накануне дефолта
I
«Как же мне надоели эти бабы!
Ну ни одна не может соответствовать моему идеалу хоть сколько-нибудь
приемлемое время!
А пластики?! Ну никакой пластики! Застывшие в своем идиотском
самодовольстве коровы!
Неужели так сложно догадаться, что сегодня сердце моё просит
огромных глубоких глаз и никакой чувственности! Сегодня охота просто
смотреть на милое лицо и прелестные маленькие руки в тишине забытой
Богом квартиры! И держать до бесконечности эти чудные руки! И тонуть, и
тонуть в этих бездонных глазах!
А вчера мне хотелось похотливую и бесстыжую любовницу с гладкой
упругой кожей и плавными формами бёдер и плеч, с тёплым и влажным ртом
– таким же ласковым и эластичным, как её влагалище!
А завтра я буду хотеть неприступную и сногсшибательно красивую
женщину в деловом костюме! И только чтобы нежная шея её напоминала о
том, что она абсолютно живая!
Господи, ну неужели это так трудно понять?!
Они достали меня!
Всё, хватит с меня!
В конце концов, я живу только один раз! И если не суждено мужчине
полновесно ощутить себя в этом мире и понять своё предназначение в нём
без женщины, то уж, извините, я хочу женщину, чтобы всем женщинам была
женщина! Да, именно такая! И я сам создам её! Да, нечего ждать милости от
природы и случая! Создам, даже если для этого мне придётся стать богом, чёртом или чернокнижником. Да кем угодно, но я создам её! И создам к
новой весне!»
Эту довольно противоречивую тираду, обращённую к самому себе, Илья
Иванович Аникин произнёс в конце ноября 1997 года, сразу после того, как
по собственной инициативе расстался с последней возлюбленной. Нет, он не
разлюбил её, он разочаровался в ней.
О своих бывших женщинах Илья Иванович так и говорил: «Я люблю их
всех до сих пор, но я более не очарован ими, - после чего с интонацией
видавшего виды технолога добавлял: - Поэтому всякий раз, как только
очарование куда-нибудь улетучивается, я безжалостно порываю с
действующей любовницей, даже если на дне связи с ней ещё теплится
любовь, - и уже с философичной интонацией заключал: - Интимные
отношения не имеют ровно никакого смысла, если они не питаются
очарованием».
В глубине души, как и большинство интеллигентных мужчин, воспитанных на русской классике, Аникин, несмотря на то, что всегда
стремился выглядеть прагматиком, на самом деле таковым не был.
Пренебречь старой любовью, потерявшей первоначальную прелесть, ради
поиска новой, наполненной ею, для него было так же естественно, как
пренебречь карьерой ради удовлетворения своих духовных потребностей.
Находиться в состоянии очарования женщиной для подобных мужчин – едва
ли не самое важное в жизни. Сладковатое помутнение в рассудке, возвышенный трепет в душе, а в теле влекущая к чувственным наслаждениям
страсть – вот признаки, по которым оно узнаётся ими. Пребывая в нём, они
получают ощущения и полноты бытия, и уверенности в своих силах, а в
итоге представляют себя не менее чем созидателями вселенских масштабов, даже если весь роман их протекает в пределах кухни. Именно умение
очаровывать ценится ими в женщинах превыше всего. Тот же Аникин
частенько с неподдельным пафосом заявлял: «Когда я околдован
обворожительной соотечественницей, разум мой не скован рассудочным
восприятием реальности, и, как бы ни обстояли мои текущие дела, я
абсолютно счастлив и чувствую себя творцом всемирной истории даже в
куче навоза, которой является моя Родина».
Наверное, вновь прибывший к нам иностранец из подобного заявления
может сделать вывод: женщина в России – очень сильный наркотик. Человек
же, хорошо разбирающийся в местных особенностях, сделает другой вывод: заявляющий нечто подобное является обыкновенным интеллигентом.
Неизвестно, что там и как по этому вопросу во всём остальном мире, а в
России под интеллигентностью числят прежде всего способность с помощью
ума и интеллекта изменять реальность так, как тебе заблагорассудится. Это, в
общем-то, наивное представление настолько распространено в
русскоязычном сознании, что присутствует в том или ином виде и у совсем
тёмных слоёв населения, и у самой его образованной части. Поэтому в том, чтобы создать себе идеальную возлюбленную, Илья Иванович не увидел
ничего сверхъестественного. Кроме того, он даже и не сомневался, мол, стоит только придумать её, так она тут же откуда-то и явится, точно
соответствуя тому, что было нарисовано полётом его фантазии.
Вдохновившись такой вот идеей и отгородившись от мира –
обстоятельства жизни как раз позволяли, – он начал создавать вожделенный
образ. Но здесь его поджидало непреодолимое препятствие: сознание упорно
сопротивлялось, не желая ничего фиксировать из тех озарений, что
приходили к нему после нескольких бессонных ночей или целых часов, проведённых в глубоких медитациях. Как только он возвращался из
длительных путешествий по закоулкам своего внутреннего мира, видения
безупречной очаровательницы исчезали, не оставляя следа.
Попытки запечатлеть полученный в изменённых состояниях сознания
образ во внешнем материале также провалились и привели к тому, что
квартира его стала напоминать выставку современного искусства, по которой
прокатился на бульдозере первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущёв. В
результате потребовалось заказывать целый грузовик, чтобы вывезти весь
этот «внешний материал», так и не ставший запечатлённым образом, на
свалку. Но не только это – ему пришлось делать ремонт и в своей квартире, и
у соседей с нижнего этажа, после того, как растаяла глыба спрессованного
снега, из которой он как-то попытался вырубить ледяную статую всё той же
носительницы вечно неотразимого обаяния.
Три месяца самоистязаний, творческих мук и материальных потерь
закончились полным провалом – по прошествии зимы ничего, кроме того, что идеальная женщина должна быть олицетворённой игрой, Аникин сказать
не мог. В конце концов вдохновение покинуло его, и он, впав в
беспробудный творческий кризис и полную безнадёжность, предался самой
современной и изощрённой форме пьянства – с головой погрузился во
«всемирную паутину», иначе называемую интернетом, или просто сетью.
Наряду с огромной пользой, которую интернет приносит человечеству, он таит в себе также и способность подменять жизненную действительность
действительностью мнимой. Это чудесное свойство привлекает в него толпы
различного рода неудачников, измотанных борьбой с сопротивляющейся
любому их поступку реальностью. В сети они попадают в пластичный и
иллюзорный мир, где вполне могут без серьёзных затрат ума и воли
позволить себе стать тем, кем им не удается быть в жизни. И вместо того, чтобы просто отдохнуть, перегруппироваться после нанесённого судьбой
удара и встретить следующую напасть более достойно, несчастные эти
начинают расходовать последние силы на управление своими снами наяву.
Некоторые специалисты в области психологии считают, что если по какой-
либо счастливой случайности сие пустое и бесплодное занятие не прервётся, то хронический маниакально-депрессивный психоз самоутверждающемуся в
виртуальной реальности неудачнику обеспечен минимум через полгода.
Специалистам оно, конечно, виднее – они ведь деньги за свои слова
получают.
Именно на эту скользкую, с точки зрения психологов, дорожку и встал
Аникин, окунувшись всем своим сознанием в интернет. Более двух месяцев
он сутками напролёт блуждал по просторам «всемирной паутины», наслаждаясь завораживающей податливостью существующего в ней мира.
Он ел, пил и спал за столом, на котором стоял монитор его компьютера, и, вполне возможно, ещё через пару месяцев в одной из московских
психиатрических клиник появился бы новый пациент, если бы однажды не
произошло следующее.
Как-то раз Илья Иванович проводил вечер, перебираясь из одного чата в
другой. Причиной переходов было отсутствие интересных собеседников. Но, слава Богу, чатов в сети всегда было предостаточно. И хотя не все из них
живые, но и те, что дышат, за один вечер обойти невозможно. Так что при
стойком желании и определённом упорстве часа за полтора в любое время
суток можно найти довольно приличную компанию для занимательного
трёпа, который способен отвлечь от гнетущих переживаний своей полной
никчёмности или просто от одолевшей тоски.
Однако вечер был воскресный, поэтому долгая и обстоятельная беседа
нигде не завязывалась – народ в преддверии новой трудовой недели спешил
разбежаться по постелям, дабы успеть выспаться. Но Аникину спешить было
некуда, и он неторопливо перебирал все известные ему живые чаты.
В одном из них во втором часу ночи он нашёл единственного
посетителя, судя по цвету ника, мужчину. Не тая каких-то особых надежд на
интересное продолжение, Илья Иванович начал разговор:
- «Привет. Чего молчишь?»
Он: «Привет. А что делать?»
Аникин: «А чего нам не хватает, чтобы что-нибудь сделать?»
Он: «Я думаю, что женщины!»
Ответ случайного собеседника вызвал толчок в центре груди – Аникину
сразу вспомнились наполненные непрерывными неудачами последние
месяцы. «Что ж, проверим тебя на вшивость!» – фыркнул он про себя и
агрессивно отстучал по клавиатуре:
- «Так давай создадим её! Тоже мне проблема – бабу создать!»
Он: «Как это?!»
Аникин: «Элементарно! Из чего, как ты думаешь, она должна состоять?»
Он: «Волосы, спина, талия, попа, ноги».
Аникин: «А спереди?»
Он: «Глаза, губы, грудь, живот, бёдра».
Аникин: «А колени?!!»
Он: «А что колени?»
Аникин: «У женщины обязательно должны быть колени!»
Он: «Точно!»
Аникин: «Ну что? Ничего больше не забыли?»
Он: «А душа?!! Характер, манеры?! Не дай Бог, какая-нибудь шалава
низкопробная получится!»
Аникин: «Так вставляй в неё эти потроха! И дело сделано!»
Он: «А можно, я ещё ума чуть-чуть добавлю? Будет, так сказать, экспериментальный вариант».
Аникин: «Давай! Только не переборщи!!!»
Он: «Не-е! Я самую-самую малость только! Я же понимаю!»
Аникин: «Ну что?! Закончил?!»
Он: «Ага, закончил! А ты ещё что-нибудь, кроме коленок, будешь
добавлять?»
Аникин: «Нет, но я научу её играть! Это, между прочим, способствует
сохранению конструкции в целом и совершенствованию отдельных её
компонентов».
Он: «Хм, неплохая идея!»
Аникин: «Вот видишь, как всё просто! А ты сомневался! Теперь у нас
есть женщина, сейчас она виртуализуется, и начнём учить её играть. Вот и
будет достойное занятие на ночь!»
И тут случилось необъяснимое – в чате появился женский ник! А уже
через минуту на экране высветилась её первая фраза:
- «А мне нравится, какой вы меня сделали!»
Илья Иванович потерял дар речи - взгляд его застыл, а пальцы замерли
над клавиатурой.
«Алло! Мужчины! Здравствуйте! Почему не отвечаете?! Вы не рады
мне?!» – появилось тем временем под первой фразой.
Случайный собеседник вдруг куда-то исчез, и отвечать на эти
приветствия и вопросы мог только Аникин, однако пальцы его продолжали
висеть над клавиатурой и не желали к ней прикасаться.
- Виртуализовалась, однако! – прошептал он.
А в окне чата между тем возникла ещё одна претензия:
- «Ну вот, один уже сбежал! А ты, разреши тебе напомнить, обещал
научить меня играть!»
То, что это была женщина, сомнений не оставалось: кто ж ещё может
завязывать отношения с претензий?! Постепенно к Аникину начала
возвращаться способность к размышлению: «Уф! Конечно же, это самая
обыкновенная реальная женщина, от нечего делать сидящая в сети. Она так
же случайно, как и я, зашла в этот чат, увидела наше глупое развлечение и
для того, чтобы как-то отвлечься, начала дразнить нас – обычное дело. Это у
них с детства! Любимая забава девчонок – дразнить мальчишек».
А виртуализовавшаяся озорница никак не унималась:
- «И что же ты молчишь?! Ты пошутил?! Или струсил?! Ну вот! Создали
женщину, наобещали, а сами!!! Один – в бега, другой – язык проглотил, точнее пальцы куда-то засунул!»
И тут пальцы Аникина, будто устыдившись, ожили:
- «Шутки в сторону, сударыня! Сидите, поди, в тёпленькой уютной
квартирке, муж в командировке, ребёнок накормлен и уложен спать, делать
нечего, компьютер под рукой, интернет на год вперёд оплачен. Вы лучше бы
книжку почитали умную, чем заигрывать с незнакомыми мужчинами!»
Она: «Я не понимаю, что ты такое говоришь! (Выпучила глаза и хлопает
ресницами)».
Аникин почему-то начал злиться:
- «Да прекратите Вы глупости нести! Всё Вы прекрасно понимаете!
Идите уже спать!»
Она: «Я не хочу спать! Я хочу учиться играть! Вот! Ты обещал!
(Топнула ножкой с красивой коленкой)».
Аникин: «Чёрт побери! Тогда я пойду спать!»
Она: «Ты хочешь бросить меня?????? Ничего себе!!!!!!»
Это было уже слишком, и Илья Иванович вне себя оттарабанил по
клавишам:
- «Сударыня! Поищите другого дурака для своих сомнительных
развлечений!»
Она: «Ты хочешь бросить меня???????!!!!!!!!!!!!!!»
Более всего Илья Иванович не мог выносить подобных вопросов от
женщин – они заставляют чувствовать себя Богом, ну, или, по крайней мере, его ближайшим помощником. А кому охота чувствовать себя Богом, не
располагая его возможностями? Разве что психопату какому-нибудь?
Нормального же человека это всегда несколько удручает. Единственное, что
остается делать в таких случаях – быть искренним, поэтому Аникин ответил
следующее:
- «Я понимаю, что Вам не спится, что Вам скучно и даже, может быть, одиноко. Но я вовсе не расположен в данный момент дурачиться как дитя.
Если Вам так угодно, то давайте просто поговорим. Как Вас зовут, где Вы
живёте, чем занимаетесь, нравится ли Вам Ваше занятие?»
Она: «Я не знаю, как меня зовут! Я не знаю, где я живу! Я не знаю, чем я
занимаюсь! Я даже не знаю, где я! Я знаю только то, что я есть и что ты
обещал научить меня играть!!!»
«М-да, во попал?! – подумал Аникин, прочитав последнее сообщение, и
невольно процитировал любимое: - “Вся безумная больница у экрана
собралась!”» Однако фраза буйствующей дамочки заинтересовала его. Он
любил это «я знаю только то, что я есть» и тут же решил проверить
собеседницу «на всхожесть»:
- «И отчего же это Вы решили, что Вы есть?»
Бойкая собеседница притихла. Аникин уже самодовольно потирал руки
и даже собрался на кухню за чаем, поскольку знал, что это надолго, но тут
пришёл ответ:
- «Я знаю, что я есть, потому что ты со мной разговариваешь».
Он ожидал чего-нибудь совсем иного, например, типичного бабского «я
это чувствую». Уж что делать с чувствами, он всегда знал, но тут прилетела
убийственная констатация простого и очевидного факта: он действительно с
ней разговаривал, что вполне могло служить для неё основанием осознания
своего присутствия в реальности.
Безусловно, некоторые философски подкованные умы засомневаются в
подобном основании и тут же кинут его на съедение вечно голодной критике.
Но! Оттого, что исходное положение для Вашего вывода о Вашем
присутствии в мире, пусть даже и выбранное Вами весьма опрометчиво, кто-
то подвергнет остракизму, разве Вы усомнитесь в том, что Вы есть на самом
деле? Тем более, если этот кто-то в тот момент будет отвечать на Ваши
реплики! В конце концов, любые безусловные с точки зрения здравого
смысла очевидности, даже такие, как существование мира и наше
присутствие в нём, могут быть поставлены под вопрос критиками, изощрённо владеющими логикой, но мир стоит на месте, и мы в нём есть.
Так что с некоторых пор приличные люди не отвлекают себя от более
важных дел занятиями подобного рода, предоставляя каждому
самостоятельно отвечать за сделанные умозаключения. Илья Иванович
считал себя приличным человеком, поэтому вежливо спросил:
- «Интересно, а могу ли и я считать, что я есть, потому что Вы со мной
разговариваете»?
Она: «Не знаю насчёт тебя, но я верю, что ты есть и что ты не мой бред».
«Бред какой-то! Но ведь не возразишь – ведь факт! Похоже, тут
действительно пахнет настоящей игрой!» – подумал Аникин и задал
следующий вопрос:
- «А почему Вы верите в то, что я не Ваш бред?»
И снова образовалась пауза. На сей раз действительно длительная.
Наконец-то можно было сходить на кухню за чаем. Однако когда Илья
Иванович вернулся к компьютеру, его уже ждал ответ:
- «Если я не буду верить в то, что ты есть, – я перестану существовать».
«Что ж, пока логично, пока зачёт, сударыня!» - хмыкнул он про себя и
отправил следующее:
- «Но тогда выходит, что Вы есть вовсе не потому, что я с Вами
разговариваю, а потому что Вы верите, в то, что я есть!»
Решив, что задал труднейшую задачку, он расслабился и взял чашку, но
едва успел сделать глоток, как получил ответ:
- «Конечно, что же тут удивительного?! Каждый только до той поры и
есть, пока он верит в то, что есть кто-то, кто верит в его существование. А
вот ощущение того, что ты есть, появляется, когда кто-нибудь, в
существование кого ты веришь, с тобой разговаривает или делает с тобой
что-нибудь вместе».
От неожиданности Илья Иванович чуть не захлебнулся чаем, и ему
вполне отчетливо показалось, что извилины мозга защекотали череп изнутри, такого от разговоров с людьми в чате он не испытывал ещё ни разу.
«Пожалуй, мой случайный виртуальный коллега немного не рассчитал и
вложил в неё слишком много ума, - подумалось ему, и он удивился своей
мысли, но тут же усмехнулся: - Ещё чуть-чуть – и я поверю в то, что мы её и
вправду создали, ведь такие умные женщины в природе не встречаются!»
Аникин: «Вы, что, философией занимаетесь?»
Она: «Вот ещё!»
Аникин: «А рассуждаете прямо как Витгенштейн какой-нибудь!»
Она: «Больно надо! Ты спросил – я ответила, ответила, как чувствую и
понимаю! Кстати, я вообще-то жду, когда ты начнёшь учить меня играть!
Это ты тут развел всю эту философию!»
Аникин: «А что, Вы не умеете играть?»
Она: «Но это же не было предусмотрено моей базовой комплектацией.
Насколько я поняла, этой способностью предполагалось оснастить меня за
ночь».
Аникин: «А конструкция выдержит?»
Она: «Это тебе лучше знать, мне же остается только надеяться на это…»
«Ну вот мы и до надежды добрались, эдак мы и до любви докатимся!
Спокойно, сударыня, виртуального секса не будет! Тут Вы, дорогуша, адресом ошиблись, в чаты к подросткам, будьте любезны!» – рассмеялся про
себя Илья Иванович. Ему почему-то стало весело без всякой на то причины, но вместе с тем он отметил, что говорить с этой нечаянной собеседницей
становится всё интереснее и интереснее.
Аникин: «Ну что ж, играть так играть! Нас только двое, ничего и никого
вокруг нас нет, а мы есть только благодаря вере друг в друга! В таком случае
нам остается учиться играть, играя лишь в Сотворение Мира! Вы согласны?»
Она: «Легко!»
Аникин: «Тогда игру мы начнем с собственной девиртуализации! Где и
когда мы встречаемся?»
Она: «Как скажешь!»
Аникин: «В баре-ресторане “Piccadilli” на Калужской площади завтра в
полдень. Как я Вас узнаю?»
Она: «Скажи, как я должна выглядеть и во что должна быть одета, и ты
узнаешь меня без труда».
Аникин воспринял её последнюю фразу как иронию по поводу нелепой
игры в создание женщины, которую она застала при входе в чат, и, собрав
всё свое остроумие, ответил:
- «Вы должны быть под два метра ростом, с идеальной женской фигурой
и толстенной русой косой; разрез глаз – прямой, цвет – стальной; в правой
руке будете держать какую-нибудь коммунистическую газету! Одежда?
Здесь я положусь на Ваш вкус. Но! Чтобы фигуру она не скрывала! Да, и не
забудьте коленки прихватить!»
- «Будет сделано, сэр!» – ответила женщина, и тотчас ник её исчез из
чата.
«Молодец баба! Отлично сыграла! И главное, смылась вовремя! Давно
не встречал такую умницу! А теперь всё! Спать! Завтра же начинаю
нормальную жизнь, ну её к чёртовой бабушке эту идеальную женщину и эту
сеть туда же! Так я себя до полного бреда доведу! Хватит, поиграл в
виртуальных пигмалионов и чайльд гарольдов! И вообще, с чего это я взял, что мужчина не может обойтись без женщины?! М?! В работе и мысли наше
мальчишеское счастье! Вот! Ну, а девушки? А девушки – потом! » – с этой
здравой, как ему казалось, мыслью Аникин выключил компьютер и
отправился в ванную.
Приняв душ, он с лёгким сердцем растянулся под одеялом и впервые
после почти полугодовой бессонницы заснул сразу и глубоко.
II
Пробуждение его было во всех отношениях благостным. Солнце, пронизывая полупрозрачные занавески, заливало всю комнату множеством
тончайших упругих лучиков, как из лейки. И то, что золотистые струи эти с
трудом пробивали плотную пылевую завесу, настроения не портило. Почти
полгода он не просыпался в столь прекрасном состоянии: тело ощущало себя
отдохнувшим, на душе не было никакого бремени – в общем, сознание его не
фиксировало ни малейшей озабоченности. Единственное желание также
было здоровым и естественным – очень хотелось есть.
Скинув с себя одеяло, Илья Иванович сладко потянулся и посмотрел на
часы, висевшие на стене. Стрелки показывали полдень. Впервые с конца
ноября сон его длился более восьми часов. Встав с кровати, он ещё раз
потянулся и, продолжая рассматривать циферблат, с удовольствием отметил
про себя: «Как же давно мне не было так хорошо!»
Сильно хотелось есть…
Вставив ноги в тапки, он пошёл в ванную, насвистывая какую-то
бодренькую мелодию. С тех пор, как однажды его бабка по матери сказала, что свист в доме приводит к отсутствию денег, это народное суеверие
постоянно подвергалось им испытаниям. Он вообще любил подразнить
судьбу по мелочам.
То, что увиделось в зеркале над умывальником, ему понравилось: ни
мешков, ни тёмных кругов под глазами, кожа лица разгладилась, никаких
помятостей и лишних морщин, оставалось только убрать отросшую бороду.
Женщины в подавляющем большинстве своём обожают гладковыбритых
мужчин и полагают, что те избавляются от колющейся щетины для того, чтобы доставить им, женщинам, удовольствие. Пребывая в этом
заблуждении, проистекающем из себялюбия и незнания чувственной
природы противоположного пола, они даже не предполагают, что почти все
мужчины бреются, прежде всего, для того, чтобы доставить удовольствие
самим себе, вовсе не вспоминая при том ни о каких женщинах. Всё дело в
гамме ощущений, которую испытывает только что выбритая кожа. Их можно
сравнить с ощущениями очень мягкого пластилина, отражающего своей
поверхностью легчайшие прикосновения. Если Вы хотите узнать, что
чувствует пластилин, – побрейтесь. Кстати, чем дольше отращиваешь
щетину, тем приятнее и пластилинистее ощущения после бритья. Думается, именно в этом и таится причина того, что мужчины при любой возможности
предпочитают походить денёк-другой со щеками и подбородками, напоминающими щётки для чёса короткошерстных собак. Наверно, женщины, хоть раз брившие свои ноги, тоже могут понять, о чём идёт речь, хотя делают они это явно не для своего удовольствия. Впрочем, может быть, и данное утверждение также есть заблуждение, проистекающее из себялюбия
и незнания мотивации противоположного пола.
Через полчаса тщательно выбритый и основательно заряженный
контрастным душем Аникин вышел из ванной и направился на кухню.
Ужасно хотелось есть…
Обнаружить что-нибудь, что можно было бы просто и без затей сразу
бросить в рот и разжевать, кроме моркови и зелени, лежавших посреди
пустого холодильника в вакуумных упаковках, не удалось. В
многочисленных шкафчиках, висевших вдоль стены, нашлись рис в
мешочках для быстрой варки, оливковое масло, сладкий соевый соус и
зелёный чай в большой жестяной банке, расписанной золотыми драконами
по красному фону. Поставив рис на плиту, Аникин принялся крошить зелень
и измельчать на тёрке морковь.
Невыносимо хотелось есть…
Холостяцкая жизнь – а как Вы уже догадались, Аникин жил один, – тем
и хороша, что всё время чего-нибудь очень сильно хочется. Самые
разнообразные желания постоянно переполняют холостяков. С этой позиции
брак можно рассматривать как измену многообразию своих потребностей и
окончательный отказ от них в угоду только одной жажде – жажде покоя и
определённости. Оборачивается данное предательство, как правило, тоской
по утраченной полифонии желаний. И только очень сильные и независимые
люди, которых на свете не так много, по-настоящему могут быть счастливы в
браке, потому что имеют достаточно мужества для преодоления неразрывно
связанных с ним убогих условностей. Это касается не только мужчин. Хотите
примеров? Нет-нет, без комментариев – нынче так модно судиться с
авторами!
Через двадцать минут завтрак, а по времени на часах, скорее, обед, был
готов, и можно было наконец-то поесть. Но Аникин, несмотря на сильнейшее
чувство голода, не торопился. Сначала он сформировал на плоской тарелке
рыхлый круг из тёртой моркови, по краю его насыпал пушистую окружность
из зелени, а затем принялся тщательно утрамбовывать рис в чайную чашку.
Когда это было сделано, в центр круга легло небольшое, но весьма плотное
белоснежное полушарие, на которое тонкой струйкой соевого соуса тут же
были нанесены параллели и меридианы.
- Ну и как это назвать, Илья Иванович? М-да. Чего-то явно не хватает.
Чего? – пробубнил Аникин, глядя на то, что у него получилось. – А вот чего!
– и он полил торчавшую из-под риса ярко-оранжевую стружку золотистым
маслом, и она, заблестев на солнце, стала напоминать языки пламени, поглощающие зелень. – Ну вот, теперь другое дело! Теперь полнейший
порядок! Блюдо будет называться: «Мир, творящийся в горящем лесу моих
желаний»!
Вымыв использованную утварь и выставив на стол приготовленное
блюдо, он сел и сосредоточенно посмотрел на произведение своего
кулинарного искусства. Выглядело всё очень аппетитно и красиво. Когда
эстетическое наслаждение привело его к катарсису, он начал есть.
Ему казалось, что так он не завтракал ни разу в жизни –
сосредоточенность вкусовых ощущений была сопоставима разве что с
сосредоточенностью сознания в состоянии глубочайшей и
квалифицированнейшей медитации.
Сразу после завтрака на него напало деятельное настроение, выплеснувшееся в генеральную уборку квартиры и другие хлопоты. Целый
день он мыл, оттирал, скрёб, пылесосил, стирал, дважды пробежал по
магазинам, притащив и в первый и во второй разы рюкзак и сумки, доверху
набитые продуктами и всякими мелочами, необходимыми в домашнем
хозяйстве. Когда же с наведением чистоты и походами за покупками было
покончено, началась глажка успевших высохнуть к тому времени
постиранных вещей. В перерывах между всеми этими занятиями он
заваривал и пил зелёный чай. Последнее, что было сделано, – заправка
кровати свежим постельным бельём. К семи вечера работы по дому не
осталось. Вокруг строила из себя девственницу чистота и выпендривался
перед глазом порядок, по телу приятно растекалось ощущение тщеславной, как после великого подвига, усталости, а в душе царило тихое счастье оттого, что всё это, наконец-то, кончилось.
Самое время было, прихватив пару свежих полотенец и халат, пойти
принять ванну с морской солью.
Ванна перед ужином, если имеешь дело не с джакузи, – лучший способ
унять аппетит и не объесться впоследствии, даже если весь день вкалывал, как таджик на подмосковной даче. Лёжа в горячей солёной воде, Аникин
размышлял о предстоящем ужине: «Пожалуй, одеваться к столу не буду, выйду, как Обломов, в халате, – нечего баловать домового, а то возомнит о
себе Бог знает что! Да и не будет у меня на ужин ничего особенного, ради
чего стоило бы наряжаться и прихорашиваться».
Ужин его действительно был прост: пара больших тостов из хлеба
«Восемь злаков», натёртых чесноком, политых мёдом и накрытых листьями
горчичного салата, и очищенное от кожуры огромное зелёное яблоко. Когда
же это самое яблоко уже почти было съедено, Илью Ивановича настигла
скука. Она подкралась незаметно и напала внезапно, как чёрный ниндзя из
темноты. Он даже не успел зафиксировать, как это случилось. Только что всё
было хорошо – душа наслаждалась самодовольством. И тут на тебе!
Если же Вы не знали, то теперь знайте: самое лучшее средство от скуки
– планирование своей дальнейшей жизни. Занятие сие не требует почти
никаких волевых усилий, сложной организации и средств, но создает полную
видимость полезной деятельности. Не стоит только забывать, что планы
создаются вовсе не для того, чтобы им следовать, а для того, чтобы знать, чего Вы так и не сделали. Поэтому если к планированию не относиться
слишком пафосно и фанатично, то оно может стать весьма занимательным
времяпрепровождением для человека, которому ещё несколько рано
укладываться спать, но и начинать что-либо серьёзное тоже смысла нет, поскольку до сна осталось совсем мало времени.
Между тем, несмотря на столь небольшую значимость для реальной
практики, планирование имеет богатую историю, свои собственные традиции
и даже школы. В прошлом, когда Илья Иванович преподавал политэкономию
марксизма-ленинизма сексуально озабоченным девицам в одном из
педагогических вузов столицы, он довольно неплохо во всём этом
разбирался, что, впрочем, не мешало ему считать планирование одной из
разновидностей магии. А магическое действо должно осуществляться в
строгом порядке.
Для своей магии Аникин разработал и установил следующий порядок: первым делом он извлекал деньги из всех мест, в которых они могли быть, и
тщательно пересчитывал; во вторую очередь – вспоминал и записывал, где в
ближайшее время можно было заработать другие деньги. На втором пункте
планирование завершалось, и если магия оказывалась удачной, то через
некоторое время раздавался телефонный звонок, и из трубки следовало
предложение нового заработка, в дополнение к тем, что были перечислены в
только что составленном плане.
Именно этим, доев яблоко, он и занялся, рассчитывая расправиться с
настигшей его за ужином скукой. В результате первого шага выяснилось, что
денег осталось месяца на два, если не очень спешить с ними расставаться. В
результате второго стало понятно: никаких перспектив поправить свой
личный бюджет в ближайшее время нет.
Он любил трудиться и зарабатывать деньги и никогда не отказывался от
новых предложений, и потому впереди у него всегда маячило хоть какое-то
дело, пусть и совсем небольшое. Поэтому на сей раз, закончив планирование, Аникин был несколько озадачен. Он даже уже собирался об этом задуматься, как раздался телефонный звонок.
- Старик, привет! Ну ты и пропал! Как ни позвоню, всё занято и занято, занято и занято! Да что это такое! Я уж хотел почти ехать к тебе, третий день
пробиться не могу! В интернете отвисал?! Нет, интернет – это всё-таки зло!
Ты хоть бы тогда выделенку поставил, вторую линию провёл, ну, или мобилу
хотя бы не выключал! Как дела, дружище? Есть новые идеи? – бойко
протараторила трубка Аникину на ухо голосом его друга Севы Купавина.
- Мадам, Вы ошиблись номером! Этот банк давно переехал на Кипр, -
ответил Илья Иванович сухим официальным тоном.
- Девушка, ну я же не спрашиваю, почём стóят дожди в Лимасоле и
почему у Вас голос такой неестественно умный! Я же звоню по поводу! – с
наигранным раздражением воскликнул на это Сева.
«Ну вот, а коммунисты говорили, что магия – это предрассудки и
глупости!» – удовлетворённо, но с некоторой долей самоиронии подумал
Илья Иванович и взял паузу в начавшемся разговоре. Пауза в таких случаях
означала, что у него много дел и непотраченных денег и что он готов
слушать собеседника лишь из вежливости: мол, может, скажете чего
интересного.
- Короче, так, старик, ты в форме? Твой принципиально внешний взгляд
на чужие внутренние обстоятельства так же остёр, как всегда? Есть один
чудный денежный вопросик, обсудить не желаешь? Может быть, что-нибудь
подсоветуешь, после ознакомления с сутью дела? Как у тебя завтра со
временем? – завопрошал Сева, не дождавшись ответа.
- Как всегда – мне лень, - ответил Аникин, пожав плечами, что означало: продолжай излагать, я ещё слушаю.
Сева, будто увидев с каким безразличием и небрежностью друг его
подвигал плечами, слегка замялся и умерил темп, добавив в речь чуть больше
пауз:
- Не, ну я не могу говорить по телефону о таких вещах. Подъезжай-ка
лучше завтра в «Пиккадилли». К одиннадцати. Проснёшься? Поговорим о
делах одного товарища. Ему срочно нужна интеллектуальная помощь. Сам
товарищ подъедет к половине первого. Подъедет для дружеского застолья. И
оплаты счёта за наше проживание в ресторане с одиннадцати и до конца
обеда. Сможешь?
- Что за дела! Вечно эти «товарищи» норовят получить интеллект за
плошку риса! Да я на такси больше истрачу до «Пиккадилли» и обратно! Ты
уж сразу бы им объяснял, почём нынче самураи! – с претензией на
оскорблённое самолюбие воскликнул Аникин.
- Кончай, этот товарищ цены знает! Если возьмёшься – не пожалеешь.
Ну и потом, ему всё уже объяснено.
- Странно, тогда отчего предложено столь легкомысленное начало для
серьёзных отношений? – фыркнул Аникин.
Опять возникла небольшая заминка, после которой наконец-то
прозвучало краткое объяснение:
- Товарищ не хочет, чтобы тебя видели в его офисе.
- Хм, что ж это он так не по-товарищески себя ведёт: разве можно втайне
от своих соратников по борьбе за светлое будущее получать и потреблять
интеллектуальную помощь?! Мальчиш-плохиш прямо какой-то, а не
товарищ! – а это уже означало: я всё понял, дружище, можешь на меня
рассчитывать.
- И не говори! Мне так противно в этом участвовать, но как-то же надо
жить белому подполью – заграница совсем перестала нам помогать. Хочет
получить победу демократии задарма! В общем, жду, до встречи, старик, рад
был услышать! - с облегчением протрещал Сева и отключился.
Аникин, положив трубку, потянулся и, глянув на часы, подумал: «Надо
же, какой продуктивный день получился, стоило только за ум взяться!»
Часы показывали десять вечера.
Сильно хотелось спать…
Скинув халат, он юркнул под невесомое пуховое одеяло и с
блаженством ощутил под собой и на себе свежее постельное бельё. Рука
нащупала выключатель бра, и свет погас. «Вот я и сотворил для себя мир, в
котором мне замечательно!» – подумалось ему с удовольствием, и он тут же
заснул, как и накануне, почти мгновенно и очень крепко.
III
На часах было пять, когда Аникин открыл глаза. Он встал с постели и
подошёл к окну. На улице только-только начало светать. Туманы огромными
привидениями шатались между домами, не находя себе развлечения, – ни
одного прохожего. Только кошки, мелькающие на отмостках и юркающие в
подвальные люки. Но кошки, говорят, никогда не боялись привидений…
Раннее-раннее юное утро не шумит, не рвёт и не мечет, как утро зрелое и
позднее, оно медленно и с изысканным вкусом затевает новый день. В нём
есть тихая правда настоящего начала. Ничто не возникает шумно и бравурно.
Шумно и бравурно только обставляется то, что появляется само по себе без
всякого громыханья. В любой завязи нового есть таинство и волшебство: ещё
мгновение назад ничего не было, а теперь вдруг есть. Сколько ни пытался
понять этот великий секрет Бытия человеческий рассудок, он всегда
ускользал от него. Порой отчаявшиеся от безуспешности этой погони
охотники заявляли, что никакого начала вовсе не существует, и подводили
под подобные отрицания мудрёные построения. Разумным же решением
данной проблемы является лишь смирение с собственным непониманием –
стоит ли ломать голову над тем, с чем можно спокойно уживаться, просто
отдавая ему дань уважения и соблюдая ритуал слияния с ним, тем самым
воспитывая в себе чувство вкуса. Раннее-раннее утро как раз и даёт такую
возможность – возможность не разочаровывая душу и не насилуя интеллект, вплести себя в нарождающийся день…
Подумав надо всем этим, Аникин направился делать свой утренний
коктейль из воды и сока, выжатого из половинки лимона.
Когда он со стаканом готового напитка подошёл к окну на кухне, туманы уже растворились, не оставив даже лёгкой дымки; стало значительно
светлее, а во дворе появились первые собачники. Два щенка на детской
площадке – спаниельчик и фоксик – то превращались в зигзаги, то сливались
в клубок. Хозяева их (долговязая девица в красной ветровке и коренастый
мужчина в спортивном костюме) о чём-то увлечённо болтали, помахивая
поводками.
- Ну вот, если всё делать правильно, то и удовольствия не запаздывают
появляться, - вслух заметил Аникин, вспомнив чьё-то изречение о том, что
нет в мире большего удовольствия, чем наблюдать за игрой щенков.
Он смотрел в окно, неторопливо поглощая освежающую сознание и тело
мутную острокислую жидкость, до тех пор, пока маленьких резвых существ
не посадили на поводки и развели по домам.
Далее следовало сполоснуть стакан, поставить его в сушилку и идти
чистить зубы.
В ванной, выбрав самую мягкую зубную щётку, он нанёс на неё пасты
трёх разных видов и несколько минут проделывал ею самые различные
комбинации движений во рту. Потом снял халат, умылся, причесался, надел
спортивные трусы и пошёл в спальню прибирать постель.
Жилище его представляло собой типовую двухкомнатную квартиру, в
которой одному ему было просторно, удобно и вполне уютно. В комнате, что
поменьше, была спальня. Из мебели в ней находились огромная кровать, длинный, во всю стену, шкаф-купе с зеркальными дверцами и пара
миниатюрных прикроватных столиков, плетёных из ротанга. На одном
стояла телефонная трубка в зарядном устройстве, на другом – прозрачная
ваза со стеклянной спиралью внутри, в которую была вставлена живая
бамбуковая палочка, подарок последней возлюбленной. На полу с обеих
сторон кровати лежали белые овечьи шкуры с длинным мехом, на свободной
стене напротив кровати висели часы и большая репродукция с японской
картины, на которой в обществе гостеприимных гейш расслаблялся бравый
самурай. Окно прикрывали полупрозрачные занавески с выбитыми на них
ветками цветущей сакуры.
К моменту завершения приборки в спальне стрелки на часах образовали
прямой отрезок между шестью и двенадцатью – время утренней медитации и
гимнастики.
Если отбросить все философские и мистические рассуждения, то у
утренней медитации останутся всего две вполне утилитарные цели: окончательное пробуждение адекватного восприятия того, что происходит
вокруг, и активизация способности сознания направлять и сопровождать
действия. Кто умеет эффективно медитировать с утра, тот не нуждается в
первой чашке кофе. Из такого представления о медитации вытекает и
соответствующее понимание утренней гимнастики. Комплекс составляющих
её упражнений должен быть нацелен не столько на тренировку мышц и
выносливости организма (по сути, на бесполезную растрату сил), сколько на
тщательную проверку возможностей самоконтроля. Утренняя гимнастика –
тест качества проведённой медитации. Аникин разделял эту точку зрения, потому в квартире его не было никаких специальных предметов и
приспособлений для физических упражнений – непременных атрибутов
местообитания современного мужчины.
Вторая комната являлась одновременно кабинетом и залом для
медитации и гимнастики. Ровные, ничем не обременённые, за исключением
большого золотистого диска часов, белые стены и потолок. В самом дальнем
от окна углу – стол для компьютера, рядом с ним – огромное рабочее кресло, совершенное творение новейшей дизайнерской мысли, здесь же
единственный источник искусственного освещения в комнате – высокий
торшер. От стола до самого окна пробковый пол был покрыт толстым
овальным ковром нежного оливкового цвета. У окна в плотно обвитых
волокном кокоса кадках – две пальмы. Невнятный рельефный рисунок на
лёгких шторах с сильным преобладанием зелёного над беж, сливаясь с
пальмами, создавал иллюзию тропических зарослей, начинающихся сразу за
ковром.
Когда медитация и следующая за ней по ритуалу гимнастика были
исполнены, часы-солнце на стене показывали без четверти семь – время душа
и приведения тела в социально приемлемый вид.
В половине восьмого вымытый и тщательно выбритый, благоухающий
лосьоном и дезодорантом, с уложенными волосами и опять облачённый в
халат, Аникин вышел из ванной и отправился на кухню готовить завтрак.
Меню получилось неприхотливым: овсянка на воде с растительным
маслом и зеленью, горсть лесных орехов, горсть кураги, несколько
черносливов и чашка какао, сваренного на соевом молоке.
Во время завтрака он смотрел телевизор. Судя по тому, что сообщалось
в новостях, в мире ничего особенного не происходило: кто-то кого-то
бомбил, взрывал, брал в заложники, выгонял откуда-то, разорял, отправлял в
отставку, обвинял в воровстве и других всевозможных грехах – в общем, как
всегда. Обычные земные дела, ставшие темой репортажей вездесущих
работников СМИ в силу каких-то неведомых простым телезрителям
обстоятельств. Почему именно эти события выбирают из миллионов других
точно таких же событий, толком не знает никто, даже руководство служб
информации. Может быть, поэтому от просмотра новостей у Аникина всегда
складывалось ощущение, что в мире никогда не случается чего-то по-
настоящему достойного внимания психически здорового человека, за
исключением, пожалуй, изменений погоды. А вот погоду как раз пообещали, по его представлениям, расчудесную: плотная облачность, температура
воздуха плюс восемнадцать, без осадков.
- Ну вот, значит, я всё пока делаю правильно, - с той же интонацией, что
и про играющих щенков, сказал сам себе Аникин, услышав прогноз
Гидрометцентра.
В половине девятого, наведя порядок на кухне и выключив телевизор, Илья Иванович отправился в кабинет подумать о том, что его ожидает в
ближайшие восемь-десять часов. В принципе ему и так всё было ясно: предстоял довольно хлопотливый день, а потому неспешное размышление в
утренней тиши нужно было не столько для решения чего-то важного и
серьёзного, сколько для настроя на неотвратимую суету.
Настрой на дневные дела есть также обязательный пункт утреннего
ритуала. Именно он позволяет выработать внутри себя позицию стороннего
наблюдателя за происходящим. Конечно же, это ни в коей мере не уменьшит
то зло, которое человек, добиваясь результатов, неизбежно принесет и себе и
окружающим, но вполне может помочь не совершить и не получить зла сверх
этого. Для обретения такой позиции и удерживания её в последующем надо
правильно определить главную цель дня и смотреть затем на всё только с
точки зрения её достижения, ни в коем случае не поддаваясь искушению
получить больше при благоприятном течении событий, но и не паникуя в
случае неудач. В итоге, если действия будут сообразовываться с
реальностью, а необходимая доза зла произведена и воздана, то и главная
цель непременно как-нибудь да и будет достигнута, ибо того, что нарушает
естественный ход событий, в мире не бывает. С этим, конечно, могут
поспорить различного рода мистики и романтики, так что, у кого есть
лишние денег и время, те могут послушать и их. Однако наш герой к
подобным занятиям не имел ровно никакого расположения.
К девяти часам Аникин определил, что главным для его делового дня
должно быть получение реального заказа на новую работу. Насколько
крупным будет предполагаемый заказ и сколько даст денег, он гадать не стал
и, глянув на часы, отправился в спальню одеваться.
Внешний вид при знакомстве – самый важный фактор, по крайней мере, первые пять-семь минут, а они часто и решают почти всё, поэтому Аникин
всегда уделял особое внимание выбору одежды для встреч с будущими
заказчиками. На сей счёт у него были не раз проверенные собственным
опытом представления.
Он подошёл к шкафу, раздвинул дверцы и осмотрел его содержимое.
Обычный тёмный костюм и белая сорочка явно не годились, поскольку
облачённый в них напоминает клерка или жениха на свадьбе, что сначала
вызывает у возможного клиента чувство пренебрежения, а кончается всё
панибратством и откровенным разговором, в котором нет ни единой крупицы
искренности. Кто ж будет искренен с тем, кого слегка, а то и не слегка, презирает? Нет-нет, для презираемых существует только откровенность, а из
неё рождается всё что угодно, но только не деловые отношения.
Однотонные сорочки других цветов вообще не обсуждались, потому что
это униформа технического персонала. Тебя просто могут спутать с
посыльным или, что ещё хуже, с твоим помощником, которого ты отправил
прозондировать почву, и в результате страшно и навсегда обидеться.
Дорогая пара или тройка тоже не подходили – консультант, а Аникин, как Вы уже, думается, поняли, промышлял на почве консультационного
сопровождения различных деловых проектов (специальность у нас до сих
пор, в силу таинственности самих деловых проектов, весьма редкая), не
должен выглядеть как высший руководитель крупной корпорации или банка.
Это вызывает либо подозрительность, либо скованность в поведении
собеседника, даже если тот и сам крут. «Не дороже ли его костюм и галстук, чем у меня? Не тайный ли это мой конкурент? Не подослан ли он кем-то? А
сколько стоят его заколка и запонки?» – будет он терзаться в течение всего
разговора, и что бы ты ни делал, в конце встречи собеседник твой заявит, что
ему надо подумать, а затем просто исчезнет. И если ты потом попытаешься
напомнить ему о вашей беседе, то делать тебе это придётся через самого
младшего его секретаря, который сделает вид, что записал твоё имя и номер
телефона, и пообещает связать с шефом, лишь только тот освободится. В
следующий же раз он, как ни в чём не бывало, вновь спросит, как тебя зовут, вновь запишет и вновь пообещает. И будет так до тех пор, пока тебе самому
не надоест эта детская игра в испорченный телефон.
В общем, прикид должен быть таким, чтобы у клиента даже и мысли о
сравнении статусов не возникало и чтобы ему сразу стало ясно: консультант
– человек из совсем другой сферы деловой жизни, где действуют свои
правила и манеры и где у него есть высокий и не подлежащий никакому
сомнению статус. Иначе говоря, консультант не должен быть ни излишне
вылизанным и шикарным, ни излишне небрежным или, не дай Бог, потрёпанным. На первой встрече он должен быть в самую меру, чтобы ему
можно было доверять собственные проблемы без залипающих опасений и
неудобства:
- брюки – чёрные, тёмно-синие или тёмно-коричневые;
- обувь – под цвет брюк (но ни в коем случае не лакированная!);
- сорочка – в очень мелкую или, наоборот, в очень крупную клетку, с
ненавязчиво сочетающимся с ней галстуком;
- пиджак – из толстого рельефного материала, например, твидовый, подходящий по цветовой гамме под сорочку и галстук (не они под него, а
именно он под них – истина внутри).
Всё перечисленное, безусловно, обязано быть хорошего происхождения
и отменного качества, не затасканным, не очень броских неопределённых
тонов, но, в то же время, и не должно раздражать нарочитой изысканностью.
А вот носки могут быть с приколом: под цвет брюк и обуви, но с какой-
нибудь бросающейся в глаза деталькой, например, с цветной узкой полоской, небольшим зигзагом или маленькой фигуркой – в то время как все пытаются
выделиться с помощью галстуков, оригинальность лучше всего спрятать и
обнаруживать невзначай, в самом неожиданном месте.
За разъезжающимися дверками шкафа находилось всё, что было нужно.
Несмотря на присущую почти каждому мужчине банальную ненависть к
посещению магазинов одежды и обуви, Аникин хоть и с трудом, но раз в
году заставлял себя посещать эти заведения. Зато когда такое случалось, он
возвращался домой, точно какой-нибудь челнок из Китая или Турции, только
багажник и салон его «Галанта» были при этом забиты не засаленными бело-
красно-синими клетчатыми сумками, а глянцевыми фирменными пакетами и
гофрированными коробками с гербами лучших мировых производителей.
Денег, делая эти покупки, он не считал, несмотря на то, что в Москве все они
обходятся в полтора, а то и в три раза дороже, чем в других местах мира.
Облачившись в соответствии со своими убеждениями (носки были
выбраны чёрные, с красным мальтийским крестиком), Аникин прошёл на
кухню и размеренно выпил там чашку зелёного чаю. Затем он
закрыл все окна,
рассовал по внутренним карманам пиджака портмоне и паспорт, в боковой правый опустил мобильник (модный в то лето «банан»), обулся,
поставил квартиру на сигнализацию,
напоследок глянул в зеркало,
остался доволен увиденным в нём
и, прихватив на всякий случай зонтик,
вышел из дому.
Когда дверь захлопнулась за ним, часы в комнатах показывали ровно
десять.
Ох уж эти лифты в наших типовых жилых домах! Сколько вони и
бессмысленной переписки на стенах! Но и здесь тоже свой пункт ритуала: набрать полные лёгкие воздуха перед тем, как войти, нажать кнопку нужного
этажа, закрыть глаза и не дышать до тех пор, пока кабина не остановится и
двери её не раздвинутся. Тогда лифт точно не застрянет или не рухнет вниз, а
лёгкие получат хорошую тренировку.
Выйдя из подъезда, Аникин поздоровался с дворником и консьержкой, беседовавшими о чём-то своём у крыльца, и неспешным шагом направился к
остановке общественного транспорта.
Во дворе было спокойно и тихо – дом его стоял в глубине небольшого
микрорайона, расположенного в стороне от шумных магистралей города.
Позднее утро в таких дворах почти ничем не отличается от раннего – так же
безлюдно. Собачников и собак на детской площадке сменяют
немногочисленные мамаши или няньки с детьми, а так всё то же, только
освещение чуть поярче.
Между тем погода и правда оказалась превосходной: не холодно, не
жарко, но бодро. Грех, конечно, сравнивать горный воздух первой половины
девятнадцатого века с городским воздухом конца века двадцатого, но в
пасмурную погоду и сегодня в некоторых отдалённых районах Москвы – а
Аникин жил именно в таком районе – иногда под хорошее настроение
вспоминается известное лермонтовское выражение: «Воздух чист и свеж, как
поцелуй…». Впрочем, прервём цитату – за подобное сравнение нынче могут
приписать и склонность к педофилии. О, времена…
В газетном киоске, стоявшем рядом с автобусной остановкой, у давно
знакомой киоскёрши Илья Иванович приобрёл последний номер
«Коммерсанта». Женщина подала ему газету с нескрываемым недоумением
во взгляде – этот молодой симпатичный мужчина уже несколько лет подряд
покупал у неё только один и тот же еженедельник, публиковавший
подробную программу телепередач. И действительно, Аникин почти не
читал газет и журналов, а по телевизору лишь изредка, не чаще двух-трёх раз
в неделю, смотрел кино. Сведения случайного характера, льющиеся из СМИ, искренне полагал он, отвлекают от работы мысли и снижают остроту
ощущения жизни, а если не нарушать собственных правил, то по-настоящему
необходимая информация никогда нас не минует.
Зачем же тогда было брать эту газету? Он и сам толком этого не понял.
Может быть, для того, чтобы войти в потерянный за последние месяцы ритм, осуществив какое-то стандартное действие, характерное для делового
мужчины. Но это лишнее действие! Поймав себя на том, что сделал нечто
совершенно бесполезное и нарушившее правила и ритуал, он, чертыхнувшись, тут же свернул газету в трубочку и выбросил в урну, но
поздно – руки были в типографской краске. Возникла неучтённая капля зла –
следствие неадекватного поступка!
Чистый носовой платок пачкать и комкать не хотелось, в сознании же, как сигнал тревоги, загорелась фраза: «Вот тебе и наказание за нарушение
принципов! Не расслабляйся!» Но в этот момент он увидел, что к остановке
подъехали «Жигули» шестой модели. Это явно был охотящийся за поздним
утренним клиентом частник. Таксисты любят поздних утренних клиентов –
они, как правило, состоятельны и никогда не торгуются, поскольку чаще
всего спешат на какой-нибудь бизнес-ленч.
Тут же забыв о газете и грязных руках, Аникин устремился к
«шестёрке». Открыв дверцу и не спрашивая разрешения, он сел в машину и
сказал важным тоном не терпящего возражений господина:
- Здравствуйте, к бару-ресторану «Пиккадилли», пожалуйста, Калужская
площадь, один. Плачу тридцать рублей.
Сумма, предложенная им, несколько превышала существующие
расценки. Назвал же он её, дабы важность его не была тут же поставлена
водителем под сомнение. Кто-то, возможно, считает, что главное для
достижения успеха в жизни – всегда себя вести уверенно, на самом деле
безапелляционное поведение по отношению к окружающим имеет смысл
лишь в том случае, если вы демонстрируете реальную готовность оплачивать
свои счета.
- Возьмите, - с неожиданно доброй интонацией сказал женский голос.
Повернувшись к водителю, Аникин увидел, что это была приятная
интеллигентная дама лет сорока пяти. Она смотрела ему в глаза и, улыбаясь, протягивала пакетик с одноразовой гигиенической салфеткой. Машина
тронулась. Через минуту руки его были чисты, хорошее расположение духа
вернулось, и он с удовлетворением подумал: «Будем считать, что легко
отделался, а предупреждение принято к сведенью!»
Заторы были умеренными (все, кто вынужден ежедневно отдавать кусок
своей жизни работе, уже с час как освободили проезжую часть и допивали
вторую чашку кофе в своих офисах), и через двадцать минут «шестёрка»
подъехала к «Пиккадилли». Аникин расплатился, пожелал удачного дня
своей заботливой извозчице и вышел из машины.
На улице он достал телефон и посмотрел, который был час, – не брать
часы на первую встречу с возможным клиентом тоже есть часть ритуала.
Времени было десять часов сорок минут.
Он рассчитывал на эти двадцать минут – на них приходилась настройка
на начальное действие в предстоящем деле. Содержание этого действия
состояло в том, чтобы подвергнуть Купавина психологической обработке, необходимость которой проистекала из следующего: в каждом заказе, принесённом Севой, лежал его карьерный интерес, обычно не имевший
непосредственного отношения к сути работы. Поэтому следовало выявить
этот интерес и тут же очень тонко, не раздражая Севино самолюбие, блокировать. В данной манипуляции не предполагалось обмана, потому что
купавинские потребности при правильном решении задачи будут так или
иначе удовлетворены, но они не должны путаться под ногами в процессе
определения задачи и её уяснения.
Именно об этом Аникин и задумался, неспешно прогуливаясь по проезду
Апакова от бара-ресторана «Пиккадилли» до Мытной улицы и обратно, соединив руки за спиной зонтом.
Как назвать отношения Аникина с Купавиным? Это не были
партнёрство или дружба в чистом виде. Сева в своём стремлении во что бы
то ни стало сделать великую деловую карьеру проявлял бешеную активность, вследствие чего периодически попадал в ситуации, из которых не мог
выбраться, опираясь только на свои возможности и способности, а Илья
Иванович по большей части вёл праздный образ жизни и выходил на сцену
лишь тогда, когда надо было срочно выручать зарвавшегося в своём
тщеславии знакомца. В итоге один неуклонно продвигался по должностной
лестнице вверх, а второй, не реализуя никаких честолюбивых планов, обеспечивал себе вполне безбедное существование. Можно сказать, что это
был своеобразный социальный симбиоз, из которого произрастало всё
остальное, что, порой, происходило между ними…
IV
Купавин сидел в самом дальнем углу на первом этаже у окна на всё тот
же проезд Апакова и увлечённо шуршал свежим номером «Коммерсанта».
Одет он был в новенькую коричневую тройку, бледно-розовую сорочку и
шикарный галстук малинового цвета, прихваченный роскошной золотой
булавкой с небольшим бриллиантом. Очевидно, вещица сия по замыслу Севы
должна была служить связующим звеном между его стильными очками в
золотой оправе, изящным перстнем-печаткой, также украшенным по
диагонали тремя бриллиантами, и плоской спиралевидной цепочкой часов, спрятанных в кармашек жилетки.
- Здравствуй, Севочка! Как же я тебя давно не видел-то, родной! Что, зашёл на ланч в общепит?! – воскликнул Аникин с искренним радушием.
Илья Иванович, без сомнения, был рад видеть друга – Сева являлся
одним из самых приятных и порядочных, по крайней мере, по отношению к
нему, людей, каких он знал в жизни.
Купавин, отложив газету, настороженно чиркнул глазами, напоминавшими пару чёрных чёток, по Аникину с головы до ног.
Удовлетворённый внешним видом и общим состоянием приятеля, Сева
вскочил из-за стола уже с радостным взглядом и кинулся к нему обниматься.
Прикладываясь к лицу Аникина идеально выбритыми щеками, он с лукавой
интонацией приговаривал:
- Привет-привет, Илюшенька, сколько лет, сколько зим, счастье-то
какое! Как же я удачно забрёл-то в эту столовку отобедать! Даже и не мечтал
тебя тут встретить!
- «Лакоста»? – спросил Аникин, вдохнув его запах.
- Да что ты! Это «Шипр» с «Тройным» в сочетании дают такой
изумительный эффект, - ответил Купавин, несколько удручившись
осведомлённостью Аникина в редких в то время в Москве мужских
парфюмах.
- А в каких пропорциях смешивал и на какую скорость ставил миксер?
Или ты их блендером?
- Ну вот, всё тебе расскажи! Военная тайна! Послужишь с моё –
узнаешь!
Купавин был майором запаса. Он окончил Ярославское финансовое
военное училище, после чего проходил службу армейским бухгалтером.
Когда Советская Армия вслед за страной распадалась, он состоял при штабе
Киевского военного округа. Романтичное время сие было романтичным для
кого угодно, но только не для военных – для них оно как раз обернулось
временем реального самоопределения, в прямом значении этого термина
методологической школы философа Щедровицкого. Быстро сообразив, что
происходит, Купавин не стал принимать присягу на верность Украине и, напоследок умудрившись «оторвать старшего офицера», вернулся
двадцативосьмилетним отставником в Москву к родителям.
- Принести вам чего-нибудь попить? – прозвучал тихий и почти
ангельский голосок – пока приятели обнимались, к ним незаметно подошла
молоденькая официантка в чёрной безрукавке и белоснежной блузке.
- И не только попить, но и выпить! – воскликнул Купавин и затем, пребывая, по всей видимости, в абсолютной уверенности, что ведёт себя
достаточно дружелюбно и вежливо, деловито огласил всю ближайшую
программу: - Вот что, голуба моя, будь добра, принесите-ка нам грамм по
сорок девять «Реми», лимончик, только обязательно без сахара, и пару чашек
кофе по-американски. Коньяк сразу, а кофе – как дадим отмашку.
Непринуждённое и мягкое, но в то же время властное и не допускающее
никакой фамильярности умение обращаться с людьми, предоставляющими
услуги за деньги, было, как он считал, у него в крови. Таким образом, наверное, сказывалось его интеллигентное офицерское прошлое.
Ярославцы, в шутку прозванные кем-то «финназом», всегда были особой
кастой в исчезнувшей армии. Надменные лица с несвойственной военным
претензией на интеллект, выправка, не уступающая строевым офицерам, опрятность и щеголеватость обмундирования, никогда не доходящая до
распространённой среди других обитателей штабов безвкусицы, а также
сдержанность в употреблении грубых слов и выражений – вот общие
отличительные черты армейских финансистов. Если Вы видели других, то, вероятнее всего, это были призванные на два года выпускники гражданских
вузов, имя которым среди кадровых офицеров – «двугадюшники».
Едва друзья уселись за столик, как на нём возникли «Реми» в огромных
коньячных фужерах и тарелочка с нарезанным кружочками лимоном, а также
два меню в обложках из тёмно-красного кожзаменителя. На обложках этих
порхал Амур с луком и крыльями бабочки, телом же и возрастом при этом
смахивающий на старшекурсника хореографического училища.
- Ну что ж, старик, давай сразу к делу, время – деньги, а всех денег, как
известно, не заработать и не украсть, но умеренное рвение к этому надо
проявлять, дабы не было горько и обидно за упущенные возможности, -
залихватски и, вместе с тем, как-то заученно начал Купавин и, приподняв
свои «сорок девять грамм», воскликнул: - За твоё здоровье и за встречу, Илюшенька! Дай нам Бог!
Они соприкоснулись фужерами и, сделав по небольшому глотку, взяли с
тарелочки по кружочку. Морщась от лимона, Купавин продолжил не менее
ретиво:
- В общем, всё обстоит так: через часика полтора здесь объявится Сергей
Спиридонович Крытов, вице-президент «Среднерусского территориального
коммерческого банка», ты, наверное, и названия такого не слышал.
Должность эта его чисто условная – реально он контролирует и банк и ещё
много чего, в общем, он лицо первое, а не второе, но дело не в этом, дело в
том, что в декабре следующего года он станет у себя на родине
губернатором. Коммерцию, как ты сам понимаешь, придётся оставить, но
контроль за делами ему хочется сохранить, а мужик он правильный –
полностью полагаться на людей не желает, короче, я так кумекаю: ему нужна
надёжная схема полного контроля за ситуацией после его ухода из бизнеса в
политику.
Купавин замолчал и вопросительно посмотрел на Аникина. Тот отвечать
не спешил, и в разговоре образовалась пауза…
Они познакомились летом девяносто второго года. Купавин тогда как
раз только что уволился из армии и работал в небольшом банчке, образованном на базе одного из многочисленных московских отделений
ликвидированного «Жилсоцбанка». Бывший армейский бухгалтер занимал в
нём непонятную, но очень модную по тем временам должность начальника
отдела развития.
Банчок, просуществовав целых три года (!), никак не мог выбиться в
число ведущих мировых финансовых институтов. Такое положение дела
нарушало великие планы его президента, энергичной, лет тридцати пяти
женщины, искренне верившей в то, что наступила новая эра, когда лишь
проявленные ум, настойчивость и трудолюбие определят, кто будет хозяином
этой жизни в этой стране. Надо было срочно что-то предпринимать. Вот
тогда и возник в банке отдел развития, который возглавил молодой, но уже
опытный специалист, сын лучшей подруги матери президента.
Сева взялся за дело решительно и вместе с тем резво – через месяц он
уже выдал руководству главную причину замедленного развития: сильная
текучка кадров в операционном отделе. Руководство согласилось с
предложенным видением проблемы и тут же поставило перед новым
подразделением следующую задачу: срочно разработать план мероприятий
по ликвидации сильной текучки среди сотрудников операционного отдела.
Однако бухгалтер он ведь и в армии бухгалтер: зафиксировать то, что
реально в наличии, – пожалуйста, зафиксировать, как надо начальству, то есть
с существенными отличиями от того, что реально в наличии, – тоже будьте
любезны, а вот предложить нечто новое – никак. Ну, совершенно никак! Для
бухгалтера это абсолютно противоестественное действие. В общем, что
делать с этой оравой девиц из оперзала, регулярно перескакивающих по
каким-то таинственным причинам из одного банка в другой, Сева не
представлял и впал в полную растерянность. Не зарплату же им повышать!
Пусть будут довольны тем, что вовремя эту самую зарплату получают, в
отличие от всего остального населения страны! Но что с этими
вертихвостками делать?! Стена! И вот в столь ответственный момент
карьеры, можно сказать, в остро-критический её момент, судьба и свела Севу
с Аникиным.
Их первая встреча состоялась на одном из популярных тогда среди
нарождающегося делового люда семинаров по основам управления
бизнесом…
Аникин посмотрел на свой фужер, взял его, поднёс к лицу и, насладившись ароматом, сделал глоток, после чего сказал:
- Ты продолжай, продолжай, пока мне всё абсолютно понятно.
- А что продолжать-то?! Разве неясно? – возразил Купавин, но всё-таки
продолжил: - Бизнеса у мужика целый состав и полвагона, почти всех своих
ребят он заберёт в новую администрацию, сам понимаешь, всех их надо
будет кормить – никто ж нынче не пойдёт добровольно на чиновничьи
зарплаты без специально организованной стабильной компенсации, чтобы
служить трудовому и прочему народу. Пока подрастёт и окрепнет молодёжь, которая их заменит, нужен жёсткий контроль за покинутым бизнесом, эффективный и нетрудоёмкий, дел-то по управлению областью будет
невпроворот, ну, а как молодёжь окрепнет, так тем более глаз да глаз нужен.
Проговорив всё это, Купавин снова с вопросом в глазах замолчал. Опять
повисла пауза…
Сколько помнил Аникин своего друга Севу, тот всегда подавал
проблему, которую предстояло решать, делая время от времени вот такие
значительные паузы. Вероятно, это была его манера проверять, насколько
собеседник усваивает изложенное, говорят, военным подобное свойственно, а может быть, и просто какая-то психологическая особенность личности, связанная с некоторой ограниченностью способности к пониманию тех задач, что перед ним стояли. Точно так же он рассказывал и о трудностях в
