Забрезжил рассвет, и небо над Каракумами стало синим. Между барханами, еще недавно скрытыми ночной мглой, легли глубокие черные тени. Побледнела луна, растаяли звезды…
На востоке, откуда некоторое время спустя начнет подниматься солнце, появилось едва различимое пятнышко. Оно росло, медленно-медленно приближаясь и вытягиваясь вверх столбом….
Теперь, когда вспыхнуло на горизонте солнце, понять происхождение пыльного облака было еще труднее — слепило глаза. Однако по мере его приближения стало видно, что это пылит автокран.
Он подкатил к кибитке, одиноко стоявшей в пустыне. За кибиткой жались друг к другу овцы. Над ними возвышались верблюды, уныло вбиравшие на машину. На ней приехали двое — водитель Оразгсльды и Володя Круглов.
— Ну что, яшули, — сказал Круглов чабану, вышедшему им навстречу, — помочь вам? Или сами перенесете кибитку?
— Что вам кибитка моя далась? — удивился чабан, здороваясь с рабочими за руку.
— Стоит на пути, — ответил Оразгельды.
— Что ты мелешь? — повысил голос старый чабан. — Какой здесь путь? Ни один караван никогда не ходил через эти барханы.
— На пути газопровода, — пояснил Оразгельды. — Здесь мы, Довлет-ага, нитку протянем. Как раз в этом месте.
— Аккурат вот здесь, — подтвердил Круглов.
— Ай, вы шутите, — не поверил Довлет-ага. — Пустыня такая большая, кибитка такая маленькая… Как получилось, что ваша нитка должна пройти именно здесь?
— А как получилось, что ваша кибитка оказалась именно здесь? — спросил в свою очередь Оразгельды. — Пустыня большая, нитка узкая.
— О чем вы спорите? — примирительно сказал Круглов. — Теперь и в пустыне тесно.
…Верблюды и овцы шарахнулись в стороны, когда подъемный кран оторвал от земли кибитку и понес ее над барханами.
На месте кибитки осталась кое-какая чабанская утварь, в том числе и транзистор, настроенный на Москву. Над пустыней размеренно зазвучали удары кремлевских курантов…
Били куранты на Спасской башне. Знакомо звучали удары над Красной площадью.
Четко, согласуясь с боем часов, произошла у Мавзолея смена почетного караула. Солдаты, отстоявшие смену, с винтовками на плечах вышли из ограды на площадь, повернули направо и, печатая шаг, направились к Спасским воротам.
У Мавзолея всегда есть люди, всегда есть дети. И всегда они провожают взглядом торжественный караул.
Через Спасские ворота туда и обратно проезжают машины.
Две «Чайки» одна за другой въехали на территорию Кремля, подкатили к зданию Совета министров. На одной из них приехал министр Мирзоев, на другой — министр Рябцев. Впрочем, так сразу этого не понять. Ясно только, что оба занимают высокие должности. И не потому лишь, что они так запросто въезжают на черных машинах в Кремль, не потому, что ходят в строгих костюмах, — есть внутреннее отличие у людей, ответственных за большое дело. В чем оно проявляется? Наверное, во многом. И в том, как молча они поздоровались за руку, испытующе заглянув друг другу в глаза, и в том, как они прошли к дверям, не спеша и не мешкая.
— Как я понимаю, вы тоже к Самарину? — сказал Рябцев.
— Все верно, — кивнул Мирзоев.
— Так как Иран в связи со своими трудностями сократил нам поставки газа, Закавказье оказалось в очень сложном положении, — докладывал Мирзоев в кабинете Самарина. — В целях быстрейшей ликвидации этих трудностей нами приняты следующие экстренные меры. Из Краснодара…
— У нас есть карта, — сказал Самарин.
Мирзоев встал, подошел к экрану, смонтированному на стене, включил изображение карты СССР. Не обнаружив рядом с экраном указки, Мирзоев достал из кармана фломастер.
— Краснодарский и ставропольский газ мы повернули на Закавказье, — продолжил он доклад. — Но это, повторяю, экстренные меры, с помощью которых мы лишь частично сумели восполнить потерю. Наш перспективный план связан с обустройством карамургабского месторождения, расположенного на территории Туркмении. Нитка от этого месторождения пройдет параллельно с линией Средняя Азия — Центр.
— Минутку, — прервал Самарин. — Говоря о Карамургабе, мы имели в виду переброску газа по дну Каспийского моря. А теперь вы говорите о направлении Средняя Азия — Центр.
Он смахнул что-то невидимое с полированной поверхности письменного стола — наверное, соринку (кроме календаря и письменного прибора на столе не было ничего), и вопросительно посмотрел на Рябцева.
— Дело в том, что у нас слишком маленький опыт строительства под водой, — сказал Рябцев. — Мало соответствующих специалистов и не хватает техники. Нам не сдать такое сооружение в срок.
Самарин встал из-за стола, отворил дверь в приемную, спросил секретаршу:
— Наташа, куда подевались пепельницы?
— Вам же нельзя курить, — напомнила секретарша.
— Мне нельзя, а товарищам можно.
Секретарша внесла хрустальную пепельницу величиной с большую тарелку и молча вышла из кабинета.
— Прошу курить. — Со стороны приглашенных не последовало никакого ответного действия, и Самарин, глядя на Рябцева, произнес: — Вы, по-моему, курите?
— Нет, не курю. И сигарет с собой не ношу, — хлопнул Рябцев по карману своего пиджака.
— Какой-то заговор, — буркнул Самарин. —
Ну, хорошо… Если мы отказались от идеи протянуть газопровод по дну Каспия, какой смысл обустраивать сегодня Карамургаб и тянуть нитку через все Каракумы?
— Что вы предлагаете? — помолчав, осторожно спросил Мирзоев.
— Предлагать должны вы, — сказал Самарии н включил селектор: — Наташа, соедините меня с туркменским Газпромом.
— Минутку…
…В кабинете Нуры Довлетова, возглавлявшего туркменский Газпром, шло заседание.
— Следующий вопрос у меня к главному инженеру проекта, — говорил Довлетов. — Ваша фамилии…
— Мнацаканян, — подсказал главный инженер проекта.
— Что же вы… дорогой товарищ, — он не решился повторить фамилию, — людей подводите? Сколько еще будет поправок к проекту? Такое впечатление, будто вы умышленно резину тянете.
— Масса проблем, — стал оправдываться Мнацаканян. — От любой скважины до сборного пункта газ держит температуру нс ниже ста градусов. Никакая изоляция долго не выдержит.
— Можно подумать, вы вчера об этом узнали… Какое все-таки существует мнение по поводу изоляции на этих высокотемпературных участках?
— Этим вопросом занимается институт. Но пока что нет утешительных результатов, — сказал Проскурин — управляющий трестом «Туркмеигазстрой».
— Товарищ…
— Мнацаканян, — напомнил главный инженер проекта.
— Так вот, уважаемый товарищ, мы не можем находиться в состоянии невесомости, — сказал Довлетов. — Мы работаем на земле, а не в космосе.
— Я как раз сегодня звонил в Саратов, — сказал Проскурин. — Там предлагают попробовать американский метод изоляции. У них особая пленка…
Прозвучал приглушенный телефонный сигнал, замигала лампочка. Нуры Довлетов снял трубку:
— Довлетов слушает.
— Самарин тревожит.
— Какой Самарин?
— Из Совмина, с вашего позволения.
— Простите — не ожидал, — смутился Довлетов.
— Ничего, ничего, — сказал Самарин. — Ответьте мне на одни вопрос: есть ли севернее Карамургаба газовые месторождения?
— Крупных — нет, — ответил Довлетов. — И пока что геологи ничего нам не обещают.
— Благодарю вас…
…Самарии положил трубку, поднялся, подошел к карте.
— Далеко получается — шагать через нею пустыню…
Он нажал кнопку, и вместо карты всей страны на экране появилась карта Туркмении — зеленые островки плодородной земли терялись среди желтых песков Каракумской пустыни, одной из самых больших на планете.
Солнце стояло в зените, иссушая и без того сухой сыпучий песок. Это время, когда все живое стремится укрыться от его лучей — в норы, в жалкую тень худосочных растений, поглубже в песок. Иначе сгоришь, погибнешь, каракумское солнце не знает пощады.
Сморило жарой отару, сморило ишака и пса, дремавших возле кибитки.
Довлет-ага большой деревянной ложкой размешал в ведре квашеное верблюжье молоко — чал и налил его в два бурдюка, связанных между собой. Бурдюки водрузил на ишака. Остаток выплеснул из ведра в алюминиевую миску, стоявшую возле кибитки.
Пес Акбай встал, потянулся и принялся жадно лакать из миски.
— Эх, старый ты стал, — сказал чабан. — Спина вон совсем провалилась.
Псу, как видно, не понравились слова хозяина, он недовольно посмотрел на него.
— Ладно, ладно, — сказал Довлет-ага. — Я тебя не боюсь, а другие не видят.
Он ударил ишака ладонью и пошел рядом с ним, направляясь в ту сторону, где виднелись вагончики строителен.
…Несмотря на изнурительную жару, строители продолжали работать. Сваренные плети труб висели в воздухе, удерживаемые трубоукладчиками. Одну из них очищали, вторую, уже очищенную, покрывали клеем, наматывали на неё изоляцию. Чуть поодаль экскаваторы прокладывали траншею.
Довлет-ага подошел к прорабской.
— Спасибо. Ваш отец стоит рядом, хочет поговорить.
В обмен на микрофон, протянутый Юсупом, Довлет-ага дал подержать ему свою чабанскую палку.
— Сынок, — откашлявшись, произнес он.
— Салам-алейкум, — послышался голос Нуры. — Как вы живете? С матерью, наверно, совсем не видишься?
— Да, очень редко бываю дома, — признался отец.
— Мама обещала приехать к нам, а не едет. Дети ждут, спрашивают, когда бабушка в Ашхабад приедет.
— Она без меня не любит ездить, — не без гордости ответил Довлет-ага. — Нуры, я вот что хотел сказать: ты вырос в пустыне и должен знать, что днем не работают в Каракумах.
— Да, я знаю. В это время теряется тридцать процентов работоспособности. Но лучше потерять тридцать, чем все сто.
— Ему про людей говоришь, а он…
Довлет-ага вернул Юсупу микрофон, забрал свою палку, вышел.
Сев на ишака, он потихоньку пустился в обратный путь. Акбай еще немного подремал у прорабской, потом встал и неохотно поплелся за своим хозяином. Трудно дышится старому псу в полуденный зной. Пасть открыта, алый язык едва не касается обжигающего песка.
Приземлившись, АН-2 поднял облако пыли. На бортовом ЗИЛе подъехал Оразгельды. С помощью пилотов и прибывшего пассажира он перетащил из самолета в кузов машины продукты, запакованные в мешки и ящики, подписал квитанции, пожал на прощание пилотам руки. Потом вместе с прилетевшим парнем сел в кабину и покатил к поселку строителей.
— Тебя как зовут? — спросил он новенького.
— Халык.
— А меня Оразгельды. Правильно сделал, что к нам приехал. Второго такого крупного месторождения в Каракумах нет. Ты сам откуда?
— Из Ашхабада.
— А я отсюда.
Начальник участка Юсуп Бердыев сидел за столом, подсчитывал что-то на калькуляторе.
В кресле возле рации дремал радист.
— Ассалам-алейкум, — поприветствовал Юсуп чабана через распахнутую дверь вагончика.
Довлет-ага снял с ишака бурдюки и повесил на крюк, вбитый в стену вагончика снаружи.
— Давай сюда стакан, — сказал чабан.
Стакана не было. Начальник участка взял пиалу, вышел на крыльцо.
— Зачем в такое время люди работают? — спросил чабан, наполняя пиалу. — Нельзя по такой жаре. Смотри — все зверюшки уже попрятались. Кто в траву, кто в песок зарылся… Хороший пример показывают. Как ты считаешь?
— Время не терпит. На Кавказе ждут наш газ. А так бы мы тоже зарылись куда-нибудь. — Юсуп повернулся к соседнему вагончику, крикнул: — Марина!
Из вагончика вышла девочка лет пяти, подбежала к Юсупу.
— На, попей.
Марина двумя руками приняла пиалу с чалом. Пила она медленно, маленькими глотками, поглядывая на Довлет-ага и Юсупа.
— Кто такая? — спросил чабан.
— Моя дочь.
— Вот оно что!
— Юсуп Бердыевич, — позвал из прорабской радист. — Нуры Довлетов на связи.
Начальник участка вошел в вагончик, взял микрофон. Вместе с ним вошел и Довлет-ага.
— Бердыев слушает.
— Добрый день, — донесся из динамика голос Довлетова.
— Здравствуйте.
— Как там у вас с поставками оборудования? Больше задержек нет?
— Теперь нормально. Хорошо, что вы помогли: привозят все вовремя и говорят «спасибо». Такие вежливые,
В динамике рассмеялись:
— Если будут опять какие-то затруднения, обращайтесь прямо ко мне. Без всякого стеснения.
— Как это? — не понял Халык.
— Очень просто. Здесь рядом аул, всего несколько километров отсюда, — я там родился. И не только я. Нуры Довлетова знаешь?
— Который в Газпроме?
— Да. Он тоже из моего аула. А Курбана Мамедова знаешь?
— Курбана Мамедова? — задумался Халык. — Нет, не знаю.
— Лучший бомбардир в ашхабадской футбольной команде «Колхозчи». Со мной в одном классе учился.
Возле столовой с неожиданным названием «Огни Парижа» Оразгельды остановил машину.
— Поешь, а после топай в прорабскую. Вон в тот вагончик, где радиомачта. Между прочим, повар у нас здесь классный.
— Тоже из твоего аула?
— Нет, не знаю, откуда. Знаю только, что сидел в тюрьме, потом приехал в пески и с тех пор работает. Уже одиннадцать лет. Даже в отпуске ни разу не был.
Халык оставил чемодан у входа, вошел в столовую, остановился у широкого окна раздаточной.
Повар Аман в фартуке и белой кепочке жарил котлеты. Включенный на всю громкость проигрыватель воспроизводил французскую речь, а повар повторял иноязычные выражения типа: «Не хотите ли выпить чаю?» — «Спасибо, я люблю кофе…»,
— Салам-алейкум, — сказал Халык.
Кивнув в ответ, Аман поставил перед ним тарелку супа, котлеты, компот.
Халык взял поднос с едой, подошел к столу, за которым сидела Марина. Кроме девочки, в столовой никого в это время не было.
— Не мешаю тебе?
— Вы новенький? — спросила девочка.
— Новенький. — Халык зачерпнул ложкой суп, попробовал. — А ты чья такая красавица?
— Мамина.
— Ясно.
— Вы знаете мою маму?
— Нет.
— Она замуж выходит, — сообщила Марина.
— Ну да!
— Не верите?
— Верю.
— А знаете, за кого?
— Наверно, за повара. Если бы я был женщиной, я бы обязательно вышел за повара. Всегда накормит, напоит. Не надо самой готовить.
— Вот и не угадали. На маме женится начальник участка.
— Это даже лучше, чем повар, — сказал Халык.
— Вот что он подарил мне. — Девочка достала из кармана ситцевого платья миниатюрную куклу.
— Отличный подарок!
Марина посмотрела на повара и объяснила:
— Дядя Аман французский язык учит. Ему обещают путевку во Францию. А я тоже новенькая. Только позавчера приехала.
В столовую заглянула мать девочки, Вера.
— Марина, почему так долго?.. Идем.
— До свидания. — Марина встала из-за стола.
— Всего хорошего, — сказал Халык.
— Спасибо, дядя Аман, — крикнула девочка повару.
Аман помахал ей рукой. Продолжая жарить котлеты, он повторял за пластинкой: «Какая прекрасная сегодня погода! Вы любите гулять после завтрака на Елисейских полях?..»
Освоившись на строительной площадке, Марина бегала из одной бригады в другую, пыталась всем помогать. Но больше всего она привязалась к Володе Круглову. То она, сидя у него на коленях в кабине трубоукладчика, дергала рычаги управления, то вместе с Кругловым красила емкости для воды, держась за конец шеста, к которому была приторочена кисть, то просто сидела рядом, надев защитную маску, и смотрела, как Володя орудует сварочной горелкой…
