«Даже на едва уловимый вздох вселенная отзовётся… Роковым эхом!
В любом уголке космоса».
— Фиксирую астрономическое время и начинаю отсчёт, — голос инженера торжественно гремел в динамиках звездокатера.
— Нас только двое, — поморщился учёный и убавил громкость. — Прекрати вещать. Просто отметь показания приборов.
— А Вселенная? — возразил Егор. — Как самая вероятная свидетельница.
— Как бы не превратилась в пострадавшую, — усмехнулся Фиримин. — Если так нужна аудитория, обратись к туманности. Вдруг, филиноиды уловят.
— Ничего вы, шакрены, не смыслите в романтике испытательного момента! — рассмеялся Хрусталёв. — Мы же впервые в истории галактики забрасываем пробный шар!
— Не шар, а «вихревой аномальный мета-преобразователь».
Инженер закатил глаза.
— Это земная метафора… Даром, что капитан Талех вас приобщил.
— Таких жертв от нас он не требовал.
Егор вздохнул. Этих самрай-шак не поймёшь, — когда они шутят, а когда говорят всерьёз.
— Ладно. Хотя бы не мешай вести бортовой журнал. Итак! Мы находимся в пределах двести шестьдесят восьмого пространственного градуса ипсилон квадранта относительно Дельфы. Временной радиус по астрогринвичу…
— Астро… Чему? — недоумённо переспросил Фиримин.
— Астрогринвичу, — повторил Хрусталёв. — Это — нулевая точка отсчёта в квадратичной космической сетке относительно нулевого меридиана Земли…
— Что-то не возьму в толк, — засомневался шакрен. — Где Земля, а где Ардиум-система…
— Ардиум-то? Как раз в ипсилон квадранте, — рассеянно откликнулся инженер, сверяя координатную сетку с угловыми измерениями на верхнем синергетическом табло.
— Так вот… Земля не подходит для точки отсчёта. Слишком далеко отсюда и вращается вокруг Солнца.
Фиримин откровенно не понимал земных учёных. Почему народ с отсталой и отдалённой планеты упорно мнит себя центром мироздания?..
— Есть! — заорал Егор, едва не оглушив шакрена.
Куда там динамикам!
Но одно шакренионцы чётко уяснили — чем дальше индивидуумы обитают от центра галактики, тем вопят громче.
— Точно в цель! — ликовал инженер. — Ура!
— Надеюсь, ты зарядил не весь образец? — поинтересовался Фиримин, подозрительно разглядывая коллегу.
— Не-а, половину, — ответил тот, с азартом вперившись в экран.
— Половину?!!!
— Конечно, — Хрусталёв усмехнулся. — Или я похож на идиота? Это же только предварительный эксперимент…
Шакрен застонал и схватился за лоб.
«Как неразумно!»
— …Остальное сохранил для синтеза и контрольного испытания.
— Следовало же постепенно наращивать…
Егор хмыкнул, довольно откидываясь на спинку кресла.
— Вам — цефейцам не дано оценить всю прелесть научного риска.
Он бесцеремонно хлопнул коллегу по плечу.
— Причём тут риск?! — возмутился шакрен, отстраняясь и с трудом удерживая своего ндарима от членовредительства.
— И никакие мы не цефейцы.
— Ошибаешься! Ваше светило входит в пятиугольник Цефея… По крайней мере, с нашего угла обзора.
— Пора бы некоторым постичь, что у шакренов иная астрометрия вселенной. Мы не воспринимаем отдельные фигуры, а соединяем звёзды в единый узор мироздания.
— Да ладно тебе, — примирительно улыбнулся Егор, ни капли не устыдившись. — Общая карта созвездий принята астрографическим объединением конгломерата.
— Не будем спорить, — дипломатично предложил Фиримин. — Следи за приборами. Многовато зарядил. Образцы нестабильны.
— Пока всё в порядке. Ждём, — землянин наткнулся на встревоженный взгляд шакренионца и заверил. — Риктонитовое ядро стабилизирует распад, а каркас удержит аномалию в приемлемом радиусе и не даст развернуть оптимальную точку до срока… О-ох…
Короткая вспышка ослепила мониторы, заливая верхнее табло. Осветила взволнованные лица испытателей, выстрелила голубыми лучами и превратилась в белое «веретено» с искрящимися «нитями»…
Учёные зачаровано уставились на экран, ожидая появления воронки.
«Веретено» покружилось и пропало, так же внезапно, как и появилось.
— Рано, — Шакрен нахмурился и покачал головой.
— И это всё? — разочарованно протянул Егор. — Эх! Мало… Надо бы весь арсенал…
— Нет! — воскликнул Фиримин. — Нет!.. Подождём ещё. Возможна… Отсроченная реакция.
— Лады, — согласился Хрусталёв. Ему и самому было интересно.
Целый стандартный ролдонский час или одну седьмую шакренского «дневного пути», они развлекались тем, что таращились на звёзды, дегустируя энергетические коктейли из окезской провинции Попьюлоза…
«На травках», — хихикал инженер.
И следили за показаниями приборов.
— Пора, — вздохнул Фиримин, когда в пространстве так ничего и не изменилось. — Пора возвращаться на базу.
— Погоди! — воскликнул Егор, внезапно хватая шакрена за руку.
— Что… — начал было тот, но уже и сам заметил, на переднем экране.
От предполагаемой оптимальной точки отделились три жёлтых огонька и устремились к звездокатеру.
— Что это? — шакрен удачно перефразировал вопрос.
«Хотелось бы знать» — подумал Хрусталёв и бодренько так ответил:
— Привет от аномалии! Что бы ни было, оно движется к нам.
— Вселенная откликнулась, — предположил Фиримин. — Почуяв неладное.
— Ого, а шакрены, оказывается, умеют шутить, — хмыкнул Егор.
Учёный возмущённо уставился на инженера.
— Я - серьёзно…
— Слева по борту, — вскоре засёк Хрусталёв. — Очень близко.
Неопознанный объект приблизился и двинулся вдоль катера, намереваясь его обойти.
— У этой штуки вероятно датчики на препятствие… Посмотрим, кто это решился нас навестить…
— Не стоит, — предостерёг шакрен.
Егор с сомнением покосился на Фиримина.
«А с виду мужик как мужик…».
И пробубнил:
— Как с вами самрай-шаками тяжело.
Фиримин нахмурился.
— Ладно. Тащи на борт…
«Что ни попадя».
— Вот теперь вижу — наш человек! — ухмыльнулся инженер.
— Я - шакрен!
Егор обрадовался и втянул неизвестную штуку в трюм, лихо управляя бортовыми захватами.
— Интересно, что за фиговина…
— Я первый!..
Исследователи наперегонки ринулись в нижний отсек и затормозили там в замешательстве перед неведомой штуковиной. По виду это отдалённо напоминало спасательную капсулу, только чересчур маленькую. Шишковидное нечто преспокойно стояло в круге защитного поля и помигивало огоньками.
— Что же там внутри? — пробормотал Фиримин.
Егор почесал затылок, обошёл загадочный предмет и потёр переносицу. В результате этого таинственного ритуала, который шакрен неоднократно тщился разгадать, инженера осенило:
— Кажется… Это же миди-кип[1]! Я знаю, что там!
Невзирая на запоздалые протесты учёного, моментом отключил защитное поле и очутился возле миди-кипа…
— Нет!
И его вскрыл.
— А сканер на что? — досадливо проворчал шакрен.
— Поздно, — сообщил инженер, убирая в сторону крышку.
Под ней оказался изоляционный слой — плотная рифлёная оболочка с синими прожилками.
— Кокон, — определил инженер.
Фиримин заинтересовано моргнул, отложил сканер и подошёл. Едва Хрусталёв дотронулся до поперечной складки, как она разошлась подобно застёжке молнии, и кокон раскрылся.
— Органическая прослойка… — начал учёный и удивлённо осёкся.
В мягком углублении миди-кипа спал младенец, смешно посапывая, и улыбаясь во сне.
— Вот так! Вместо аномалии, у нас чудо-ребёнок? — хохотнул инженер, тихонько, чтобы не разбудить найдёныша.
— Появление одинокого ребёнка в ореоле туманности уже само по себе аномалия, — веско заметил шакрен.
— Вряд ли. Обычное дело. Скорей всего, где-то неподалёку прошло линдрийское судно. И совсем недавно.
— А причём здесь линдри, — недоумевал Фиримин, — и маленький землянин?
— Он таковым лишь выглядит, — улыбнулся Егор. — Тебе ли не знать?
Фиримин присмотрелся к младенцу… Тонкая синяя, немного размытая линия проходила через подбородок, нос и лоб малыша, разделяя лицо как бы на две половинки, и терялась в золотистом пушке на макушке… Знак новорожденного линдри. Исчезнет, когда ребёнку исполнится цикл, а через много лет снова появится, предупреждая о первом окукливании.
— И то верно. Чего это землянину делать в линдрийском коконе.
— Чем-то запахло, — скривился Хрусталёв. — Фу-у!
— Им? — шакрен указал на младенца.
— Едва ли, — Егор присел на корточки рядом с миди-кипом. — Ребятёнок же в ана-подгузнике… Хотя… Чем это его намазали?
Инженер пристально изучил ребёнка, покрытого слоем пахучей мази — какого-то питательного субстрата. И сладковатый запах постепенно расползался по трюму. А к тельцу младенца крепились присоски, подведённые трубчатыми волокнами…
— Похоже, мальца порядочно оснастили.
Фиримин присел рядом, притерпевшись к запаху.
— И кто ты у нас? — Егор протянул руку, но вдруг заколебался. — Знаешь, Фир, думаю, не стоит трогать ана-подгузник. И так видно, что мальчик, вроде бы…
Шакрен только пожал плечами. Ему не нравилось, когда сокращали его имя.
— Или нет… Но, кажись, таки парень… А ты в этом понимаешь?
— Ясно одно — оно не вея, — Фиримин еле сдержал улыбку. — Я уверен. Поскольку сам родитель.
— Вот так? Гм… Раз опыт размножения у тебя имеется… — задумчиво протянул инженер. — Неужто разбираешься и в последствиях?
— Немного… Когда заканчивается период кормления, сари-шак передают старшему рода.
— Но это — линдри и, вероятно, мальчик… Постой! У него тут голо-метрика!
Востроглазый Егор заприметил треугольную коробочку на предплечье ребёнка и осторожно её коснулся. Над колыбелькой миди-кипа возникла голограмма. Значки, символы, буквы… И поскольку учёные регулярно прививались сывороткой перевода, то без труда прочли:
— «РуМаартан».
— Так его зовут? — неуверенно предположил шакрен.
— Да, по ходу это имя, — подтвердил землянин. — Почти как Мартин, по-нашему. И точно мальчик!
— Здесь ещё цифры, — отметил Фиримин.
— Дата. И не сегодняшняя. Скорей всего… Дата рождения! Ему не больше фазы. Довольно крепкий на вид!.. Имя, дата… Это всё-таки хорошо, но…
— В каком смысле? — шакрен недоумённо приподнял брови, исказив налобный узор.
«Что хорошего в потере ребёнка?»
— Ну, в том, что когда-нибудь его родители, захотят найти отпрыска… А больше никаких данных, — рассуждал инженер. — Совсем никаких сведений… То есть, они не рассчитывают, что ребёнок сам отыщет их.
— Что-то я не понял, — нахмурился Фиримин.
Егор задумчиво посмотрел на него и хлопнул себя ладонью по лбу:
— Так ты не в курсе?!
— О чём?
— Как ребёнок здесь очутился.
— Ни малейшей догадки. Сами собой в открытом космосе младенцы не растут. Даже в коконах. Могу лишь предположить, что корабль потерпел крушение и… — шакрен уставился на Хрусталёва. — Они не успели послать сигнал бедствия! Надо немедленно сообщить в агентство космических аварий! Вдруг его уже ищут…
— Так, понятно, — землянин рассмеялся и озадаченно покрутил головой. — Ты давно с гор спустился?
— Откуда?
— То бишь вышел из степей-городов или… Откуда вы там попадаете в бескрайний безжалостный мир? Во! Из Обители Шакрениона. По слухам она находится в горах.
— В горах лишь Дар Шакренар[2], - сдержанно уточнил Фиримин. — Остальные шестнадцать самдакиров[3] разбросаны по всей планете. Я, как потомственный исследователь, учился в предгорьях Хугрона и уже три оборота исследую космос.
— Разумеется, всё путём, — усмехнулся Егор, — но этому в Обители вас не учат…
— Чему? — удивился шакрен. — В Обители учат всему, существенно расширяя границы познания и тренируя ндаримов.
— Короче, — вздохнул инженер. — Я понял. В обычаи и нравы линдри вас не посвящают.
— Зачем? Чему хорошему они способны научить самрай-шак?
— Ого! Тогда плохому тебя буду учить я, — заулыбался землянин. — Видишь ли, мой шакренский… э-э… Брат, — тоном заядлого гуру продолжал он. — Ребёнок не потерялся. Просто мамашка с папашкой решили не заниматься его воспитанием. Они сочли, что дитё прекрасно обойдётся без них, и отправили его в независимый полёт…
— Как можно! — возмутился Фиримин, не дав инженеру договорить. — Это же беспомощный ребёнок! А они выбросили его, как…
— Не выбросили, — снисходительно поправил Егор, — а отправили искать счастья. Наверное, в другой семье ему будет лучше.
— Какая семья? Это жестокий космос! С опасной туманностью на задворках.
— Так уж? Рядом ведь Ролдон и станция. Смотри, — инженер приподнял крышку и показал дисплей на внутренней стороне. — В кипе запрограммированы координаты, и установлен авто-навигатор. Малыша элементарно подкинули.
— Какая разница?! — ярился шакрен. — Твари!
— Это линдри, — пояснил Егор. — Они по сути кукушки.
— Кто?
— Птицы такие, у нас на Земле. Занесены в Чёрную книгу. Подкидывают своих птенцов в чужие гнёзда. Так и линдри собственных чад. Не все конечно, но для них это типично — подбросить ребёнка другим, если не можешь или не хочешь его растить. Так что, у нас подкидыш…
