Поздно ночью Янка Лукаса сморило, и он заснул, а газ остался гореть. Он подогревал воду для кофе, вода, закипев, убежала, залила огонь, и газ разошелся по всей кухне. Через несколько минут запах газа проник из-под входной двери на лестницу. Поднимаясь к себе наверх, Жук Малдауни потянул носом и понял, что несет из квартиры Янка. Он не был знаком с Янком Лукасом, не знал даже, как его имя, фамилия, не представлял себе, кто занимает эту квартиру, не желал впутываться в историю. Жильцы этого дома не любили соваться в чужие дела. Но, поколебавшись минуту-другую, Жук все же постучал в дверь, ответа не получил, тронул ручку и убедился, что дверь не заперта. Он вошел и увидел Янка Лукаса, распростертого на полу кухни.
Жук распахнул одно окно, второе, подтащил Янка к подоконнику, приподнял его и привалил спиной к стене. Потом выключил газ. Теперь надо было вызвать полицию. Так полагалось. Но Жук недолюбливал полицейских. Даже в такой ситуации ему требовалось подумать, стоит ли связываться с ними. Он высунулся в окно и подышал свежим воздухом. Из открытых окон в квартире сильно дуло; ночь была холодная, ветреная. Чтобы выстудить кухню, много времени не понадобилось, но квартиру следовало хорошенько проветрить, а Жуку следовало хорошенько подумать. Сопоставляя факты, Жук отметил, что на кухонном столе стоит початая банка с кофе, а кофейник весь залит гущей. Человеку, который собирался отравиться газом, вряд ли захотелось бы выпить сначала чашку кофе. Люди, кончающие с собой таким способом, обычно отворяют дверцу духовки и поворачивают кран, только и всего. Следовательно, все говорило о том, что этот человек не пытался отравиться, и Жук положил его ничком на пол, опустился рядом с ним на колени и стал делать ему искусственное дыхание. Он подсунул обе руки человеку под грудь и начал приподнимать и опускать его — вверх-вниз, вверх-вниз.
Ничего другого об искусственном дыхании Жук не помнил, но и этого оказалось достаточно. Человек пробормотал:
— Хватит, слышишь? — Слова прозвучали невнятно, но смысл их был ясен.
— Ладно. Хватит так хватит, — сказал Жук и встал с колен.
Человек лежал на полу, но по крайней мере он очнулся и приходил в себя. Жук вынул сигарету из пачки и хотел было закурить, но вспомнил, что этого сейчас делать нельзя. Человек перевернулся на спину и посмотрел на Жука. Он хотел что-то сказать — и не мог. На минуту сознание опять покинуло его, потом он открыл глаза.
— Холодно, — сказал он.
— Да, но дышать-то тебе надо, — сказал Жук. — Я говорю, свежий воздух тебе нужен.
— Холодище собачий… — сказал Янк Лукас. — Тошнит.
— Ты живой, хватит скулить, — сказал Жук. Он сел на единственный в кухне стул и покрутил пальцами незакуренную сигарету. Потом встал, намочил холодной водой посудное полотенце и приложил его Янку к лицу. Янк отшвырнул полотенце, но оно возымело свое действие.
— Ты кто такой? — сказал Янк.
— Малдауни, из верхней квартиры, — сказал Жук.
— Ну и проваливай к чертовой матери, — сказал Янк Лукас.
— Вот скотина неблагодарная, — сказал Жук. — Бросить тебя надо было, пускай бы валялся тут.
— Да ты кто такой?
— Я спас твою поганую жизнь, вот я кто такой, — сказал Жук.
— Жизнь мне спас, — сказал Янк Лукас. Он приподнялся и сел, опираясь рукой об пол. Потом медленно обвел глазами кухню, и его всего передернуло. — Холодище собачий, — сказал он.
— Не проходи я мимо, ты бы совсем окоченел, — сказал Жук.
От перемены положения Янк Лукас закашлялся.
— Слабость какая, — сказал он. — Газом несет.
— Ишь какой понятливый, — сказал Жук.
— Да ты кто такой?
— Я Джон Дж. Малдауни, эсквайр, — сказал Жук. — Сообщить тебе, под каким я номером числюсь? Предъявить профсоюзный билет? Дыши ровнее и не трать дыхания попусту. Мне спать охота.
— Вон чего тебе охота!
— Дать бы тебе в зубы, — сказал Жук. — Первый раз в жизни встречаю такую неблагодарную скотину. Попадались мне психи, подонки, но ты их всех за пояс заткнул.
— Какого черта ты здесь делаешь?
— Что я здесь делаю? Вопрос в точку, — сказал Жук. — Не волнуйся. Как только ты сможешь встать, я отсюда смотаюсь!
Янк Лукас посмотрел на банку с кофе, потом на плиту. Он начинал сопоставлять кое-какие данные.
— Ну, соображаешь, что к чему? — сказал Жук.
Янк Лукас кивнул:
— Угу.
— Помаленьку, — сказал Жук.
— Ты почуял запах газа?
— Помаленьку соображает. Да, я почуял запах газа.
— Я поставил кофейник на плиту. Потом сел к столу на минутку. Наверно, заснул. — Янк Лукас говорил сам с собой. Он посмотрел на свои ручные часы. — Двадцать пять пятого или двадцать минут шестого. Не разберу.
— Правильно, двадцать пять пятого, — сказал Жук.
— Давно ты здесь?
— Да, пожалуй, с полчаса, может, немного больше, — сказал Жук.
— Выпить хочешь?
— Еще бы, — сказал Жук. — Где взять?
— В той комнате, — сказал Янк Лукас.
— Я принесу, — сказал Жук.
Та комната оказалась в квартире единственной, если не считать кухни и ванной. В ней Жук увидел постеленную на ночь оттоманку, несколько стульев, письменный стол, портативную машинку, груды книг на полу, бутылку джина, бутылку дешевого виски и бутылку водки местного производства. Жук выбрал виски.
— Не знаю, тебе можно или нельзя, — сказал он. — По-моему, не стоит.
— Я не хочу. Вывернет тут же, — сказал Янк Лукас. — Разве стакан молока выпить.
— И этого не удержишь, — сказал Жук.
— Да, пожалуй, — сказал Янк Лукас.
— А если подлить в молоко виски, может, сойдет? Ну как, попробуешь?
— Я что угодно попробую, лишь бы избавиться от вкуса газа во рту, — сказал Янк Лукас.
Жук влил немного виски в полстакана молока и протянул стакан Янку Лукасу. Желудок Янка принял это питье, но ненадолго. Пока Жук пил виски с водой, Янк успел сходить в ванную, там его вырвало.
— Ну что ж, по крайней мере двигаться можешь, — сказал Жук.
Янк Лукас вышел из ванной, тряся головой и отирая лицо махровой рукавичкой.
— Плохо дело, — сказал он.
— Есть у тебя какой-нибудь знакомый доктор поблизости? — сказал Жук.
— Нет, — сказал Янк Лукас. — Я не знаю ни одного доктора во всем Нью-Йорке.
— Если не по знакомству, так среди ночи его на веревке сюда не затащишь.
— Ничего, пройдет, — сказал Янк Лукас. — Я должен принести тебе извинения.
— А я должен бы набить тебе морду, так что мы квиты. Ну и виски! Горлодер. Если ты такое потребляешь, немножко газа тебе не повредит.
— Я виски не пью. На водку налегаю, — сказал Янк Лукас. — Выпей водки. Виски я держу для одной приятельницы. Она его любит.
— Да, есть такие девки, что угодно вылакают. Ладно, попробую. Ты писатель?
— Да, как будто, — сказал Янк Лукас.
— Книги пишешь?
— Нет, пьесы, — сказал Янк Лукас.
— Надо мной живет девка, так она писательница. Мне слышно, как она стучит на своей окаянной машинке.
— Она не писательница. Она машинистка. Печатает рукописи, получает постранично.
— Вон оно что! А я-то удивлялся: черт возьми, с девяти утра, а то и раньше. И круглый день. Если бы столько насочинять, поди на миллион потянет. Шпарит без остановки.
— Бывает и остановка, когда рукописей нет, — сказал Янк Лукас.
— Да. А еще ей надо валяться с тем жуком, который у нее живет, — сказал Жук. — Меня тоже вот Жуком прозвали. Но я бы с ней нипочем не лег. Ты хоть раз на нее взглянул?
— Видел, — сказал Янк Лукас.
— Здорово должно приспичить, чтобы на нее позариться, — сказал Жук. — Бывает, конечно, что и с такой можно. Да, кое-когда бывает.
— Например, в армии, — сказал Янк Лукас.
— Н-да… Хотя я, собственно, не армию вспомнил.
— Тюрьму?
— А что же еще? В армии меня только на базах разбирало, когда не с кем было. Страшное дело, бывает, уж так приспичит, хватаешь что под руку попадает. Ну, как тебе?
— Лучше, — сказал Янк Лукас.
— На твоем месте я бы сходил завтра утром к доктору. Искусственное дыхание я тебе сделал, но не знаю, правильно или нет. Вот что, вызови-ка ты свою девчонку, и пусть она побудет тут с тобой до утра.
— Нет уж, только не ее, — сказал Янк Лукас.
— У меня жена дома, раскричится, дура, не знаю как, что я поздно пришел.
— У тебя жена? Никогда не слышал, чтобы она кричала, — сказал Янк Лукас.
— Ну что ж, твое счастье. Ты вообще, я вижу, счастливчик.
— Я догадывался, что в верхней квартире есть женщина. По шагам. Но она никогда не кричит.
— Да кричит она не так уж громко, зато ругается — только держись. Для затравки обложит матом. Ей, видите ли, интересно посмотреть, сколько она может себе позволить, прежде чем я дам ей в морду.
— Хм.
— Стукач, кричит, педераст, — сказал Жук. — Как только выпалит это, так я сразу ей в зубы.
— И все-таки я ни разу не слышал криков наверху, — сказал Янк Лукас.
— А знаешь почему? Потому что некоторые женщины так уж устроены, вот и она такая.
— Да-да, — сказал Янк Лукас. — Тебе не холодно? Пожалуй, окна можно закрыть?
— Сначала надо проверить, весь ли газ вышел, — сказал Жук. — И вот еще что — управляющий. Тебе ведь совсем ни к чему, чтобы управляющий узнал, как ты тут заснул с невыключенным газом. Он донесет хозяину, и тебя отсюда выпрут. Здесь кто живет? Те, кому больше деваться некуда, и у тебя, надо думать, дела тоже не лучше. Значит, если ты хочешь остаться в этом хлеву, не признавайся управляющему, что не выключил газа.
— Будь покоен, не признаюсь, — сказал Янк Лукас.
— Это же настоящий хлев. И цена немалая. Ты сколько платишь, если не секрет?
— Сто долларов в месяц.
— И я столько же. У меня, правда, две комнаты, зато этажом выше и камина нет. Раньше за такое жилье сорок долларов была красная цена. Я могу сказать тебе все цены на квартиры в этой части города. Мало, что ли, я с этих квартир удирал! — Он вынул последнюю сигарету из пачки в кармане и закурил. — Ой-ой! Видал, что я сделал?
— Закурил сигарету, — сказал Янк Лукас.
— И ничего! А закури я немножко раньше, представляешь себе, что бы случилось? Значит, окна можно закрывать, не опасно.
— Вот именно. Раз уж человека спасли от асфиксии, незачем ему околевать от холода.
— Вот-вот. Я все вспоминал это слово. Асфиксия. Помнил, что начинается на «а» и в середке «кс».
— Аксиома, — сказал Янк Лукас.
— Это что значит?
— Есть такое слово, — сказал Янк Лукас. Он затворил одно окно.
— Дай я второе затворю, — сказал Жук. — Вид у тебя аховый. Кофе не выпьешь?
— Нет, это я хотел выпить, чтобы не заснуть, а теперь спать надо.
— Заваливайся. Окна я оставлю приоткрытыми, чтобы хоть немного свежего воздуха шло.
— Ладно, — сказал Янк Лукас. Он снял рубашку, брюки и башмаки и лег в постель в носках и в нижнем белье. Жук стоял и смотрел на него.
— Я оставлю свет в кухне, на случай если тебя кошмары начнут мучить. Со мной самим эта дрянь случается — не знаешь, где ты, что ты. А уж кошмары будут. Может, не сегодня, но будут.
— Угу, — пробормотал Янк Лукас. Глаза у него закрылись, и он уснул.
Он привык спать, не слыша утренних шумов — уличных грузовиков, громыхающих по Девятой авеню, детского гомона у школ напротив, свистков речных трамваев и буксиров на Гудзоне, трезвона и сирен пожарных машин, а ближе — стука машинки с верхнего этажа и тяжелых неизвестно чьих шагов на площадке. Это были преимущественно утренние звуки, но большинство их слышалось весь день. А тут Янк Лукас открыл глаза и разозлился, но сразу же понял, что шум доходит до него не через уши — это шумит в разламывающейся от боли голове. Ему было трудновато дышать. Ломило грудь. Спирало легкие. Потом в его затуманенном мозгу возникли недавние события. Часы на руке показывали без двадцати девять, а может, без четверти восемь.
И он вдруг вспомнил то ли услышанное, то ли прочитанное где-то, что кислородное голодание нарушает функции головного мозга, и эта мысль ужаснула его. Ужас заставил действовать, и он встал с кровати. Он подошел к холодильнику и поискал, нет ли там чего-нибудь такого, что могло бы уничтожить запах газа во рту и в носу. Банка консервированных груш. Томатный сок. Початая бутылка молока. Четвертушка сливок в пакете. Самым надежным показалось молоко, хотя оно почти безвкусное. Он смешал его в стакане с томатным соком — питье получилось острое, однако эта смесь вызвала у него рвоту, и от натуги при рвоте в груди снова заломило. Но как ни странно, это дало нужный результат: вкус и томительный запах газа исчезли.
