Капитан почтового галактического лайнера Спиридон Свистоплясов никогда особенно не отличался деликатностью в обхождении. Его манеры временами доводили до обморока наиболее впечатлительную часть публики портовых городов и космических баз. Друзья настоятельно советовали Спиридону укротить хоть немного свой буйный нрав и держаться по возможности в рамках приличий. Спиридон, обыкновенно, на это отвечал, что добросердечнее его не найти человека во всей галактике, а что же касается рамок приличий, то ни о чём таком он сроду не слыхивал.
На этот раз в кабачке «Космическая черепаха» было сравнительно тихо. Капитан Спиридон, обманывая ожидания всех своих поклонников, спокойно сидел за столом со своим другом и учеником Федей Лёвушкиным и сосредоточенно поглощал бутерброды с марсианской полукопчёной колбасой. Обычной, земной колбасы на этот раз почему-то не оказалось, её или забыли завезти на базу, или уже съели. Посетители «Черепахи» смутно надеялись, что Спиридон по этому поводу проявит свои незаурядные способности и разнесёт администрацию в клочья, но Лёвушкин о чём-то напомнил ему в полголоса, и он примирительно закивал головой:
— Хорошо, не буду поднимать шум, но в моё время за такие штучки…
А надобно заметить, что в наш просвещённый и высокоинтеллектуальный двадцать пятый век капитан Спиридон попал прямиком из загадочного и во многом сумбурного двадцатого столетия. Да! Да! Именно из этого смутного времени! В конце двадцатого столетия Свистоплясов участвовал в экспедиции к поясу астероидов и его корабль в окрестностях небольшой Чёрной Дыры затянуло во временную воронку и забросило, аж, на три с половиной столетия вперёд, в будущее. Этим, кстати, во многом и объясняется некоторая интеллектуальная отсталость капитана Спиридона и определённая консервативность его взглядов на многие проблемы современности. Впрочем, капитан Свистоплясов по праву пользуется заслуженным уважением и почётом среди ветеранов нашего Космофлота и с его мнением и опытом считается самое высокое начальство. Но давайте вернёмся в кабачок.
Итак, капитан Спиридон и его друг Фёдор Лёвушкин мирно обедали, а за соседним столиком в это же самое время текла беседа. Два заезжих с Земли биолога рассуждали об инопланетных цивилизациях и о возможности контактов с ними. Тема эта пользовалась популярностью, и постепенно в разговор включились ещё несколько человек — и обсуждение стало всеобщим. Только капитан Спиридон и его спутник молча пережёвывали марсианскую колбасу и слушали. Со стороны было не совсем ясно, затрагивает возникшая дискуссия сердце старого космического волка, или же он остаётся ко всему происходящему равнодушным. Однако Фёдор Лёвушкин за долгие годы совместных полётов хорошо успел изучить характер своего учителя и друга и понимал, что уж в чём, в чём, а в равнодушии Спиридона не упрекнёшь. Федя чувствовал, что старик Спиридон накаляется изнутри, что вот-вот произойдёт воспламенение, но ничего не мог поделать — обычные методы противопожарной безопасности в таких случаях на Свистоплясова, как правило, уже не действовали.
Между тем, когда один юный физик заявил, что он за контакты с любыми цивилизациями, температура капитана достигла критической точки. Спиридон быстро повернулся к бедняге и, созерцая его, как удав кролика, спросил:
— А что вы, чёрт возьми, вообще знаете об этих контактах? Сижу здесь уже час, пережёвываю эту мочалку и только и слышу, что про контакты. Контакты! Инопланетяне! Контакты! Сдохнуть мне на месте, если я не сыт всем этим по горло! А ведь никто из вас, прошиби меня метеорит, и не видел пи одного живого инопланетянина! Никто, наверное, из вас и не знает, как с ними общаться и на каком языке говорить!
— Уж, конечно, не на вашем… Здесь необходим тонкий подход, — не выдержал один из биологов.
— Тонкий подход? — Спиридон презрительно скосил на биолога глаза. — И вы туда же — утончённость чувств, изысканность выражений. А вы знаете, молодой человек, иногда в космосе создаются ситуации, когда без этих самых выражений не обойтись, а все изыски и деликатность приходится отставлять в сторонку. Нет, у вас на Земле, конечно, там деликатность необходима, а вот в иных мирах…
— Правила поведения — диктуются создавшимся положением! — многозначительно поддакнул своему другу Лёвушкин.
— Э! Да брось ты! — обрушился на него Спиридон. — Если бы я всегда действовал по правилам, наши с Лёшкой Гавриловым кости давно бы валялись на одной чёртовой планете.
— Ого, капитан! Это новая история! Я её не слышал! Выкладывайте! — оживился Лёвушкин, используя последнюю возможность утихомирить своего вспыльчивого друга.
— И правда, кэп! — поддержали Лёвушкина биологи. — Похвастайтесь своими подвигами.
— Хвастаться-то особенно нечем, — покраснев от смущения, произнёс Спиридон. Чувствовалось, что старик начинает успокаиваться. — Я тогда, — продолжал он, — совершил одну непростительную глупость, с которой, собственно, и начались неприятности. Впрочем, раз уж зашла речь об этом, — слушайте.
Нас было трое: я, мой помощник — Алексей Гаврилов и Штопор. Штопор — это мой пёс. Умнейшее животное, доложу вам, с ним я порядком поколесил по планетам, вместе пережили кучу различных приключений и хорошо изучили привычки и склонности друг друга. С Гавриловым же — мой первый полёт. Парень Лёшка был неплохой, дело своё знал. Я у него нашёл только один крупный недостаток — очень уж он любил пыль в глаза пускать. Франт, одним словом. Манеры самые изысканные, за версту столичным воспитанием и образованием несёт, а чтобы когда кому в морду врезать (за дело, разумеется) или выругаться — боже упаси — совершенно не умел. Конечно, такой образ жизни имеет свои положительные стороны, к примеру, на базе все девочки от него были без ума. В космосе же, на мой взгляд, всё это было не всегда к месту и меня вся эта его одухотворённость и благовоспитанность немного раздражала, но мы с ним ладили.
Экспедиция по тем временам считалась дальней. Почти не исследованная область галактики. Тысячи звёзд, тысячи планет и почти ничего о них не знали. Мы нацелились на одну звёздочку, находившуюся немного в стороне от общей группы и несколько месяцев выжимали из нашей посудины предельную скорость. В жизни, знаете ли, иногда наступает этакая полоса удач. Вам вдруг начинает отчаянно везти. Судьба, так сказать, делает подарки, оберегает от опасностей, сдувает с вас пылинки, ласкает, словом, всячески усыпляет вашу бдительность, чтобы потом неожиданно ударить чем-нибудь увесистым по темечку. Я к таким периодам удач отношусь обычно всегда очень осторожно, трудно почувствовать, когда он кончается. Так и на этот раз.
