Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Спасибо», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!
Умер слон в зоопарке, а похоронить негде. Лежит туша и разлагается. Иду к директору:
— Где хоронить будем?
Отвечает:
— Всё там же.
Легко сказать. Это не трупик скунса, а две тонны мяса. Бегаю по инстанциям, уговариваю кладбища, а всем наплевать. Только жильцам соседних домов не плевать. На улице плюс двадцать. Вонь стоит страшная. Хоронить слона надо, а негде.
Слава Богу, есть бензопилы и знакомый на рынке. Звоню:
— Нужна польская говядина? Без документов, но по отличной цене.
Спасибо ему за алчность. И от трупа избавились, и поминки справили.
Прихожу домой. Жена жарит котлеты, радостная, говорит мне:
— Представляешь, фарш подешевел…
С женщинами Фёдор Ильич натерпелся. Заговорить — проблема, взять телефон — пытка, а уж интимная близость — сущий ад! И даже виагра не помогает.
Однажды вычитал он в газете, что многие импотенты излечиваются, меняя контекстуальные рамки интимной близости. Маньяки, например, насилуют своих жертв. Подумал Фёдор Ильич и решил стать маньяком.
Налил в термос кофе с коньяком и отправился в ближайший парк. Сидит, оценивает проходящих дамочек. Наконец, выбрал жертву — толстую бабу в бежевом плаще. Встал и за ней. Та шустрая оказалась: раз — и по тропкам в самую чащу. «Пора!» — думает Фёдор Сергеевич, а баба возьми и повернись. Два шага вперёд и как даст ему под дых. Повалила на траву и штаны стягивает.
— Помогите! Помогите! — уже без трусов закричал маньяк.
А после случилось чудо: от такой смены контекстуальных рамок всё у Фёдора Ильича получилось. Обрадовался он и говорит:
— Может, кофейка?
Так и познакомились.
— Пять лет без мужика, — рассказывает баба. — Где его сейчас найдёшь? А тут ты за мной увязался. Думаю — пора! Если понравилось, приходи сюда же — повторим…
Так и сошлись: сначала в парке, по вторникам и четвергам, а после плюнули на все контекстуальные рамки и стали жить вместе.
На праздничных столах американцев рвануло шампанское. Погибло три человека. Правда, все от отравления. Газеты в истерике — террористы! Расследование поручено ФБР.
Отыскали дистрибутора шампанского — некого Рончика, который сообщил лишь то, что товар завезён из России. Всё стало ясно: теракт организован российскими спецслужбами.
На срочном совете госбезопасности разработали контрплан «Троянский конь»: российских политиков похищают и заменяют их на американских шпионов. В ходе операции выяснилось: подмена произошла много лет назад.
Срочно запустили запасной план «Щелкунчик», согласно которому в Россию продали партию электронных устройств со встроенным сообщением. На беду американских спецслужб одно из таких устройств попало к жене президента. Когда изумлённый президент увидел, как его благоверная крошит стены топором, в дело вмешалось ФСБ.
Быть Третьей Мировой войне, если бы, наконец, не нашли производителя рокового шампанского — Саратовский завод шампанских вин.
Сначала допросили директора. Когда тот скончался от непонимания, вызвали его зама. И так, по трупам, дошли до начальника производства Пивкина.
Пивкин сознался во всём. Правда оказалось ужасной. Для лучшей газированности Пивкин, по совету тёщи, решил класть в шампанское карбид. Как партия карбидного шампанского попала в США, Пивкин не знал.
Инцидент уладили. Террориста выдали властям США, где его осудили как «врага государства». На родине Пивкин стал легендой. Одни считают его агентом «Моссада», другие — русским патриотом. И только сам Пивкин так ни хрена и не понял.
Во время драки Зоя всегда вынимала и прятала искусственный глаз в надёжном месте. Вот и сейчас она не изменила своему правилу. Били Зою недолго, но с чувством. Потом вызвали «скорую» и ушли…
В больнице дежурил медбрат Хрюкин. Выпивал. Вкатили носилки с женщиной. Хрюкин принялся за осмотр. Для начала раздел. После обработал раны. Когда дошёл до промежности, вскрикнул и бросился к телефону.
— Быков, это фурор! Наша теория подтвердилась! — орал Хрюкин в трубку. — Срочно бери бутылку и приезжай!
Быков приехал, осмотрел женщину и обомлел. Хрюкин не врал: теория подтвердилась. Отметили, закусывая шпротами.
Их страстью был поиск третьего глаза. Из фразы Далай-ламы «Божий глаз есть колыбель жизни» они решили, что третьему глазу суждено быть в вагине, там, где зарождается жизнь. Теории Хрюкина-Быкова никто не верил, но какая разница, ведь главное — верили они сами. И тут такое! Женщина на носилках, а в её вагине — самый настоящий глаз. Завтра они сделают сенсационный доклад! И после — слава, деньги, признание!
Когда Хрюкин представил себя на вручении Нобелевской премии, женщина вдруг поднялась с носилок.
— Святая! — в восхищении вскричал Быков. — Как звать тебя?
— Зоя! Где мои шмотки?
Хрюкин указал. Святая Зоя оделась, достала глаз и вставила его на место. Она всегда прятала его в надёжном месте.
С тех пор, как я бросил пить, ездить в поездах стало скучно. Лежу, ворочаюсь. Может, хоть пивка взять? Так в туалет захочется. И обязательно в санитарной зоне. Попутчики кушают: яйца, куры, пюре — классика поездов. Разве что вонючих носков с верхней полки не хватает.
Вдруг грохот, звон, крики: «Помогите, помогите!». Вскакиваю, бегу в тамбур, а там из разбитого окна торчат ноги. На полу осколки и кровь. Поезд на полном ходу. За окном минус тридцать, метель. Ноги извиваются и лезут внутрь.
— Помоги затащить! — орёт мне проводница.
Прихожу в себя. Понимаю, что это не просто отдельно взятые ноги, а человек. Затаскиваем его внутрь. Перед нами окровавленный, пьяный мужик в одном ботинке. Перегар, как от роты дембелей, но языком шевелит:
— Это двадцать пятый поезд на Львов?
Проводница в шоке:
— Нет, двадцать восьмой на Донецк. Львов в другом направлении.
— Да ладно?! — Тут до мужика доходит. Он кричит. — Остановите поезд! Я сойду!
С дурами жить тяжело, а жена Трушкина была дурой. За тридцать лет совместной жизни Трушкин осознал это особенно ясно. Но куда деваться? Двое детей, внуки.
И всё бы ничего, — сколько дур на свете? — но жена Трушкина любила распускать руки. Вспылит и давай кулаками махать. Что не так — получи по голове!
Трушкин в панику не впадал. Говорил, разъяснял. Мол, нельзя так. Жена слушала, плакала, соглашалась. Глаза ясные, как у младенца. Агнец Божий, а не человек! Но чуть что не так — в драку. После говорит: «Прости, милый, бес попутал!».
И вот на тридцатом году жизни Трушкин не выдержал — отвесил в ответ пощёчину. Обомлела жена. Разрыдалась. Вечер проплакала, день проплакала, а после говорит:
— Давай разводиться! Что ты за мужик такой, если на женщину руку поднял?
— Прости, милая, бес попутал, — извиняется Трушкин.
— Какой к чёрту бес? — орёт жена. — Ты женщину избил!
— Ты меня тридцать лет била — я терпел.
— Так ты же мужик…
И чтобы ни говорил Трушкин, как бы ни просил прощения, на всё жена отвечает: «Женщину ударить — последнее дело. Развод!».
Опечалился Трушкин. А тут ещё соседи на него стали косо поглядывать: гад какой — на жену руку поднял. Дом-то маленький — все всё знают.
На бракоразводном процессе спросили о причине развода. Жена отвечает:
— Бил меня муж!
— Последнее это дело — женщину ударить! — вздыхает судья.
Соседей опросили. Бил Трушкин жену или нет? Все в один голос — бил.
И стал Трушкин социальным изгоем. Его даже в телепередачу пригласили. Тема выпуска — «Насилие в семье». Спрашивает ведущий Трушкина:
— Били жену?
— Один раз её ударил, дуру такую!
На беду Трушкина жена сидела рядом. Услышала — взбеленилась:
— Кто дура?! Я дура?!
Выхватила у ведущего микрофон и давай им колотить мужа.
Хирург Ляпкин спешил: в операционной умирал человек, а проклятая ширинка никак не застёгивалась. Пухлая блондинка встала с колен. Ляпкин, наконец, справился с ширинкой и заявил:
— За мужа не беспокойтесь. В расчёте.
На операционном столе лежал мужчина. Ляпкин взял скальпель и сделал надрез…
Перед домом Ляпкин обнаружил пропажу обручального кольца. Жена поклялась развестись, если вновь заподозрит в измене. На жену плевать, а вот совместно нажитое имущество жаль. Ляпкин напрягся и с ужасом вспомнил, где оставил кольцо.
Проклиная себя за рассеянность, он вернулся в больницу с изуверским планом, к которому за магарыч приобщил дежурного врача и медсестру.
Доставили пациента, того, которого Ляпкин оперировал днём. Дали повторную анестезию. Ляпкин разрезал свежий шов, расширил рану и принялся в ней рыться. Кольца не было. Нашлась только забытая медицинская перчатка…
В то время как понурый Ляпкин возвращался домой, придумывая объяснение жене, пухлая блондинка вышла из ломбарда. Вырученных денег хватало и на новую кофточку, и на лекарства мужу. «В расчёте!» — думала она, вспоминая Ляпкина.
Прохор Петрович слыл редкостным мудаком. Детям замечание сделает — матом ругаться нехорошо, а они ему вслед: «Мудак». В больницах пропускает тех, кому «просто спросить», а в очереди цедят: «Мудак».
Коллеги в него пальцами тычут:
— Петрович сорок лет на заводе, а ни болта, ни гайки не спёр. Так ещё и другим воровать не даёт!
— Ну и мудак!
Жена любила его попрекать:
— Хоть кусок металла домой припри — сдадим! Связалась на свою голову с мудаком…
Как-то вечером вышел Прохор Петрович за хлебом. Вдруг из переулка крики. Смотрит — пятеро одного бьют. Бросился на помощь. Получил заточку под рёбра и эпитет «мудила».
Хоронили его всей роднёй. «Миллионов я не нажил», — писал Прохор Петрович в завещании, — «потому в наследство вам мой завет: живите честно, по правде».
Переглянулись наследники, и самый младший прошептал:
— Ну и мудак…
Всё было: и муж, и деньги, и квартира — вот только забеременеть никак не могла. Занималась любовью по графику. Пачками пила лекарства. Перепробовала всех врачей. Без толку.
Плачет: напрасно молодой два аборта сделала. Успокаивается: просто пока не везёт — дело времени.
Надоела суетная Москва. Уехали с мужем в Малайзию. Поселились в хижине на берегу озера. Муж вышел искупнуться. Захотелось в туалет. Чего тут думать: приспустил плавки и помочился. Вернулся в хижину, но уже не один. Когда мочился, крошечная рыбка заплыла к нему в член. Заплыла и осталась.
Занялись любовью. Рыбка бросила мужа и перебралась к ней. Флора гостеприимнее — лекарства пила хорошие.
Приехала в Москву с целым аквариумом. Нерест.
И плодятся в ней рыбки, и живут, и горя не знают. Приютила живые создания, а забеременеть так и не смогла.
Вечером перед экзаменом я всегда трачу деньги на проститутку. Не из-за похоти. Просто верю в закон Ломоносова: «Если в одном месте убудет, то в другом прибудет». И правда: на экзамене деньги сторицей возвращаются мне от студентов.
Жду проститутку. Звонок в дверь. На пороге роскошная брюнетка. Лепота! Одно плохо — моя студентка. Бывают же встречи! Потупившись, говорит:
— Добрый вечер, Константин Сергеевич!
— Добрый, Зябликова! Экзамен на носу, а ты чёрти чем занимаешься…
После «чёрти чем», пуская сигаретный дым, говорю ей:
— Эх, Зябликова, ну зачем проституткой? Лучше бы воровать пошла!
— В смысле?
— Воровство — это когда одалживаешь у других, а проституция — когда себя…
Утром, собираясь на экзамен, обнаруживаю пропажу ручных часов.
Ну, Зябликова! Способная чертовка! Хоть экзамен «автоматом» ставь.
— И почему только самолёты падают? — вопрошает редактор нашей газетёнки. — Вот это тема для статьи, а не твои… детдомовские каннибалы.
— Не велика загадка, — говорю я, — самолёты падают из-за Сухорукова…
Редактор замолкает. Его брови удивлённо ползут вверх. Что ж, придётся объяснить.
Я был матросом на рыболовецких суднах в Атлантике. После рейса мы возвращались домой в Одессу, а судно оставалось в Мавритании на ремонт.
Конечно, перед самолётом мы напились. Напились так, что поразбивали друг другу головы, поломали руки и вообще нанесли колоссальный вред организму. Но в самолёт нас впустили. Окровавленных и пьяных. Частный рейс, как никак.
Летим над Атлантикой, половина экипажа уже отошла ко сну, и тут слышится панический крик капитана:
— Ёптить, я же насос на пароходе забыл!
Оказалось, владелец судна наказал ему привезти в Одессу топливно-подкачивающий насос, ужасно дорогой. Без него зарплаты экипажу не видать. Воцаряется хаос. Капитан кричит, чтобы самолёт разворачивали обратно в Мавританию, а команда едва не бунтует. Массовая паника! И тут стармеха Сухорукова осеняет:
— Ёптить, да у парохода топливный насос, как у самолёта!
План спасения родился моментально, на высоте десять тысяч километров.
Капитан привёз владельцу насос, а экипаж получил зарплату. И только потом из Мавритании пришёл факс, что на судне оставлен топливно-подкачивающий насос.
Выслушав историю, редактор долго молчит, а потом изрекает:
— И часто Сухоруков летает?
— Каждые полгода, — говорю я и добавляю, — да что там, он ещё и на поездах стал ездить…
В сосновом бору, на лавочке, окружённые реликтовыми деревьями, выпивали два патриота. Пили водку, закусывая соленьями. Разговоры, конечно, вели о главном.
— Поотрывать футболистам ноги! — Кипятился пузан. — Да за такие деньги я бы лучше сыграл! Предлагаю: не забил пенальти — получи паяльник в задницу!
— Политики! Вот это беда! — Отвечал лысый. — Нахапали гады! Мало им всё, сволочам! А мне, брат, за державу обидно!
— Тебе обидно? — перебил пузан, чавкая свиными ушками. — Да я за эту землю кровь проливал! И ведь благодатная земля-матушка! А во что превратили?
— А потому что гады! — пьяно заорал лысый. — Всё к себе! Всё для себя!
— Это от безнаказанности, — вставил пузан.
— И всем наплевать! У всех хата с краю! Засрали страну сволочи…
Они допили водку и засобирались домой. Бутылки швырнули в кусты, одноразовую посуду — на землю. Глядя на звёздное небо, лысый пробубнил:
— Живут как паразиты, а после них хоть потоп…
Лютый промышлял тем, что уродовал Божьих тварей. Работу свою любил.
Он ловил акул, отрезал им плавники и швырял туши обратно в море. Изуродованная акула кровоточащим камнем шла на дно и в муках умирала.
Однажды Лютый влюбился в буфетчицу Клаву. Ухаживал, дарил цветы и, наконец, пригласил в ресторан. Лютого Клава ненавидела, но, пообещав себе заказать самое дорогое блюдо, согласилась. Когда принесли заказ, уточнила:
— Это soupe de requin?
— Да, суп из плавников молодой акулы, мадам, — ответил официант.
Так родилась тема для разговора. Лютый начал рассказ о том, как именно добывают акульи плавники. По ходу повествования Клава бледнела, порывалась встать, а на моменте идущих ко дну акул её вырвало. Все взгляды посетителей обратились в их сторону, и Лютый в надежде разрядить обстановку ляпнул:
— Может ещё супчика?
Клаву вырвало повторно. Сотрясаясь в проклятиях и рвотных судорогах, она выбежала из ресторана.
Лютый остался один. С разбитым сердцем и супом. И надо бы бежать за ней, но денег жалко. Потому Лютый доел суп и уже не столь опечаленный отправился домой…
Вечером следующего дня Клава, совершая вечерний променад по набережной, увидела, что лодка Лютого пустует.
— А где Лютый? Почему не в море? — спросила Клава у местного рыбака.
— Помер ночью. Отравился супом…
Актриса Юлиана Вишневецкая, урождённая Булкина, окончив театральное училище, по распределению попала в уездный театр имени Ивана Кочерги. И, не откладывая блестящую карьеру в долгий ящик, решила переспать с режиссёром.
Режиссёр театра, семидесятилетний властелин муз Аркадий Самуилович Разглядайко, инициативу поддержал и пригласил актрису в номера.
Закутавшись в простыню, Вишневецкая восторженно декламировала монолог Эсмеральды, а Разглядайко не менее восторженно ласкал взором её пышные формы. И, наконец, смятённый чувством, будто Клод Фролло, он кинулся на неё и заключил в свои старческие объятия.
