ЯРОСЛАВ РУДИШ
НАРОДНЫЙ ПРОСПЕКТ
Labyrint, 2013
Перевод: Марченко В.Б. , июнь 2017
Якубу
Волки у двери
Они повсюду
И некуда бежать
Группа UMAKART, Волки у двери, 2012
I
Адольф Гитлер спас мне жизнь.
Я понимаю, что ты хочешь сказать. Но не говори ничего.
II
Слышишь эту тишину? Эту самую тонкую, хрупкую тишину нашего леса?
Ту самую чудовищную тишину?
Попытайся вслушаться.
Слышишь, как колышутся ветви деревьев? А может это и не деревья. Может – это древние воины.
И уже приближаются.
Мне холодно.
Слышишь? Где-то кто-то развел огонь. Они близко.
Нам надо идти к ним. Слышишь, как трещит тот огонь?
Мне холодно.
Найди тот огонь и затащи меня к нему.
Налей мне. Налей мне еще.
Хорошо, что тот огонь еще горит.
Их еще здесь нет, но они вот-вот придут.
Древние воины.
Налей-ка мне еще. И себе налей. И подложи веток в огонь.
Нет, нет, не бойся, это не кровь. Это всего лишь краска.
Налей мне еще, а? И подкури мне сигаретку. Ага, подай.
Послушай лес и попытайся послушать меня. Потому что того, что я скажу тебе сейчас, никто другой тебе сказать не может. Один я могу научить тебя чего-нибудь о жизни. Один я могу тебя спасти.
Так что присаживайся, налей себе и слушай.
III
Меня называют Вандамом.
А называют меня так потому, что я делаю двести отжиманий, точно так же, как и Ван Дамм.
А сколько отжиманий делаешь ты?
Если не желаешь, можешь мне и не говорить. Ты не обязан, но можешь. Просто ты должен об этом знать.
Ты должен быть приготовленным.
Ты должен тренироваться.
И не должен их слушать.
Слушать ты должен только себя. Только собственный инстинкт. Не мозги. Инстинкт.
Но сейчас послушай меня.
Тебе пудрят мозги, что у нас мир.
Тебе пудрят мозги, что теперь война на другой стороне планеты, и что это ужасно далеко, и что вполне вероятно, что это не та же самая планета, чем та, на которой ты живешь.
Тебе пудрят мозги, что тебе подфартило, так как не нужно надевать сапоги, поскольку ты живешь в чешской котловине, в которой мир и покой.
Где война сейчас идет только в твоем пузе.
Как только слопаешь кнедлик, капусту, котлету и все это запьешь пивом, в кишках почувствуешь настоящий Сталинград.
Тебе пудрят мозги, что ты обязан быть счастливым.
Тебе пудрят мозги, что ты обязан этому радоваться.
Тебе пудрят мозги, что ты должен отдать за них свой голос на выборах.
Тебе пудрят мозги, что желают тебе только добра.
Тебе пудрят мозги, что у тебя имеются твои права.
Тебе пудрят мозги, что нужно взять рассрочку и ипотеку, и кредит.
Тебе пудрят мозги, что ты должен покупать и позволить купиться.
Тебе пудрят мозги, что ты на самом деле можешь наплевать на политиков, но это единственное, что ты можешь сделать.
Тебе пудрят мозги, что каждый иногда ошибается.
Тебе пудрят мозги, что они ведь желают добра.
Тебе пудрят мозги, что ты должен быть счастливым.
Тебе пудрят мозги, что они всегда займутся твоими долгами.
Тебе пудрят мозги, что существовать ты можешь только тогда, когда у тебя есть долги.
Возьмешь в долг – и у тебя имеется будущее, ведь нужно выплачивать. Неожиданно ты получаещь собственное место в мире.
Тебе пудрят мозги, что как только ты оставишь их в покое, они тоже оставят тебя в покое.
Тебе пудрят мозги, что это и есть свобода и демократия.
Тебе пудрят мозги, что капитализм равняется свободе и демократии.
Тебе пудрят мозги, что ничего лучшего и нет.
А как только скажешь, что, может, и имеется, сразу делаешься коммунистом или нациком.
Тебе пудрят мозги, что как только все это окончательно похерится, остальная часть лодки все выровняет, дырка сама по себе заткнется, бабки всегда можно допечатать, так что не ссы. Все еще будет полный вперед.
Тебе пудрят мозги, что ты обязан быть довольным.
Но я ведь знаю, как оно на самом деле.
Я знаю, что такое житуха.
Я знаю, что политика – это такой театрик теней, и это тени держат политиков на мушке, а сами катаются в авто с наклеенными номерами 1111, 6666 и 1010[1].
Именно эти колдовские номера, не политики, решают повсюду и обо всем.
Именно эти колдовские номера и отличают Сверхчехов.
Я знаю, что война продолжается. Что все мы имеем войну, спрятанную в нас, с самого начала истории, ведь история человека - это всего лишь история войн и сражений, завоеваний и поражений. Это то же самое, что и жизнь с бабами.
Но это уже другая история.
Я только лишь хочу сказать тебе, что знаю, что в нас маршируют будущие солдаты и надуваются гордостью будущие предводители и будущие трупы, потому что мир – это всего лишь иллюзия, потому что сами мы вечно в состоянии войны.
В ожидании войны.
В перерыве между войнами.
В конце концов, мир здесь никогда надолго не останавливался, это я знаю, потому что меня интересуют история, войны и предводители.
Всегда кто-то захочет все здесь перевернуть.
И мы всегда позволяем все перевернуть.
Ну, а может это такой способ – как здесь пережить.
Но, возможно – и нет.
Мир – это всего лишь перерыв между войнами.
То есть, всегда нужно быть готовым.
Нужно быть сильным.
Необходимо тренироваться.
Если кто не подготовится, тому хана.
Ну а я – я воин. Но воин мира!
Мои пальцы не в крови, а только лишь в краске.
Все великие воины желали удержать ми, а то, что не удалось, что все пошло прахом, это не их вина, скорее уже – стечение дурацких случайностей и обстоятельств.
Как оно говорят: хочешь мира, готовься к войне. И это правда.
И как раз во время войны, как по мне, больше всего могут те, которые уступают и извиняются, и молятся, извиняются и снова уступают. Но тут вдруг уже нет куда уступать.
Я не хочу ничего другого, как только вечного покоя для этого мира. По-доброму хочу, но ведь я еще и реалист. Перед нами к вечному миру дорога ой какая долгая. Я об этом знаю, потому что умею наблюдать. Умею считывать сигналы, выслеживать, словно пес, и находить север, и это, похоже, единственная хорошая штука, которой меня научили в юных пионерах. Только это уже другая история.
Я только хочу сказать тебе, что желаю заключить мир со всеми, а прежде всего – с самим собой, потому что это самое важное, что ты должен запомнить. Ты обязан начать с себя, если желаешь что-то изменить к лучшему. Должен согласиться. Ты должен сам с собой подписать знаменитый великий вестфальский мир[2], который когда-то спас Европу.
На минуточку.
Так что, тренируйся.
Сконцентрируйся.
Вдох.
Выдох.
Спокуха.
Спокуха.
Сам я уже согласный, я уже заключил сам с собой вестфальский мир, потому что я знаю – что такое жизнь.
И не пудри мне мозги!
Не говори так!
Никакой я не нацик.
Это не кровь.
Это краска.
Я римлянин. Европеец. Вот во что я верю. В идеалы. В культуру. В поход на Рим[3]! Ведь все мы римляне. Но вот я - это, прежде всего, я, я Вандам, я знаю, что такое жизнь, я знаю все сражения в мире.
Все проигранные битвы.
Все выигранные битвы.
Все зависит от точки зрения. Зависит от того, с какой стороны баррикады ты в данный момент стоишь.
Можешь выиграть.
Можешь проиграть.
Но прежде всего, ты должен там быть.
Ч знаю, как обстояли дела в январе 9 года в Тевтобургском лесу[4].
Я знаю, как все было в мае 1434 года под Липанами[5].
И в ноябре 1620 года на Белой Горе[6].
И в декабре 1805 года под Аустерлицем[7].
И в июле 1866 года под Садовой[8].
И в течение почти что целого 1916 года под Верденом[9].
И в июле 1917 года под Зборовом[10].
И зимой 1942-1943 года под Сталинградом[11].
И в июне 1944 года в Нормандии[12].
И в апреле-мае 1945 года под Берлином[13].
И в августе 1968 года в Праге[14].
А потом во Вьетнаме.
И в Афганистане.
И в ноябре 1989 года опять таки в Праге[15].
И в сентябре 2001 года в Нью-Йорке[16].
Багдад весной.
Нормандия летом.
Нью-Йорк осенью.
Сталинград зимой.
Я знаю все четыре времени года всех битв в мире.
Иногда у меня складывается впечатление, что я сам принимал в них участие, что сам макал во всей той крови пальцы. Может ты и скажешь: "Чушь, такое невозможно" Но человечество – это всего лишь один огромный воин. Быть может, ты тоже там был.
Чушь? Ты говоришь, что это чушь?
Так я тебя спрашиваю: "Ты бывал уже когда-нибудь у нас здесь, в лесу"?
Ты видел те деревья, как они вылезают из земли, снова и снова?
Видел те тысячелетние, страшные дубы?
Пробовал под ними заснуть?
Не получается, так?
А видел в нашем лесу самое красивое дерево?
Тот старый вяз?
Единственный вяз во всей округе, стоит аккурат посреди нашего леса, словно какие-то врата в иной мир.
И говорю тебе – это не случайность.
Ты знаешь, что вяз – это дерево смерти?
Знаешь, что птицы строят гнезда на любых деревьях, но никогда на вязах? Что птицы облетают вязы стороной?
А знаешь, что под корой вяза никогда не найти древоточца?
А знаешь, если сделаешь крепкий отвар из листьев вяза, то улетишь в космос?
А знаешь, что когда воины германцев находили в лесу вяз, то всегда складывали под ним жертву?
А знаешь, что когда в Тевтобургском Лесу германцы вырезали римлян, то под своим священным вязом они сложили жертву из всех их женщин и детей?
А знаешь, что они без всякого вырубали и сжигали все деревья, но вот вязы оставляли в покое?
Врата в мир иной.
Вот как они их называли.
Помнишь те страшные сны о войне, которые мне рассказывал?
А помнишь, как потом у тебя все в голове кружило?
Все это ты найдешь и почувствуешь под тем вязом.
А видел ты те огромные камни, сложенные под вязом в круг, на которых садились древние воины? А заметил, что двух из них не хватает? Только это уже другая история.
Ты лучше вот что скажи: видел болото в средине?
Видел те тучи комаров, которые в нем ежедневно рождаются и умирают, и кусают, и умирают, и снова родятся?
Видел их?
А зверей в лесу видел?
Тех лис и кабанов?
Волков видел?
И что на это скажешь, а?
Все это одна большая история.
Моя история. Твоя история. Наша история.
Ты парень чувствительный. Вижу. И это хорошо. Это в тебе от меня. А у меня это – от моего старика. У него же это – от его старика. Старик был чувствительный и сентиментальный. И я чувствительный, но не чрезмерно. Как только мужик делается излишне чувствительным, то ни всеобщая история, ни какая-либо баба уважать его не станет. Бабы сегодня могут болтать себе, что им только захочется, могут изображать из себя ужасно самостоятельных и крутых, но я же знаю, что, в конце концов, каждая желает, чтобы ее так хорошенько залапать и прижать. Она желает, чтобы ты с ней битву провел. И чтобы выиграл. Как только проиграешь – ты для нее уже не достаточно хороший и сильный, и решительный цельный мужик, а всего лишь мягкий и поддающийся полумужик. И уважать она тебя не станет.
У тебя какая-нибудь девица уже имеется?
Можешь не отвечать.
У мужика должны быть свои тайны.
Хочу лишь сказать тебе, что от того, что сегодня происходит, можешь, самое большее, в дурку попасть, если только начнешь во все верить.
Это касается баб, политики и мира. Верить ты должен только себе. Ты должен доверять только лишь своим инстинктам. Ты должен пахать на самого себя, потому что никто тебе этого на шару не даст.
Ты должен драться.
Мир – это всего лишь перерыв между войнами.
Запомни это!
Иногда он короткий, иногда подлиннее.
Но всегда это только перерыв.
Следовательно – тренируйся.
Паши.
Отжимайся.
Бегай.
Не катайся на лифте, всегда забегай наверх по лестнице.
Перескакивай через ступеньку, и до самой цели на верху.
А когда это тебе уже надоест, сбеги вниз и забеги наверх по-новой.
А потом еще разик.
Не бо, переживешь.
Не катайся городским транспортом, ходи пешком.
Качай пресс.
Боксируй.
Двигайся!
Попросту – тренируйся.
Паши!
Но еще и много читай. Книги – они ведь не для придурков.
А ты у нас парень с понятием. Читай о войнах, о битвах, о великих знаменитых воинах. Читай как я.
Тренируйся и читай, и паши, и читай, и тренируйся, чтобы всегда быть в готовности, как только все пойдет псу под хвост.
Потому что: пока толстый похудеет, худой сдохнет.
IV
Меня называют Вандамом.
Живу я тут, на жилмассиве. Того, что тут видишь, когда-то не было. Когда-то здесь был только лес и болота, и волки, и и болота, и лес. Отсюда и комары. В последнее время их становится все больше. Это нужно себе представить. Потому что я иногда просто чувствую, как лес и болота снова все это забирают, как сыреют подвалы, как постепенно просачивается в них вода, как между асфальтом и бетоном снова прут наверх деревья, как они растут кверху и разбивают бетон с асфальтом и разлагают все, что мой старик, а твой дед, вывалили в космос. Потому что это он все тут строил. Он и ему подобные старики вырвали этот массив у леса и природы.
Э-э, не смейся над ними. По крайней мере, что-то они да сделали. Просто попробовали. И здесь много таких, которые радуются, что могут здесь жить. И они даже гордятся этим местом.
Ну, я и сам им горжусь.
Они все тут построили. Все панельные дома. И кинотеатр, и дом культуры, и эту охотничью пивную, что называется "Северянка"[17], и все мужики с массива ходили в нее после работы. Они проложили трамвайные рельсы, и трамвайную концевую, и трамвайное депо, и игровую площадку, и парки, и ясли, в которых потом работала моя мама, и детский сад, и начальную школу, а еще спецшколу и ПТУ, и техникум, и лицей, торговый дом, который все называют "Байконуром", и поликлинику и родильный дом, а так же кладбище и полицейскую комендатуру, куда меня пару раз таскали, но не всегда по собственной вине.
А еще выстроили гостиницу "Спутник", в которой я никогда не был и в котором сейчас проживают одни студенты, потому что туристы – туристы к нам сюда так и не приехали. Вниз, в город – это да. А вот к нам, наверх – так нет. Ну и хорошо. Это наш мир. Наш космос. Здесь нет места для чужих.
Не, погоди, я серьезно никакой не нацик.
Я люблю людей.
Люди мне нравятся.
Людей я уважаю.
Я не говорю, будто бы что-то имею к иностранцам, иммигрантам, студентам! Или будто бы для них здесь нет места. Что они забирают у нас работу. Нет, лично я ничего к ним не имею. Это ведь тоже европейцы. Они скромные, тихие, сплошные тебе инженеры, доктора и учителя. Они пашут на стройке, и иногда у меня складывается впечатление, что уж больно они позволяют срать себе на головы, а вот этого человек делать не должен. Я ничего к ним не имею, пока они сами не начинают гадить. Пока они тихие, как пинпонги в их продуктовых лавках из старых повозок. Я к ним ничего не имею, хотя они и не до конца европейцы, но что тут поделать, человек ко всему привыкает. Они же даже стараются, и есть где вечером купить пиво, и хлеб, и курево, лично у меня серьезно с этим проблем нет. Я спокоен, когда они не срут в этих старых вагончиках. И если сверху не несет этим их супом из пакетика.
А как только они гадят, как слышен их супчик из пакета, тогда у меня с ними появляется небольшая проблема, я иду к ним, что мне от всей их жратвы рыгать хочется, и чтобы они выключили печку. И они, как правило, ее выключают. Достаточно им сказать. Это не моя вина, что я этого не сдерживаю, что мне рыгать хочется. Наверное – какая-то аллергия или чего.
