая и забрасывая меня на плечо, будто я ничего не весила.
Наверно самым правильным действием в такой ситуации было бы орать и брыкаться, но я… молчала.
Я не знаю почему, но мне до ужаса стыдно. А ещё я не могу поверить, что мой брат такое допускает, лишь усиливает эффект.
Все на нас пялятся! Я буду казаться истеричкой, если устрою сейчас скандал? Божечки, как же сложно рот открыть. Страх стал моим кляпом.
— Эй, брат, ты в каком отделе такую задницу зачётную выбрал?
Вспыхиваю до кончиков волос и дёргаюсь, чудом не свалившись на пол.
— Такую в гипермаркете не купишь, — хмыкает маньяк, после чего перехватывает меня на руки так непринуждённо, будто я ничего не вешу.
— Так, а ну поставил меня на ноги! — возмущаюсь я и начинаю колотить его по спине.
Просьбу проигнорировали. Да он на кассе не расплатится!
— Марина! Ты что себе позволяешь?!
Я вздрагиваю и резко выгибаюсь. Артём не удерживает и выпускает меня.
Нет-нет-нет… Только не это. Не она. Не сейчас… Боже мой.
Неловко приземляюсь на ноги и отскакиваю подальше. На всякий случай.
— Тебя вообще из дома выпускать нельзя?! — возмущается мама, подходя к нам и толкая перед собой гружёную тележку будто таран. — Отстань от парня!
В смысле отстань? Это он меня схватил вообще-то!
Оглядываюсь по сторонам. Слишком много свидетелей очередного моего позора.
— И где листы лазаньи? — продолжает ворчать мама. — Я тебя зачем отправила?
— Да нет же… я…
— Ясно всё, — цокает языком мама. — Может повзрослеешь уже и начнёшь вести себя нормально?
Собираюсь ответить, но она вскидывает палец. Подобравшиеся к глазам слёзы всё же срываются с ресниц, и я трясу головой, чтобы избавиться от них. Даже объяснить не даст. А попытаюсь, скандал будет масштабнее.
Унизительно.
Злюсь. На маму за разборки на людях, за Артёма, что втянул меня в этот скандал. Стоит теперь, тупит. Уже не такой смелый, да?
— Прошу прощения, — внезапно выходит он из ступора. — Это моя вина, отвлёк Марину от покупок. А листы лазаньи взял Евгений.
Я давлюсь воздухом. Это что за образ джентльмена?
— Ой, не вмешивайся, — фыркает мама, не впечатлённая перформансом. — Нечего её защищать. Одна дурь в голове. Кто тебя такую замуж-то возьмёт? Мучиться с тобой до старости теперь.
Ну конечно. Кем он возомнил себя, ага?
Другие покупатели, теперь смотрят с осуждением. Пока я пытаюсь совладать с эмоциями, мама докатывает тележку до меня.
— Кати давай. Хоть какой-то прок от тебя будет! Не поедешь больше в магазин, раз вести себя не умеешь!
Поджимаю губы и берусь за ручку, низко опустив голову. Меня устраивает эта роль. Катить тележку, конечно, тоже можно неправильно. Но спорить я не буду.
Мама удовлетворена моим раскаянием и, хмыкнув, дефилирует в следующий коридор из стеллажей. Артём, к счастью для всех нас додумывается остаться на своём месте, но я чувствую спиной его взгляд.
Жесть… Я наверно тоже больше никогда не поеду с мамой в магазин. Сейчас кажется, что быть похищенной симпатичным маньяком, не такая уж плохая участь. Всё познаётся в сравнении, да?
Мы продолжаем набирать тележку. Мне стало чуть спокойнее, но сердце всё ещё долбилось в горле. Дышу так, будто грудь сдавливает проволока.
Приходит Женя и как не в чём ни бывало сгружает свои покупки. Будто ничего не произошло, и он не имеет никакого отношения к тому, что меня почти похитили. Мама тут же переключает тон с раздражённого на ласковый. С ним всегда иначе разговаривают.
Женечка то, Женечка сё. Ой, смотрите, что он нарисовал. Ой, Женечка получил пятёрку за сочинение. Глядите, он тыкает на кнопочки компьютера. Хорошо, что хоть кто-то из детей нашей семьи идеален. Я вот даже дышу неправильно. И значит, на меня можно орать в магазинах для восстановления вселенского баланса.
Достало.
Одно хорошо, когда приходит Женя, меня перестают замечать. Можно просто катить тележку, смотреть перед собой и пытаться успокоиться.
На автомате выгружаю покупки на ленту, набираю пакеты. Потом меня сменяет Женька, не забыв, конечно же, больно тыкнуть в бок, и я иду сортировать эти продукты по пакетам.
— Марина, ты совсем что ли? — шипит мама на ухо. — Кто кладёт помидоры с крупами? Эти пачки их передавят.
Ну спасибо хоть тут шёпотом.
— Ой, всё, — она не выдерживает и отталкивает меня. — Ничего нормально не делаешь.
Что за день, а? Я понимаю, что не надо складывать бытовую химию в один пакет с едой, но всё остальное-то. У мамы есть какое-то внутреннее чувство фэн-шуя, постичь которое мне пока не удалось. Любое отклонение — расстрел.
Может сегодня Меркурий в ретрограде? Надо начать заниматься астрологией, хоть знать буду, в какие дни лучше из комнаты не выходить.
Пока Женька оплачивает, гляжу по сторонам, боясь увидеть Артёма, но маньяк, вероятно, выбрал жертву посговорчивее. А жаль, я почти согласна быть похищенной.
Вот так всегда. Добавлю его в длинный список своих упущенных возможностей.
Довожу тележку до машины, и мы с Женькой начинаем грузить пакеты в багажник и на заднее сидение. Мама изучает свиток чека, время от времени уточняя что-то. У брата, естественно.
— Так, а яйца где? — она поднимает голову и смотрит на меня. — И горошек. Это же ты должна была купить.
Поджимаю губы. Сказать, что яйца остались на рубашке маньяка?
Мама качает головой и поворачивается к Жене.
— Сынок, пойдём со мной. Посмотришь по полкам, может ещё что забыли. У тебя память лучше.
Да-да, валите. Оставьте меня в покое хоть ненадолго, я всё ещё продышаться не могу.
Женька кладёт руку мне на голову и треплет волосы. Я отталкиваю его и достаю из телеги следующий пакет, чтобы он мог увезти её на место и забрать монетку. Закрываю багажник и, прислонившись к машине спиной, медленно выдыхаю.
— У тебя странная мать.
Я чуть не подпрыгиваю, когда рядом оказывается Артём. Вместо испачканной рубашки на нём белая футболка.
— Ты… что тут… отвали!
— Ладно, не злись, — усмехается он и протягивает мне пакет.
— Что это?
— Рубашка, — невозмутимо поясняет он. — Ты же хотела, чтобы я её снял.
У меня вырывается нервный смешок. Серьёзно, блин?
— Ладно, — забираю пакет. — Я же пообещала. Как мне её вернуть? Женька знает, как тебя найти?
— Нет. Пиши номер. Как закончишь, спишемся или созвонимся.
Я хмыкаю и лезу в сумку. Артём зависает ненадолго, когда видит, что он у меня кнопочный. С вызовом поднимаю подбородок, мол, а что такого? Парень пожимает плечами и диктует номер.
— Набери.
— Зачем?
— Проверить, правильно ли назвал.
Я жму вызов. Кнопка немного западает, так что приходится надавить посильнее. Наконец, телефон отзывается, и я слышу негромкую мелодию из кармана Артёма.
— Сохрани номер, — добровольно принудительно просит он. — Мало ли что.
— Например? — с вызовом поднимаю подбородок.
— Например я проголодаюсь и захочу лазанью, — усмехается он и разворачивается, бросая через плечо. — До встречи, Марина.
Этот парень псих какой-то. Может в дурку позвонить? Чего у них пациент не в смирительной рубашке погулять вышел? И таскает на плечах всяких дурочек вроде меня.
Выдыхаю только когда он скрывается за припаркованными машинами в соседнем ряду. Смотрю на телефон и вдруг смеюсь.
Интересно, бывает ли ещё более странный способ получить номер телефона? Может безопаснее выбросить его, сломав сим-карту?
Немного подумав, я сохраняю номер с именем «маньяк из магазина».
Когда возвращаются Женька с мамой, я уже спрятала рубашку в свою сумку и спокойно сижу в машине, с закрытыми глазами. Устала — жесть просто, но сама виновата. Не надо было соглашаться ехать с ними в магазин. Осталась бы дома и поспала, так нет. Теперь до работы часа четыре в лучшем случае.
— Марин, ты приготовишь сегодня? — спрашивает мама, падая на сиденье. — Я что-то вообще никакая.
— Нет, — отвечаю, не открывая глаз. — У меня работа сегодня, я хочу поспать.
— И что? У меня тоже, знаешь ли, — мама дёргает плечом. — Вот только мне уже пятый десяток, а тебе двадцать.
Поджимаю губа и открываю глаза.
— А почему Женя не может приготовить?
Брат усмехается. Будто я сказала какую-то невероятную глупость.
— Не дерзи, — хмыкает мама. — У Женечки ещё проект не закончен, верно, сынок?
— Да, — вздыхает тот, поглаживая руль и пристёгиваясь. — Да и, если честно, я не уверен, что меня можно подпускать к плите. Если, конечно, вы не хотите умереть сегодня.
Я закатываю глаза. Как же всё достало.
Конечно я пойду готовить, надеясь на то, что не усну на смене. Маме сложнее, она работает в больнице, там всю ночь на ногах. Мне в круглосуточный цветочный, а там может вообще никто не появиться до рассвета.
Мимо проносятся фонарные столбы, улицы, другие машины. Если так подумать, сегодня самый необычный день в нескончаемой череде однообразия. Я даже не помню, когда со мной случалось что-то интересное, а сегодня вот, попытка похищения и маньяк, который стрельнул телефончик.
Мне не везёт по жизни. Натурально. Я смотрю на людей вокруг, знакомых, друзей и кажется, что жизнь к ним намного благосклоннее, чем ко мне. Кто-то удачно нашёл работу, кому-то повезло в отношениях, третий выиграл в каком-то конкурсе. Я рада за друзей, но злюсь на себя за неудачи. Всегда кажется, что можно было сделать больше, постараться лучше.
Даже с семьёй абзац.
Отец уже очень давно с нами не живёт и общаться не сильно-то спешит. Да и не знаю я, о чём с ним говорить. Пока мы жили все вместе он только и делал, что лежал на диване и смотрел телевизор. Делами моими не интересовался, говорить нам было не о чем.
