— Она ненормальная! Точно! — прошептал Сега и повертел пальцем у виска.
Мишка ничего не сказал. Он молчал и внимательно смотрел на девчонку в соседнем огороде.
А девчонка ходила между грядками и громко разговаривала. Но кроме неё там никого не было. Дверь дачи закрыта, и нигде ни души.
— Ты зимовать куда полетишь? В Африку? А разве долетишь? — серьёзно спрашивала у кого-то девчонка.
«С птицей, что ли, разговаривает?» — подумал Мишка.
Но птицы рядом не было. Только порхала в воздухе весёлая желтовато-белая бабочка. Вот над крапивой замелькала ещё одна — коричнево-оранжевая с белыми пятнышками.
— Здравствуй, репейница! — обрадовалась девчонка. — Знаю, знаю, вы стаями в Индию улетаете. Что? И в Иран тоже? Верю. Счастливого пути вам, цветы перелётные, — и помахала бабочке рукой.
Мишка почесал в затылке, посмотрел на Сегу и… опять ничего не сказал. А девчонка нагнулась к грядке и погрозила кому-то пальцем:
— Опять воды просишь? Я вчера тебя поливала. Сегодня не твоя очередь. И не уговаривай, не успею. Опоздаю к доктору. Слышишь, кашляю?
И девчонка закашляла на весь огород.
«Может, она — «артистка», в драмкружок ходит, а сейчас роль повторяет?» — мелькнуло у Мишки.
Вдалеке рыкнул гром, будто заворчал на кого-то. Девчонка кончила кашлять, посмотрела вверх. Небо с одной стороны начинало темнеть. Видимо, оттуда ползла грозовая туча.
Мишка с Сегой обрадовались. Значит, не нужно поливать огороды.
— Айда на стадион! — весело предложил Сега.
А девчонка опять заговорила, глядя на цветок.
— Разве? Спасибо, что предупредила. Работай, работай, я тебе не помешаю, — и взяла в руки лейку.
Мальчишки переглянулись. В это время гром зарокотал сильней прежнего. А эта разговорчивая девчонка зачерпнула из кадушки полную лейку воды и спокойно, деловито начала поливать… ай, батюшки, у ребят глаза расширились, начала поливать крапиву. Да, да, именно крапиву.
— Я же говорил, чокнутая! Ага! — сказал Сега.
— Точно, — громко подтвердил Мишка, и в голосе его прозвучало сожаление.
Девчонка обернулась, увидела, что на неё смотрят, но не испугалась, не смутилась, а продолжала поливать крапиву. Только больше уже не разговаривала. От крапивы перешла к полыни, ромашке и другим сорнякам.
Гром гремел всё слышнее, небо темнело, а девчонка пошла наливать вторую лейку.
«Залить сорняки хочет, чтоб захлебнулись и погибли. Боится крапиву руками выдёргивать, — подумал Мишка, — может, она хитрая, а не чокнутая. Я сколько дней с опухшими руками после крапивы ходил».
Но вторую лейку девчонка стала выливать на грядки с овощами.
— Ты что делаешь? — неожиданно для себя заговорил Мишка.
— А у тебя глаз нет?
— А у тебя голова есть?
— Вот она, — и девчонка покачала головой с двумя красными бантиками. Будто две бабочки запутались в волосах и никак улететь не могут.
— Да ну, не связывайся с психованными, — потянул за рукав Сега, — айда на стадион.
— Бантики вижу, а головы нет, — продолжал Мишка.
— Почему?
— Так кто же с головой перед дождём поливает? Смехота!
— А дождя не будет, — ответила девчонка, и Мишке послышалось ехидство в её голосе.
В это время гром гр-ромыхнул ещё ближе.
— Слыхала, как не будет! — и оба мальчишки откровенно расхохотались.
Лицо девчонки на миг сделалось растерянным. Но вот она стала спиной к ветру и глянула на тучу, которая чёрным бугром лезла из-за деревьев. Потом посмотрела в противоположную сторону, где небо было ещё синим, заулыбалась и спокойно пошла наливать третью лейку. Мальчишки опять переглянулись.
— Спорим, что дождя не будет! — вызывающе крикнула она под очередной раскат грома.
— Спорим! На что?
Оба перепрыгнули через забор и очутились возле неё.
— На что хотите.
— На-а… На-а… — они замялись.
— На пломбир за сорок восемь! — выпалил Сега, не дав Мишке сказать что-нибудь позначительнее.
— Пожалуйста, — спокойно, далее как будто равнодушно ответила девчонка и начала поливать огурцы.
Дождя в тот день не было.
Назавтра утро выдалось такое безоблачное, что, казалось, солнце не скроется никогда и будет светить вечно.
Ребята решили пораньше разделаться с поливкой и удрать с огорода, пока не пришла девчонка. Пломбир за сорок восемь они не покупали. Вчера, озадаченные и побеждённые, убежали, так и не полив грядки.
Сейчас решили поливать вместе. Торопились изо всех сил. Бегом, толкая друг дружку, носились между грядок и поливали, поливали, поливали. Наконец, с Сегиным огородом покончили, перебежали на Мишкин. Но силы были на исходе.
И вот в тот самый момент, когда Сега трясущимися от усталости руками вылил полведра вместо лука на собственные тапочки, а шатающийся Мишка споткнулся и растянулся между грядками, раздался знакомый-презнакомый девчачий голос. Девчонка откровенно смеялась. Ни Мишка, ни Сега не повернули в её сторону головы. А смех ужасно назойливо лез в уши и подстёгивал ребят. У них прибавлялись силы. Сега со всех ног побежал за новой порцией воды. А Мишка, повернувшись к смеху спиной, отчаянно выкручивал майку на животе. Из неё на землю тонкой серебряной струйкой бежала вода, потому что, когда он упал между грядок, ведро опрокинулось на Мишку.
— Чего смеёшься, — крикнул он, — не в театре!
— Поливайте, поливайте, перед дождём это очень полезно, — и смех горошком опять покатился по огороду.
Девчонка стояла за забором с теми же красными бабочками, которые до сих пор не могли отцепиться от волос.
— Перед каким это дождём? Ни облачка!
— Перед каким? Перед мокрым! Вот! Спорим!
— А вчера спор был нечестный. У тебя дома барометр есть. Постукала и узнала, что дождя не будет.
Девчонка перестала ехидно улыбаться, растерянно заморгала и сказала каким-то совсем домашним голосом:
— Не-ет, у нас нет барометра. Если б был, я б не спорила.
Нос покраснел, вот-вот расплачется. Лицо сделалось таким, что Мишка вдруг поверил.
— А откуда узнала?
— Мне сказала одна знакомая пчела.
— Кто-о?
— Пчела. Она мёд собирала и прожужжала. По секрету. Если б гроза, она за мёдом не полетела бы. Это элементарно, — сказала она важно.
Мишке показалось, что девчонка опять стала задаваться и ехидничать.
— А ещё я сама догадалась. Без пчёлы.
— Как?
— Если к ветру спиной стать, то дождь только слева может прийти. А туча справа была.
— Врёшь ты всё. Девчонки известные вруши. Вам бы только пчёлочки-бабочки-козявочки!
— Ага! — подтвердил Сега, не найдя никаких других слов.
— В наш атомный век главное — техника! Космические корабли! Электроника! А не цветочки-василёчки! — наступал Мишка. — Ты про ЭВМ слыхала когда-нибудь?
Девчонка обидно поджала губы и ничего не сказала. Мишка понял, что про ЭВМ она слыхала.
— А ты знаешь, что наши самолёты…
— А ты знаешь, — перебила его девчонка, — что контуры наших самолётов похожи на контуры бражника?!
— Кого?
— Бражника! Бабочки такие есть! А военные специалисты изучали окраску бабочек!
— Зачем это?
— А затем, чтоб создать защитные сетки и маскировочные тенты! Вот!
— А я видел бражника! Честно! У одного мальчишки коллекция есть, — обрадованно вспомнил Сега.
— Бабочки красивы, только когда летают! А в коллекции они же булавками приколоты! Ой! — девчонка обеими руками схватилась за щёки и зажмурилась. — Это ужасно! А живые они похожи на перелётные цветы!
— Чего-о?
— А в Древнем Риме считали, что бабочки — это лепестки от цветов.
— В Риме? В Древнем?
— А на юге есть бабочки, которые пахнут, как цветы!
— А ты лентяйка и ненормальная! Крапиву поливаешь! Сорняков полно!
— А у нас чисто! Не то, что у некоторых! — ввернул Сега.
— Так у вас и на яблонях чисто! Не то, что у некоторых.
И все трое посмотрели вверх на деревья. В садах у ребят яблок было не очень много, а у неё, у девчонки, ветки гнулись чуть не до самых сорняков. На грядках, правда, сорняков не было, они жили поодаль и особенно около деревьев.
— А почему… так? — мрачно спросил Мишка, показывая на яблони.
— Очень просто. И крапива, и полынь, и пижма, и тысячелистник, и…
— Сорняки, в общем? — уточнил Сега.
— Да. Они сад от вредителей берегут. Их не только выпалывают, а специально сажают и ухаживают за ними, — в синих глазах девчонки мелькнуло явное превосходство.
Это было уже слишком. Она издевалась. Чтобы сажать сорняки!
— А про сегодняшний дождь мне морковка сказала.
— Да она у тебя подыхает! Чуть живая лежит! Полить лень — вот и дождь выдумываешь!
— Не выдумываю! Будет! Ой! — девчонка поглядела на открытую дверь дачи, куда в этот момент залетала крапивница, и побежала за ней.
— Псих! Точно! — утвердил Сега.
Мишка глянул вверх. Небо мирно, безмятежно синело над головой. Ни тучки. Ни облачка, самого лёгкого, самого воздушного и того не было.
Девчонка выбежала из домика с торжествующим лицом и выпалила:
— Не простой дождь, а гроза будет! Ровно через два часа! Вот!
Мишка почувствовал, что его изнутри распирает зло.
— Бабочка сказала?
— Она! Спорим?!
И тут Мишка взорвался:
— Спорим! Спорим! Спорим!
А Сега своё:
— На пломбир за сорок восемь!
— Хоть на десять пломбиров! — распалялся Мишка.
— Хорошо, на десять пломбиров, — лукаво и ехидно сверкнув глазками, сказала девчонка и независимой походочкой ушла в домик.
Ровно через два часа разразилась гроза.
Назавтра приятели молча сидели в смородинных кустах Сегиного огорода. Надо было кое-где прополоть грядки, но вылезать из укрытия не было никакого желания.
«Одиннадцать пломбиров это… это, — подсчитывал в уме Мишка, — пять двадцать восемь».
— Пять рэ, двадцать восемь кэ, ого-го! — сказал Сега, будто прочитал Мишкины мысли и свистнул.
— Надо ей сшибить форс, чтоб не задавалась, — пробурчал Мишка. — А то больно много знает.
— Точно! А спор никто не видел, не слышал. Нормально. Не отдадим — и порядок.
— А что отдавать-то? Если б было!
Помолчали.
— Навязалась, понимаешь… Сю-сю-сю… Моя козявочка, моя букашечка, мои цветочки-василёчки, тьфу, противно, — Мишка зло сплюнул.
— Точно! Разве девчонки — люди? — Сега хотел сплюнуть так же, как и Мишка, но у него не получилось: он плюнул себе на карман рубашки — и сконфузился.
— Разве можно на них положиться? — развивал Сегину мысль Мишка. — Нет! Всегда подведут! И дружить не умеют! И не выручат никогда!
Хлопнула девчонкина калитка.
— Не беспокойся, деда. Я успею, — раздался тот самый голос. И тут же девчонка закашляла. — Давно мне к доктору надо.
— Иди, иди к своему доктору, только матери не говори, что я тебя одну отпустил. Чтоб ровно в четыре была дома. Сумку не забудь.
И стало тихо. Ребята выглянули из-за кустов. В девчонкином огороде возле дачи возился дед. А внучка по дорожке между чужими садами и огородами уходила всё дальше и дальше. Вот она дошла до поворота и свернула, но почему-то не к автобусу, в город, а к лесу.
— Говорил, что они вруши. Деду сказала, к врачу идёт, а сама в лес.
Переглянулись и оба махнули через смородинные кусты на дорожку. За минуту были у поворота. Девчонка шла действительно к лесу, весело размахивая сумкой.
— Лечиться идёт! Х-ха!
— Давай надаём, сумку повесим на сук высоко, пускай попрыгает, — предложил Сега.
Мишка молчал. Оба двинулись за девчонкой, но так, чтоб она их не видела.
Начался лес. Девчонка шла уверенно, быстро, что-то под нос напевая. Вот остановилась, повесила сумку на орешник и осторожно пошла за порхающей бабочкой. Одна ручка у сумки соскочила с ветки, и сумка будто открыла рот. Ребята подошли, заглянули. На дне лежали газеты, книжка, часы и компас. Часы мужские старые, которые носят не на руке, а в маленьком кармане брюк. Зато компас новый, наручный с самодельным ремешком, связанным из красных и синих ниток.
— Проучим! — решительно сказал Мишка и, вытащив часы с компасом, положил себе в карман.
— Точно! — радостно подпрыгнул Сега. — Аа-а… — и он кивнул на Мишкин карман.
— Потом отдадим, что мы, воры?! Пускай заблудится, перепугается, разревётся. Так ей и надо. Не будет цветочками-василёчками хвастать, вруша несчастная.
— Ага! Уж мы её подразним! А потом на дорогу выведем! Что мы, бандиты?!
Девчонка возвращалась. Ребята спрятались. Она взяла сумку, не заметив пропажи, и пошла дальше без дороги в глубь леса. Мальчишки тихонько за ней. Шли долго и молча.
— Сколько времени, глянь, — не выдержал Сега.
Мишка деловито полез в карман, вытащил часы. Они показывали двадцать минут второго. Часы были тяжёлые, прохладные. На крышке какая-то дарственная надпись. Полустёртая.
— А где она?
— Кто?
— Девчонка!
Ребята завертели головами. Девчонки нигде не было. Будто растворилась среди деревьев.
— А вон платье белеет.
Ребята осторожно побежали к белому платью, а это оказался ствол берёзы среди кустов.
— Вон где сучья трещат! В другой стороне! А мы, дураки, сюда!
И мальчишки кинулись в другую сторону. Бежали, бежали, остановились, прислушались — тихо. Нигде сучья не трещат. Только дятел упрямо долбит над головой. Место незнакомое. Вроде сюда никогда и не заходили, всё больше обживали лес вдоль дороги. А девчонка в самую глубь повела и… пропала.
— Где же она? Ты иди туда, а я сюда, — предложил Мишка.
— Тогда вовсе потеряемся, — с дрожью в голосе сказал Сега. — Лучше покричим.
— А как её зовут?
— Откуда я знаю.
— Э-эй! Эге-ей!
— Ау-у-у…
Никто не откликнулся. Ещё покричали. Ещё и ещё. В ответ ни гу-гу.
— Чего стоять, искать надо! Пошли.
— А если бежать, то скорей найдём!
Побежали.
Покричали.
Результат всё тот же.
— Нам наплевать, мы вдвоём, а она одна.
— Нам чего волноваться, у нас компас есть, а у неё…
Опять побегали, поэгейкали, поаукали. Тихо. Деревья вокруг незнакомые. Шумят как-то подозрительно. Недружелюбно. Кусты ветками дорогу преграждают, бежать не дают.
— А город где? Куда домой? — спросил Сега.
— Погоди ты — домой! Её надо найти. Пропадёт ведь одна… со страху.
— Ну, найдём, а куда с ней идти?
— Куда-куда, сейчас, — Мишка достал компас. — Это тебе не цветочки-василечки. Это — техника! Вон там север.
— Ага. Вижу, — Сега взял компас себе. — А если так повернуть, то север там. А если так, то вон там. Где хочешь, там и север. И девчонка ненормальная, и компас у неё ненормальный.
— Стрелку же надо отпустить. Она прижата. Лопухи! — обрадованно вспомнил Мишка.
Освободившаяся стрелка вздрогнула, закачалась, вертанулась по кругу и острым зеленоватым треугольничком показала север.
— Вот он север! Ура! Всё в порядке!
Это был действительно настоящий север. Не придерёшься.
— Ну и что север. Север там, юг там, а город-то где?
— Интересно…
Мальчики задумались. Как же, если знаешь, где север, найти дом? Непонятно. Зачем тогда компас в лес берут? Мишка вздохнул и сунул бесполезный компас в карман.
— Вечер уже, темно, холодно, — трусливо поёжился Сега.
— Какой тебе вечер, трус ненормальный! — Мишка упрямо двинулся вперёд наугад прямо в густые кусты и… провалился то ли в яму, то ли в овраг, сразу и не понял. Оказалось, в овраг. За ним провалился Сега.
— Ма-а-ма-а… Ой, медведь! О-ой!
— Какой тебе медведь, это я ползу, — и подумал: «А я ведь и правда, Мишка. Х-ха!»
В овраге было темно, сыро, местами даже скользко. Долго выбирались, падали, вставали, опять падали. Ободрали руки, лица, не говоря уже о штанах и майках. Сега потерял тапочку и шлёпал босой ногой по сырому, холодному, а местами чему-то колючему.
Выбрались из оврага, вздохнули. Но из леса-то не выбрались. Девчонку-то не нашли. Опять без толку аукали. Хоть кто-нибудь отозвался бы, если уже не девчонка. Как назло, лес будто вымер, будто стоит за сотни километров от жилья. А город был где-то рядом, только в какой стороне — неизвестно. Бывает же так. Смехота.
Долго плутали меж кустов и деревьев, пока не набрели на тропку. Ура! Дорога под ногами! Но куда по ней идти? В ту сторону или в эту? Пошли в ту, оказалось, надо было в эту. Пришли не в город, а в деревню. Название знакомое, когда-то проезжали. Медяки, которые были у Мишки в кармане, исчезли. Наверно, высыпались, когда лазил по оврагу. Так что денег на автобус не оказалось. Пришлось пешком. А километров немало. Сега снял вторую тапку, зло швырнул в кусты.
