Случилось это в одной школе, в предместье большого города. В этой школе не меньше пятидесяти классных комнат — и просторных и маленьких. Там учится две тысячи ребят. Им преподают сорок учителей и учительниц.
В один прекрасный июньский день стрелки электрических стенных часов перескочили на цифру «десять», и тотчас же во всех коридорах — тррррррррррр! — прозвенел звонок.
Перемена. Распахнулись двери. Высыпали шумные ватаги ребят. Носятся по коридору. Заглядывают в чужие классы. Затевают потасовки. Возятся. Молотят друг друга кулаками. Ставят подножки. Падают. Меняются черешней, мармеладом, булками, колбасой, сыром и мелкими игрушками. Голодные налетают на еду. Гангстерски выхватывают куски из рук беззащитных тихонь. Где-то уже слышится плач. Это драчуны вцепились друг другу в вихры. Дворник и учителя разнимают и утихомиривают противников. Обнявшись, прогуливаются неразлучные друзья.
Просторная лужайка двора тоже кишит ребятней. На нее не то что самолету приземлиться — яблоку негде упасть. Земля гудит от топота босых ребячьих ног. Улица перед школой сотрясается от громыхания грузовиков, от тяжелой поступи марширующих солдат. Неподалеку тренькает трамвай, визжа на крутом повороте. Завывает фабричная сирена. Из трубы валит дым. Неказистые низкие строения лепятся, теснясь на пологом берегу широкой реки. Оттуда тянет кухонным чадом, дразнящим запахом домашней стряпни. Доносится перебранка женщин. Пролетела стая вспугнутых крикливых воробьев. Голубое небо сияет над школьным двором. По нему плывут белые облака. Ласточки кружат в вышине.
Во дворе вдруг появляется учитель. Он чем-то радостно взволнован. Поднимает руку и кричит:
— Первый класс «А», строиться!
После долгих препирательств малыши наконец строятся парами.
— Скорее в класс! У меня для вас интересная новость!
— Интересная новость! Интересная новость! Интересная новость! — подхватывают хором первоклассники. И, едва усевшись в классе на свои места, засыпают учителя вопросами, спеша узнать интересную новость.
Учитель торжественно поднимается, откашливается, поправляет галстук, берет со стола какое-то письмо и поднимает его вверх.
— Я получил письмо! — произносит он.
— Мой папа тоже получает письма, — замечает кто-то из ребят.
— Но это, мои дорогие, необыкновенное письмо!
— Необыкновенное письмо! Необыкновенное письмо! Необыкновенное письмо! — повторяют дети хором по привычке.
Учитель продолжает:
— Мне пишут из моего родного села и приглашают нас всех вместе приехать в гости.
— Поедем! Поедем! — кричат малыши, а сами они такие маленькие, что их едва видно из-за парт.
— Мы поедем в деревню, далеко!
— Далеко-далеко! — вторят ребята.
— На целых семь дней!
— На семь дней! — беззаботно подтверждают малыши.
— Там мы будем есть! — говорит учитель.
— Есть! Есть! — отзываются в восторге ребята, топая ногами.
— Там мы будем спать!
— Спа-ать! — невольно ахают ученики и шлепаются, как подкошенные, на скамейки.
— А можно, мама поедет со мной? — вырывается у одного малыша.
Учитель качает головой. Наступает тишина.
Некоторое время никто из ребят не может произнести ни звука. Где-то в вышине проносится самолет: ж-ж-ж-ж-ж-ж… И снова наступает тишина. Ее прерывает чей-то несмелый вопрос:
— А сколько надо платить?
— За еду и дорогу, за все вместе — пятьдесят динаров.
— Пятьдесят динаров! — пробегает по классу шепот и затихает.
Учитель продолжает:
— Скажите дома маме с папой. Подумайте. И решайте скорее.
— А на чем мы будем спать? — лепечет чуть слышно один мальчик.
— На полу. На соломенных тюфяках.
— На тю-фя-ках! — шепчут потрясенно первоклассники.
И снова тишина.
— Я буду спать с вами! — говорит учитель.
— На полу?
— На полу.
— На тюфяке?
— На тюфяке.
— Раздетый?
— Ну конечно!
Ребята привстают со своих мест, не отрывают глаз от учителя.
— Ну как, поедем?
Все кивают головами.
— Кто поедет, пусть завтра запишется у меня и принесет пятьдесят динаров. А маму пусть попросит сшить чехол для тюфяка — мы их вышлем в деревню. А там набьем душистым сеном.
Малыши оживляются. Снова галдят:
— Едем! Едем!
Их восторг поддерживает и учитель:
— В деревне нам будет очень хорошо! Представляете себе: поля, леса, луга до самого горизонта, ручьи, речки, мельница! Воздух чистый, солнце, веет ветерок…
— Едем! Едем! — кричат малыши. Они вскакивают со скамеек, хлопают в ладоши, топают ногами. — Мы едем в деревню!..
Маленький Францек пришел домой из школы. И, забыв поздороваться, еще с порога закричал:
— Мама! Мы едем в деревню!
— Прекрасно! — ответила мама, целуя Францека в глазки.
Францек тоже обхватил крепко маму и десять раз чмокнул ее в лоб. А потом набрал побольше воздуха в легкие и выкрикнул:
— Вот! Пять раз по десять — столько надо платить за поездку в деревню!
— Ого! Не слишком-то дешевая поездка, — заметила мама. — Ну да постараемся найти где-нибудь серебряный полтинник!
— Но только настоящий, серебряный, звонкий! — предупреждает Францек.
— Еще бы не настоящий! Неужели мама даст своему единственному любимому сыну фальшивый полтинник, чтобы его с ним задержали и стали допрашивать?! — нежно говорит мама, притягивая к себе Францека и целуя его на этот раз в обе щечки.
Францек тоже жмется к маме. Сейчас самое время выговорить главное.
— Мамочка, еще мне нужен чехол для тюфяка, — решается он наконец.
— Для тюфяка?! — поражается перепуганная мама. Руки ее разжимаются, лицо бледнеет. — Значит, вы едете куда-то далеко?
Францек согласно кивает.
— Это что же, на несколько дней?
Францек кивает опять. Он не может произнести ни слова.
— И будете там ночевать?
— Три ночи, — отвечает Францек.
— Но это невозможно! — восклицает мама. — Для такой поездки вы слишком малы.
Францеку едва исполнилось семь лет. Он еще маленький, молоко на губах не обсохло. И все они совсем еще беспомощные. У них еще молочные зубы. Они не умеют сами одеваться, не могут завязывать на ботинках шнурки. Едят до сих пор молочную манную кашу. Боятся темноты. Как же они там будут спать три ночи на полу, на тюфяках, одни, без мам?! Нет! Нет! Это невозможно!
— Почему невозможно? — протестует папа, он как раз явился с работы домой пообедать. — Пусть Францек поедет в деревню. Друзья его поедут, и он тоже пусть едет. Учитель у них человек серьезный. Знает, что делает. Пусть Францек в свои семь лет поживет несколько дней самостоятельно в деревне, на воздухе, под солнцем! Мне бы такое счастье… Я просто завидую Францеку!
Все это папа сказал уверенно и бодро. И маме не оставалось ничего другого, кроме как вздохнуть и утереть слезы. Францеку жаль стало маму.
— Я не поеду! — захныкал он.
— Поедешь, — твердо сказал папа. — Я не хочу, чтобы ты был белой вороной.
Так было днем. А вечером? На ужин мама испекла пышные картофельные оладьи. Францек съел много-много оладий, потому что он их очень любит.
— Смотри не слишком усердствуй, как бы они тебе не повредили! — остановила Францека мама.
У Францека в тарелке оставалось еще пять оладий. Он послушался маму и не стал их есть, а бросил собаке Лоле. Лола съела оладьи и сладко облизнулась. Францек погладил ее и вздохнул:
— Уеду в деревню и не увижу Лолу долго-долго…
А мама перестала расстраиваться. Не плачет больше. Села за швейную машинку и, не откладывая дело в долгий ящик, принялась шить чехол для тюфяка. Половина будет сшита из мешка, а другая половина — из старого чехла от матраца. Удобный будет у Францека тюфяк. Метр с лишним в ширину и два метра в длину.
Мама строчит на машинке и наставляет сына, как себя в деревне вести. За столом всё съедать, что дадут. Досыта есть. Ночью хорошенько укрываться одеялом, чтобы не мерзнуть. По утрам умываться как следует, уши мыть и шею. Нос платком вытирать. Перед сном пожелать учителю спокойной ночи. А проснувшись утром, сказать: «С добрым утром». Беречь свои вещи. А их у него будет немало: хорошенькая вышитая подушечка, теплое одеяло. И мелочи еще: миска, ложка и вилка. Кроме того, кое-что из белья. Мыло, зубная щетка и паста. Не обойтись и без щетки для ботинок. И без провианта на дорогу. Невозможно же, чтобы Францек заказывал себе дорогую еду в вагоне-ресторане. Да в этом поезде и вагона такого не будет. Все это надо беречь, как и деньги, которые на всякий случай даст ему мама с собой…
— Но во что я все это сложу? — забеспокоился Францек.
— В маленький папин чемодан. И его тоже храни, не оставляй под дождем. Это не какой-то там роскошный кожаный чемодан, а дешевенький, фибровый…
— Так ты мне и ключ к нему дашь?
— А как же. Держи свой чемодан закрытым и ключ от него не теряй.
Да, нелегкое бремя забот взваливал Францек на свои слабые плечи, отправляясь в эту поездку. И, уже лежа в кровати с закрытыми глазами, он мысленно перебирал и складывал щетки, и пасту, и мыло, а деньги, выданные ему мамой «про черный день», прятал в самый дальний угол чемодана… Уложив таким образом вещи, Францек замкнул его на ключ, ключ привязал к веревочке, а веревочку повесил на шею. И только после этого облегченно вздохнул и уснул.
Францек отправляется в деревню. Утром папа сказал маме:
«Ты на вокзал не ходи. Еще расплачешься. И мальчуган захнычет, и ему не захочется ехать. Выйдет один срам, как будто бы наш Францек хуже всех. Я сам отвезу его на вокзал на велосипеде».
Францек прильнул к маме на прощание. И если бы не папина решительность, так бы и не оторвался от нее.
Лола не согласна расстаться с Францеком дома. Ей тоже хочется на вокзал. Напрасно ее загоняют обратно во двор. Напрасно бранят и грозятся побить. Она перепрыгивает через забор и догоняет обоих своих хозяев — большого и маленького. Бежит упорно за велосипедом. Когда они выехали на Савское шоссе, Францеку стало очень страшно за Лолу. Тут такое сильное движение — не попасть бы ей под трамвай, не задавила бы ее машина! Но папа на полной скорости мчится дальше. Чемодан падает на дорогу.
«Стой! Стой! — кричит Францек отцу. — Чемодан упал!»
Папа остановился. Где же чемодан? А, вон его Лола схватила зубами за ручку и тащит к ним.
Папа снова вскакивает на велосипед и мчится стрелой. Францек одной рукой прижимает к себе чемодан, а второй — вцепился в раму. Лола их догоняет. Высунула язык, громко дышит.
Вот и вокзал. Тут уже толпятся дети и родители. Отцы держатся вполне достойно, а мамы потихоньку утирают слезы. Собака тут только одна — Лола нашего Францека.
Учитель выстроил своих учеников в ряд. Сейчас они погрузятся в вагон. Наступают прощальные минуты. Все обнимаются, целуются. Францек подает папе руку.
«Счастливого пути, сынок! Эх, если б я мог поехать с вами в деревню! Завидую тебе!»
«Мамочке привет», — тихо говорит Францек и прощается с Лолой. Лола подает ему правую лапу, а Францек чмокает ее в лоб. Это укрепляет в Лоле решимость непременно прорваться за Францеком в вагон. Отец с трудом оттаскивает ее. Лола скулит, визжит, лает. Францек вместе с другими ребятами поднимается в вагон. На глазах у него слезы. Он машет рукой отцу и Лоле.