Песнь об Уличной Дряни
Константин Макар
1.
Уличная Дрянь в основном жила на улицах и
тротуарах города. Поэтому она и получила прозвище
Уличная, хотя сама по себе была просто дрянью. Наш
Мир вообще склонен давать имена и прозвища, так что
неплохо его и самого давным-давно как-нибудь окрестить, чтобы ему неповадно было.
Однако Дрянь любила бывать не только в грязных
подворотнях и собирать на себя всякую гадость, водившуюся
в них. Она также любила, например, встречаться с
Приличным Обществом. Правда, во время этих встреч
её называли Порядочной Дрянью, но мы-то теперь знаем
цену этим прозвищам. Впрочем, и Общество тоже было
просто обществом, а приличное – это всего лишь кличка, которую прилепил к нему всё тот же обзывающийся Мир.
Знающие языки даже поговаривали время от времени, что
Дрянь и Общество состоят в близких родственных связях.
Хотя всё-таки справедливости ради надо заметить, что
мерзость улиц Дрянь любила более всего.
Именно на улице она чувствовала себя в своей
родной стихии. На улице можно было материться, плеваться, просто орать, нагло и липко облизываясь, рассматривать
мужчин, громко обсуждать достоинства и недостатки проходящих
мимо женщин, пить пиво или вино из горлышка, горланить
похабные песни, карябать непристойности на автомобилях
и несчастных стенах несчастных домов, вызывающе гадить
на каждом углу, смущая мирных прохожих, драться с
другой уличной дрянью. А ещё на улице можно было
сорить и рыться в чужом мусоре; переворачивать скамейки
и обрывать рекламные щиты; вырывать прямо из рук
у детей мороженое и пейджеры, у девушек сотовые
телефоны и сумочки, у старушек пенсии и авоськи, у толстых дядек хот-доги и ремни с пуза. Кроме того, на улице можно было заняться любовью с Первым Встречным
за пару-тройку глотков пепси из обслюнявленной банки и …
- Стоп!!! А вот это по-другому называется!
Это Вы про любовь? А Вы что, не верите в любовь
с первого взгляда или Вас цена не устраивает? А может, Вы предпочитаете встречаться с Первым Встречным в
Приличном обществе? А что если он окажется всё
той же Уличной Дрянью, ведь я же предупреждал, что она там довольно часто появляется. Или Вы
сам процесс любви понимаете иначе? Зря, любовь
она и в роскошном алькове, и в поганой подворотне
все равно остаётся любовью. Она всегда есть дар.
- Хм…
Все-таки не согласны? Какие же у Вас странные
представления о любви! Вам надо обязательно поближе
познакомиться с Уличной Дрянью. Она живёт там, где
так много страдания и так мало сочувствия, ни один
бриллиант не стоит там глотка холодного пива или
горячей кофейной бурды! А Вы знаете, что такое этот
глоток, когда на улице одуряющий зной или пронизывающая
сырая стужа города?! А сколько стоит телефонный разговор
или пять минут в инете, когда тоска и боль размазывают
вас по асфальту? Да за это не только любовь отдашь!
А ведь у Уличной Дряни кроме любви ничего нет. Да всё
Вы прекрасно знаете, только боитесь выйти навстречу
любви из своего автомобиля! Вы и в алькове, и в
подворотне будете заниматься сексом, а не любовью.
- Хм…
Слово знакомое узнали? Ах, вот оно что!
А Вы как думали?! Нет ничего дороже тела у человека, а именно тело и дарят, когда любят, именно им и
жертвуют ради любимых! И тот, кто способен отдать
вам последний глоток пива из замусоленной бутылки, более всего и достоин любви! А тех, кто предпочитает
секс, тех регулярно относят на погост. Так считает
Уличная дрянь, и потому она вечно молода и здорова духом.
Считаю ли так я? Да я тут вообще ни при чём, я всего лишь пою об Уличной Дряни и прошу не сопровождать
мою песнь Вашими дурно пахнущими комментариями, состоящими
из протухших представлений о жизни! Держите их при себе и
не мешайте мне петь!
2.
Как-то раз Уличная Дрянь сидела в каком-то
занюханном кафе. Положив ноги в мокрых от жидкой грязи
ботинках на стол, она читала комиксы. Кажется, это был
учебник психологии, а может, и современный роман какого-то
большого писателя, а может, что-нибудь и того хуже, не помню.
Водки оставалось на пару глотков, травы на одну
затяжку. Чтение вот-вот грозило превратиться в противное
и нудное занятие. Поэтому Дрянь на всякий случай заснула.
И тут явился он. Он был так мило отморожен! Его синие
глаза блуждали, бесцветные губы нервно кривились в
ритме пи, а руки жестикулировали какую-то волшебную
и завораживающую сознание мелодию. Эта восхитительная
и выворачивающая душу мелодия изливалась с кончиков
его пальцев. Его музыка была проникающая в сердце
голая страсть, она обещала тягучее мучение и невиданное
по силе наслаждение.
Он был неотразим, ему ни в чем нельзя было отказать.
Его кадык излучал такой извращено увлекающий ум и такое
магическое обаяние мужской силы, что Дрянь проснулась
во сне! Она глядела на него полными непонимания своими
зелёными глазами и не могла слова вымолвить. Ничего
подобного она в жизни ещё не видела и не слышала. Он
был не просто дрянь, он был настоящая мразь!
Поблуждав по кафе взглядом и увидев Дрянь, он
подошел к столику, за которым она сидела, и скинул с
него её ноги. Усевшись прямо на лужи, образовавшиеся
от стёкшей с ботинок грязи, он вырвал у неё книгу и
тлеющую папиросу. Сделав оставшуюся затяжку, он бросил
папиросу на пол и углубился в чтение. Дрянь покорно, с
замирающим сердцем, холодеющей кровью и с трепетным
восторгом в глазах протянула ему остатки водки. Он
выпил, не отрываясь от чтения и не взглянув на неё.
Его небритый кадык сделал длинное рефлексивное движение.
Но уже через секунду он бросил книгу на пол вслед за
папиросой и стал блуждать полным пронзительной синевы
взглядом по Дряни. Глаза их встретились, и зелёное
с синим перемешались. И тут Дрянь почувствовала
приближение оргазма, и он не заставил себя ждать, он был таким необычным, этот оргазм, что она опять
уснула во сне. И это тоже было с ней впервые…
Вы ждёте продолжения, так его не будет! Никогда
не родится певец, который споёт, что было дальше!
Поэтому я буду петь лишь про то, что было после этого.
………………….
Когда она проснулась, его уже не было.
Посреди стола в остатках лужи лежала интернет-карта
на 10 условных единиц. Она взяла её и поднесла к губам.
Карта пахла собачьей спермой.
Вот это сон! Да за такой сон!..» – застонало у
неё в груди. Дрянь встала из-за стола и со всей силы
пнула книгу, валявшуюся на затоптанном и заплёванном полу.
Книга, распушившись, взлетела и, хлопнув страницами, как крыльями, куда-то исчезла. За соседними столиками
прижали уши.
Обменяв карту на пару банок просроченного ред-булла, Дрянь вышла из кафе…
Она смогла его забыть лишь через час, когда
очередной Первый Встречный подарил ей любовь, выпив
одну из её банок с энергетическим напитком. Такой
любви она еще не знала! Вся муть и вся слизь, слежавшиеся
на дне души, поднялись и заполнили все её уголки. Это был
такой восторг и упоение! Это была такая сладкая боль!
Это было такое умопомрачительное мучение! Это было такое
смешение чистых и грязных веществ, из которых состояли
её инстинкты и рефлексы! В общем, ощущения были такими
яркими и одурманивающими, что Дрянь на какое-то время
потеряла связь с расплющенной картонной коробкой из-под
холодильника, на которой они с очередным Первым встречным
занимались любовью, и пространство приняло её в свои
объятья всю без остатка…
Единственное, чего не было в этой любви – смешения
зелёного и синего.
3.
Когда Дрянь пришла в себя, она снова
вспомнила его. Её изощренный и вышколенный
интеллект сразу установил связь между мощью
посетившей её любви и тем, кто явился во сне.
Она ведь была умная, эта Дрянь. Я Вам более
скажу: Дряни вообще глупой не бывает – уж больно
сложная и запутанная жизнь у нас нынче на улицах.
Такая сложная и запутанная, что из любого сделает гения.
Ведь это только в Приличном обществе считается, что
гениальность и ум зависят от природных задатков и
воспитания. На самом же деле – всё зависит от улицы.
Так что чаще забывайте своих отпрысков на улице, и
они станут настоящей уличной дрянью, а там уж и до
истинной гениальности рукой подать.
Сделав вывод о взаимосвязи силы последней любви
со встречей в кафе, Дрянь мгновенно решила, что ей нужно.
Быстро натянув джинсы, она торопливо отвесила книксен
Первому Встречному и рванула в то самое кафе.
Она так спешила, что прошибала насквозь витрины
дорогих магазинов и ресторанов. Какое там, она сносила
целые кварталы на своём пути! Даже шикарным мужикам в
роскошных авто она забывала вильнуть задницей.
Дрянь пронеслась по городу как ураган, завалив
кучу рекламных щитов, сорвав крыши чуть ли не с половины
домов и запутав несколько сотен автомобилей в оборванных
проводах. Мэр города потом долго не хотел финансировать
свою метеослужбу за то, что она не предсказала это
стихийное бедствие. Если бы он знал, в чем причина!
Да что возьмешь с этих политиков коммунального масштаба!
Она ворвалась в кафе уже не просто ураганом, а
настоящим тайфуном, тайфуном, сердце которого не билось, сердце которого замерло…
Он лежал на стойке бара и спокойно смотрел в
потолок. По потолку ползала большая чёрная муха.
Дрянь прислонилась спиной к грязной облезлой
стене и с закрытыми глазами медленно сползла на пол…
Не открывая глаз, с рассеянной улыбкой на губах
она простонала:
- Эй, я тут полгорода снесла, пока летела сюда, а ты муху на потолке рассматриваешь…
- Муху?.. Странно, могла бы просто карточку лизнуть, город бы не пострадал.
- Ты вообще кто такой?
- Я? Я Фери.
- Не бросай меня, Фери!
- Пить надо меньше, сударыня. И вообще я
никого не бросаю…
- Не уходи больше.
- А я и не уходил никуда, вот он я, я всегда
здесь, это тебя куда-то понесло.
Дряни стало почему-то неловко. Может, она вспомнила, на что потратила карточку и чем это всё закончилось, не
знаю, но неловкость повисла в воздухе. Фери повернулся на
бок и с легкой усмешкой посмотрел на повисшую сизым дымом
неловкость. Затем он дунул на неё слегка, и она сразу
куда-то исчезла. Дрянь облегчённо вздохнула. Ей стало
хорошо, просто хорошо, и сердце её ожило.
- Так, значит, ты всегда будешь здесь? – спросила
она, глупо улыбаясь.
- Конечно, куда я отсюда денусь, - ответил он
спокойно и уверенно.
Зелёное и синее опять смешались…
4.
Каждый день она стала ходить в то кафе.
Она не могла без этого жить. Это стало её иглой, помутнением её рассудка, каким-то до невыносимости
болезненным и сладостным наваждением.
Вы думаете, она перестала встречаться с Первыми
Встречными? Ничего подобного! Ничего во внешнем течении
её жизни не изменилось за исключением того, что теперь
она каждый вечер неслась истерзанной птицей в затерянную
среди кривых улочек города дешёвую забегаловку, сгорая
от страстного желания просто быть там, где был Фери.
Дрянь и сама толком не знала, что ей от него надо, ей просто хотелось быть рядом, и всё. Её постоянно
преследовал страх, что он вот-вот исчезнет, и тогда
вечера и ночи станут невыносимо пустыми и холодными.
«Во я подсела, однако, на этого парня! – думала она
время от времени. – Надо же!»
Она совершенно не понимала, что происходит.
Каждое утро ей казалось, что всё случившееся вчера –
дурацкий сон, что нет ничего и что нет никакого Фери
на свете. Она выходила на улицу, там всё было так же
близко и знакомо, город ждал её и встречал как старую
знакомую. Миляги Первые Встречные не заставляли себя
долго ждать. Конфеты, вырванные из детских рук, были
так же упоительно сладки. В украденных авоськах пенсионеров
по-прежнему колбаса была необычайно вкусной. Знакомые
бомжи были привычно приветливы и добры. Приличное общество
после обеда, как и обычно, было радушно и беззлобно, будто состояло сплошь из тех же бомжей.
Но наступал вечер! И тоска поднималась из груди
и подступала к горлу, нефриты в глазах становились матовыми.
Зелень хотела синевы!
И в какую бы сторону Дрянь ни шла вечером, она
все равно оказывалась в кафе, где Фери то возлегал на
стойке бара, непринуждённо беседуя с посетителями; то, держа какую-нибудь ветреную красотку на коленях, о чем-то шептался с ней в глубине старого кресла, стоящего в непроницаемом полумраке; а то и вовсе
висел забавным и озорным Привидением под потолком
и по-доброму потешался над всеми. А порой он просто
беззаботно пил и курил в шумной мужской компании, громко обсуждая достоинства и недостатки женщин, различной выпивки и автомобилей. А иногда вообще
было непонятно, есть ли он, но присутствие его
ощущалось в каждом углу. Ох уж эта его способность
принимать разные обличия! Пока найдешь, уже и вечер
с ночью пролетели. И когда казалось, что всё потеряно, и когда душа, оледенев от настигающего её ужаса
одиночества, умирала от безысходной тоски, он бархатно
нежным звуком вдруг возникал за спиной у самого уха, и его проникающее в кровь дыхание обжигало до самых
пяток. Он был абсолютно непредсказуем.
Порой она отчетливо ощущала, будто он держит
её раскалёнными клещами за какой-то неведомый орган
в самом центре груди. Ощущение от этой пытки сравнить
было не с чем, Дрянь чувствовала, что теряет последние
остатки разума, но она не могла от этого отказаться, поскольку волю она уже потеряла. Ходят предположения, что именно волей и назывался тот орган, в который Фери
запускал свои клещи.
- Стоп! А вот это и есть любовь!
Да полноте! О любви я уже все сказал, успокойтесь.
Никакая это не любовь. Просто Фери умел заражать окружающих
тем, что испытывал сам от общения с ними. Кому-то это
нравилось, кому-то было отвратительно, но это всегда
рождало между ним и собеседником первобытную привязанность, которая возникает между дикарями, когда они пляшут вокруг
костра, окруженного непроходимым мраком. Какая же это любовь?
Это более древнее чувство, родившееся тогда, когда и любви-то
никакой не было на свете.
Сам же Фери уже давно был заражен этим чувством.
И история его заражения требует отдельной песни…
- И что же это за чувство?
Эх, если бы у меня были для всего слова, если бы у
нас с вами для всего были слова! Если и были когда-то
слова для выражения этого чувства, то их давно потеряли
или забыли. От тысяч когда-то существовавших языков даже
следа не осталось. Может быть, в этих языках и были слова
для него…
Дряни нравилось смотреть, как Фери заражает других
посетителей кафе. Странное дело, но ревности у неё при
этом не возникало. Наоборот, когда очередной собеседник
начинал ощущать боль в своей груди, душа её начинала
невольно трепетать от восторга и упоения, от ощущения
причастности к тому, что вытворял Фери. Она не могла
объяснить, чем причастна к происходящему, но то, что
причастна, ощущала всем своим существом.
Разные посетители объявлялись в кафе. По-разному
вели они себя, но все уходили с этой болью.
5.
Однажды Дрянь сидела за стойкой и тянула через
соломинку какую-то смесь из бокала. Бокал был уже
пятым или шестым по счёту, так что реальность
воспринималась ею сквозь покосившееся пространство.
Фери не было, более того, она даже не ощущала
его присутствия. Душу топтало стадо мамонтов, и целый
прайд саблезубых тигров скрёб в ней когтями! В груди
как всегда ныло от боли, умирающая надежда делала боль
невыносимой.
- Бармен, стакан молока! – раздался бодрый
мужской голос.
Дрянь оторвала голову от соломинки и,
прищурившись, посмотрела на просителя стакана молока
в четыре часа пополуночи. Это был молодой мужчина
лет тридцати, по лицу которого было разлито благодушие
и доброта.
Она терпеть таких не могла, хотя приходилось
любить и таких. Даже такие бывали способны, стряхнув
благодушие, проявить себя настоящими мужиками и хоть
на мгновение перестать бояться своей слабости. Но в
данный момент благодушие и доброта занимали боевые
позиции на всей местности его физиономии. Мужик явно
готовился излить на кого-нибудь всё тепло своей души.
Дрянь скривилась в презрительной усмешке, а в
голове у неё медленно сложилась мысль: «Тэк-с, седьмой
бокал опять будет за мой счёт. Дай бог, чтобы просто
помолол языком, а то ведь ещё что-нибудь и впаривать
будет». Она знала, что если человек добрый, то, значит, хочет что-нибудь продать.
- Ну, и что я должна у тебя купить? – неожиданно
спросила она незнакомца.
Окопавшиеся на его лице доброта и благодушие стойко
отразили это внезапное нападение. Улыбнувшись наидобрейшей
улыбкой, незнакомец представился:
- Я торговец счастьем, а зовут меня Маркел, что означает «Воинствующий».
- Чем-чем ты торговец? – с явным ехидством
переспросила Дрянь.
- Вот видишь, тебе уже интересно! – с энтузиазмом
рыбака, у которого клюнуло, воскликнул Маркел.
- А в глаз хочешь? – кокетливо улыбаясь и покачивая
в руке пустой бокал, процедила Дрянь и тут же попыталась
перевести разговор в конкретное русло: - Закажи лучше мне
ещё порцию этого супа, вот это и будет счастьем на данный
момент, воин обозный.
- Вы не поняли меня, я же счастье продаю! Хотите купить?
- Нет, ты определённо в глаз просишь!
И тут вдруг раздался знакомый обжигающий кровь голос:
- Привет, сударыня! Привет, Маркел, ну что, как идет
торговля?
- Все хотят счастья, но платить никто не хочет! –
с досадой воскликнул торговец.
- Надо совершенствовать процесс сбыта товара, предлагаю раздавать бесплатно, - с мягкой и искренней
улыбкой ответил Фери.
- Вы сами не понимаете, что говорите! За счастье
надо платить!
- И чем же? – чуть ли не шепотом спросил Фери.
- Так это ж совершенно понятно – минетом на коленях
перед зеркалом! – с хохотом хрипло прокричала Дрянь.
Фери тоже расхохотался.
- Да вы оба даже не представляете, что я вам предлагаю, несчастные! – завопил Маркел.
- А ты кончай гнать рекламу, клади товар лицом, -
сквозь хохот, но не повышая голоса, предложил Фери.
В ответ Маркел, собрав все остатки доброты и благодушия, напыщенно произнес:
- Вам не хватает элементарной воспитанности. Я даже
отвечать не хочу на эти глупости! Ответить тем же – значит, опуститься до вашего же уровня! Если бы вы только знали, что
я хочу вам продать! Вы вызываете у меня только сочувствие
вашему несчастному положению!
- Надо же, а он и впрямь Воинствующий, - не унимался
Фери в своём веселье.
Торговец еще более напыжился от чувства благородства
своей миссии.
- Вы мне напоминаете … - начал было он.
- А ты мне напоминаешь кастрированного монаха, торгующего
презервативами в порванной упаковке, - резко сказал Фери, как топором отрубив его фразу посередине, и снова беспечно расхохотался.
Торговец захлопал глазами, доброта и благодушие позорно
бежали со своих позиций, и лицо его полностью было захвачено
обескураженностью. При этом в груди у него как-то странно заныло.
Спорить и продавать больше не хотелось, и Маркел сам для себя
неожиданно выкрикнул:
- Бармен, три двойных джина, только без этого дурацкого
лимонада с иностранным названием!
Дрянь с восхищением и трепетом посмотрела на Фери. Раскрутить
этого воинствующего дурака на выпивку – дело не сложное, но чтобы он
заказал то, чего так хотелось, а именно джина без тоника, вот это было
супер! И она с восторгом пролепетала:
- Фери, ты просто чудо!
- Да ладно тебе, я же понял, что тебе больше не хочется супа
из мартини.
- Но как ты угадал, что именно джин?!
В ответ Фери улыбнулся, глядя ей в глаза, и спрашивать уже
больше ничего не хотелось. И новая волна боли всколыхнула её грудь, сделав очередной коктейль из синего и зелёного.
6.
«Теперь он играет мною, как игрушкой! – негодовала Дрянь
на следующий день, проснувшись в своей мягкой и уютной
постели. - Он предугадывает мои желания! Нет! Он возбуждает
их во мне, чтобы удовлетворять их потом самым странным образом!
Да не хотела я никакого джина, пока его черти не принесли! Просто
выпить хотелось, гипнотизёр хренов! Я и сама бы раскрутила этого
болтуна на все, на что бы мне вздумалось! Нет, раньше он себе
такого не позволял…»
И тут мысль её пресеклась, и на лице появилась рассеянная
улыбка – уж она-то знала, когда мужчина начинает играть женщиной…
«Неужели!.. Неужели!.. Неужели!..» – закрутилось у неё в
сознании. И радость ударила в голову, стекая оттуда вниз и наполняя
всю грудь!
Вся сияющая от нахлынувшего счастья она выскочила из-под
одеяла и, забыв надеть тапочки, зашлепала босиком в туалет.
Потом она долго приплясывала под душем за полупрозрачной
занавеской под звуки рок-н-роллов.
После душа, нырнув в мягкий халат и сделав чалму на голове
из полотенца, она вприпрыжку побежала завтракать.
Она влетела на кухню с аппетитом дикой кошки, которая целую
неделю кормила в пещере своих новорожденных котят и не выходила на охоту.
На кухне звучала восьмая симфония Дворжака.
Пританцовывая под её восхитительные мелодии, она готовила
завтрак. Рассеянная улыбка не покидала её губ. Её произвольный
танец напоминал магические телодвижения колдуньи, стряпающей
своё таинственное зелье.
Овсянка на воде с антоновкой и зеленью, чуть приправленная
оливковым маслом, была результатом этого колдовства. Случайно
взгляд её упал на бутылку моющего средства «Fairy» и она, продолжая
рассеянно улыбаться, вспомнила про боль.
И тут вдруг заиграл первый концерт Шопена.
Боль в груди не прошла, но она более не беспокоила Дрянь.
Боль превратилась в трепетный и чистый звук, вливающийся в
зазвучавший концерт…
Музыка, музыка, музыка.
Весь день музыка.
Музыка как будто сговорилась с её душой: весь день звучало только то, что звучало в ней.
От нежнейших вольт Свилинка на шёлке до жесточайшего
металла «Рамштайна» на турбинах.
Думать не хотелось, хотелось только слышать
музыку и танцевать.
Поэтому она слушала, слушала, слушала
и танцевала, танцевала, танцевала.
С нетерпением она ждала вечера. Задолго до его
наступления она стала собираться в кафе.
Долго она не могла решить, как должна выглядеть сегодня.
Ничего не придумывалось. Она села за туалетный столик, и с всё
той же рассеянной улыбкой стала расчёсывать волосы, глядя в зеркало.
У неё не было внешности. Она могла быть какой угодно!
Она была сама олицетворённая пластика.
Шесть нарядов было в её распоряжении:
первый – шестью оттенками светились её зелёные глаза; второй – шестью ароматами благоухали её темно-рыжие волосы; третий – шесть вкусов имели её нежно-розовые губы; четвёртый – шестью прикосновениями была её абрикосовая кожа; пятый – шестью нежнейшими мелодиями звучали её маленькие руки; шестой – шесть шестых чувств выражала её нервная походка.
