Влево до Литейного и вправо до Таврического сада, невидимого за пышной листвой, тянутся по пояс заросшие травой газоны. Две бесконечные клумбы благоухающего душистого табака, шпалеры почти непроходимого подстриженного боярышника, два ряда молодых лип, посаженных моими сестрами и их подругами во время школьных субботников, столетние тополя на тротуарах вдоль домов, один из которых выше крыш и в три обхвата, с вросшей в тело чугунной решеткой, стоит прямо у нашего дома.

Обходить газон лень и я, выждав момент, когда нет никого поблизости, перескакиваю через цветы, продираюсь через боярышник и оглядываюсь по сторонам. Все спокойно. Огромная, рыжая собака Альфа, принадлежащая вдове-полковничихе, просунув морду через решетку, лениво тявкает в пространство с балкона второго этажа. Мои старшие сестры через раскрытое окно о чем-то переговариваются со школьными подругами Елкой (из-за прически) и Мухой (из-за фамилии), стоящими на тротуаре. Прогуливая длинную и плоскую собачонку, проходит странный человек из соседнего дома. Чудак с сигаретным мундштуком в зубах. Во внешности, манерах что-то заморско-буржуйское, как их рисуют в газетных и журнальных карикатурах. Кто он и откуда никто не знает. Что-то не видно сегодня дразнящих его мальчишек и ему не приходится отбиваться от них, делая страшное лицо и ругаясь на каком-то неведомом языке.

Проскальзываю в покосившиеся, скрипучие деревянные ворота, прохожу мимо дверей в нашу квартиру с овальной чеканной табличкой страхового общества тысяча восемьсот какого-то года и замираю перед окном кухни. Нужно проскочить незаметно мимо нашей бабушки Даши, гремящей кухонной посудой. Не загнали бы домой. Есть дела и поважнее домашних.

Весь двор заставлен поленницам дров. Звон мяча о стену. Леля Маленькая и Леля Большая ловко и грациозно прыгают через него. Что-то спрашивают у меня, но я отмахиваюсь от них. Недосуг. Сережка что-то сосредоточенно выстругивает из щепки, а как всегда чистенько одетый Сева присматривается к большой луже. Его мать довольно долго и подозрительно приглядывает за ним со второго этажа, но, потеряв терпение, на всякий случай, грассируя, кричит: "Сева, даже и не думай!". Где-то на третьем этаже один патефон играет "Рио-риту", а другой "Мишку, Мишку". Через открытое окно кухни десятой квартиры на втором этаже слышится шкворчание масла на сковороде, а по двору разносится соблазнительный запах жареной трески. И картошечка, наверное, варится. Пошатываясь и гремя сумкой с инструментом, проходит вечно пьяный водопроводчик Василь Карпыч. Демобилизованный Мишка из первой квартиры вместе с отцом пристраиваются пилить дрова и обсуждают заточку топора и пилы.

Из парадной справа выходят два бравых старших лейтенанта - Эдик и Филипп. Чудесные парни. Особенно Эдик. Слушатели артиллерийской академии на Литейном. Вот и сейчас с портфелями, значит, туда. Снимают угол у… Забыл, но очень добрая старушка. Всегда угощает ребят во дворе пирогами, когда печет. Эдик - мой друг, несмотря на разницу в возрасте и понятную снисходительность. Никогда не пройдет мимо, не поговорив со мной хоть пять минут. Чем-то я приглянулся ему с самого первого дня. Частенько ходим с ним до угла Литейного, где он покупает мне мороженое или пакетик чищенных грецких орехов, а пока идем, то болтаем на самые разные темы от топографии до Тарзана. Филипп более молчалив, но всегда улыбается. Стали ли вы, ребята, генералами? Вспомнил, старушку зовут Наталья Никифоровна.

Банщик-инвалид дядя Аркадий от нечего делать сидит и смотрит в окно однокомнатной квартиры на первом этаже. Видно выходной. Его великовозрастная дочь Любаша девчонка добрая, но немного шалая сейчас на работе. Батя ее частенько потчует ремнем и за волосья по причине гуляний с парнями, но ей все нипочем. Характер. Чуть дальше задний флигель с уютной парадной и деревянной, скрипучей лестницей. Там живут только евреи и поэтому парадная называется "еврейской". Народ тихий, не скандальный и нас не гоняет, но просят не очень шуметь, когда мы в ненастье собираемся под лестницей.

Каретный сарай с клетушками кладовок в два этажа. Замки, замки, замки. Через щели видны сокровища всяких штучек, интересных, таинственных предметов. Их тут больше, чем на всех трех чердаках в доме, но и здесь нет того, кого ищу. Выхожу. Прачечная. Треск горящих дров, запах дыма и влажный дух стирального щелока. В огромном котле смачно булькает белье. Прачечная никогда не запирается, и при игре в прятки я иногда ныряю в пустой котел и прикрываюсь крышкой. Найти невозможно. Почти. Сейчас же дворник, тетя Катя, в клубах пара стирает в огромной деревянной, наверное, еще дореволюционной лохани и напевает что-то про себя.