1. Константин ФОФАНОВ.
Про этого ныне забытого поэта мне напомнил oldblues. Тем более, выходец он из моей родной Олонецкой губернии. Поэт самой несчастной судьбы. "Предки мои принадлежали к великой семье, называемой Человечеством. Их останки не покоятся в родовых склепах, их гробы не опечатаны дворянскими гербами", – писал Фофанов в своей автобиографии. Предки поэта были государственными крестьянами Олонецкой губернии. "И самый старейший из них какой-нибудь финский рыболов, печальный пасынок природы", – отмечал Фофанов. А в своих стихах иногда называл себя "финном". Ведущий критик "Нового времени" В.П. Буренин писал, что наивный талант Фофанова поёт, как поют птицы: "не заботясь о том, что споётся и как споётся…" Он всю жизнь прожил в страшной нищете, болезнях, растил одиннадцать детей. Максим Горький писал о нём: "Фофанов был невыносимо, до страшного жалок, всегда пьяный, оборванный и осмеиваемый, но как бы ни был он сильно пьян, его небесно-голубые глаза сияли именно так, как это изобразил Репин". Последние годы жизни, вплоть до смерти в 1911 году, дружил он с Игорем Северяниным. Его поэзия была неким передаточным звеном между Некрасовым и народниками, Надсоном и первыми символистами. Социальный символизм.
Идёт по свету чудище,
Идёт, бредёт, шатается,
На нем дерьмо и рубище,
И чудище-то, чудище,
Идёт – и улыбается!
Идёт, не хочет кланяться:
"Левей", – кричит богатому.
В руке-то зелья скляница;
Идёт, бредёт – растянется,
И хоть бы что косматому!
Ой чудище, ой пьяница,
Тебе ли ни кобениться,
Тебе ли ни кричать
И конному и пешему:
"Да ну вас, черти, к лешему –
На всех мне наплевать!"
2. Владислав ХОДАСЕВИЧ. О нём мне писали и going_out из Англии, кстати, дал хороший список: "Вертинский и Луговской – они куда значительнее того же, к примеру, Поплавского. Ходасевич. Нарбут. Тихонов – в первой десятке…", и Кирилл Анкудинов: "Упустили Кузмина и Ходасевича. Не упустили (к сожалению, на мой взгляд) Василия Фёдорова и Тимура Зульфикарова. Впрочем, это ваш выбор...", и те же Алеха и MUTalberg. Если честно, Ходасевича я берёг для списка ведущих критиков. Пожалуй, он и Адамович, при всех своих спорах, были основными литературными критиками русского зарубежья. Но не менее весом его вклад и в русскую поэзию. Его главная поэтическая книга – несомненно, "Путём зерна" (1920).
Проходит сеятель по ровным бороздам.
Отец его и дед по тем же шли путям.
Сверкает золотом в его руке зерно,
Но в землю чёрную оно упасть должно.
И там, где червь слепой прокладывает ход,
Оно в заветный срок умрёт и прорастет.
Так и душа моя идёт путём зерна:
Сойдя во мрак, умрёт – и оживёт она.
И ты, моя страна, и ты, её народ,
Умрешь и оживёшь, пройдя сквозь этот год, –
Затем, что мудрость нам единая дана:
Всему живущему идти путём зерна.
3. Михаил КУЗМИН. О Кузмине пишут многие, при этом не отрицая спорность имени, сопровождавшую поэта всю жизнь. Кирилл Анкудинов, oldblues и другие.
Читатель paemon заявляет: "Михаил Кузмин. При всей неоднозначности и спорности его личности – всё же, наверно, в этом списке он должен быть упомянут".
Мне тоже был всегда интересен член Союза русского народа, яркий аристократический поэт Михаил Кузмин, с его любовью к старообрядчеству, русскому Северу, смело связавший традиции Лескова и Клюева с утончённым итальянским стилем и оскароуайльдовским дэндизмом. Его "Александрийские песни", "Сети", "Форель разбивает лёд" – пожалуй, лучшее из написанного. Много шуму наделали его эротические "Занавешенные картинки", по нынешним временам вполне безобидные. Думаю, Кузмин и был одним из законченных декадентов всем своим стилем жизни.
Бледны все имена и стары все названья –
Любовь же каждый раз нова.
Могу ли передать твои очарованья,
Когда так немощны слова?
Зачем я не рожден, волнуемый, влюблённый,
Когда любви живой язык
Младенчески сиял красой перворождённой
И слух к нему не так привык?
4. Максимилиан ВОЛОШИН. "Добавим Фёдора Сологуба, Макса Волошина… Выбросим всех, кто был так или иначе связан с ЧК, как Багрицкого (харьковскую ЧК воспел Хлебников), трубадуривших Сталину (первым в списке был бы Пастернак), поставим под вопрос "инородцев" и т.п. А в целом – 20 век трагичен в истории России, поэтому и его поэзия не может не быть изломанной, дисгармоничной", – пишет Заклинатель змей. Продолжает oldblues: "Можно с разными оговорками понять, почему нет Эллиса, Фофанова или Владимира Соловьёва, Кузмина, но где Максимилиан Волошин?.." Более категоричен Николай: "Максимилиан Волошин, на мой взгляд, должен быть в первой десятке, а не то что среди 50. Его очень часто цитируют умные люди, а поэму "Россия" сейчас стали изучать в школе. Был телефильм о природе огня и прочитали его стихотворение "Огонь". Цикл белых стихов "Путями Каина или трагедия материальной культуры" гениален…" Так тому и быть. А ведь чуть было не поубивали друг друга Николай Гумилёв и Макс Волошин на дуэли из-за глупой, ветреной женщины. Когда-то я был знаком с его вдовой. Ночевал у неё в юности на веранде дома Волошина в Коктебеле. Да и сейчас часто наведываюсь в родной Коктебель и первым делом иду на могилу Волошина.
В эти дни нет ни врага, ни брата:
Всё во мне, и я во всех. Одной
И одна – тоскою плоть объята
И горит сама к себе враждой.
В эти дни безвольно мысль томится,
А молитва стелется, как дым.
В эти дни душа больна одним
Искушением – развоплотиться.
5. Зинаида ГИППИУС. Пишет baka_bakka: "(задумчиво) Николай Олейников, Зинаида Гиппиус, СашБаш – даже не обсуждается, Юнна Мориц, Виктор Соснора, Илья Кормильцев – при всём моём неоднозначном к нему отношении, …Борис Корнилов…" Юрген добавляет: "Практически согласен со всем "списком Шиндлера", но Роберт Рождественский, мне кажется, посильнее будет своих коллег Евгения и Андрея, но его в списке нет, как нет Фёдора Сологуба и Зинаиды Гиппиус…" Родом из русских немцев. Жена Дмитрия Мережковского. Прожили вместе 52 года. Стихи стала писать с раннего семилетнего возраста. И в жизни, и в поэзии, и в прозе слыла колдуньей, декадентской ведьмой, демоном русского символизма. "Мне близок Бог – но не могу молиться, Хочу любви – и не могу любить…" Но прежде всего в стихах, кроме мистических игр, чувствовался глубинный импульс переживания, проникновение в душу человека, стихи она писала не так уж часто, и потому часто придавала им молитвенный характер. О её романах и публицистике давно забыли, но стихи живут и сейчас. После отъезда в эмиграцию постоянно была в центре русской литературной жизни.
Увы, разделены они –
Безвременность и Человечность.
Но будет день: совьются дни
В одну – Трепещущую Вечность…
6. Иван САВИН. Пишет Алексей Шепелёв: "Я бы обязательно добавил Ивана Савина и Сергея Клычкова…" Поэт белой идеи. В Крыму погибли его братья. Он позже напишет об этом: "Ты кровь их соберёшь по капле, мама, И зарыдав у Богоматери в ногах, Расскажешь, как зияла эта яма, Сынами вырытая в проклятых песках…" Его высоко ценили Иван Бунин, Александр Амфитеатров, Пётр Пильский и другие зубры русской эмиграции. Иван Савин совсем юным сражался в рядах Добровольческой армии, был взят в плен, еле уцелел, с трудом добрался до Петрограда, а уж там, будучи по происхождению финном (его фамилия Саволайнен), добился права на переезд в Финляндию. При жизни вышла в Белграде одна единственная книжка стихов "Ладонка". Умер рано в 1927 году в 28 лет. Амфитеатров писал: "Да во всей русской поэзии нет более страшных, острее впивающихся в сердце стихов".
Войти тихонько в Божий терем
И, на минуту став нездешним,
Позвать светло и просто: Боже!
Но мы ведь, мудрые, не верим
Святому чуду. К тайнам вешним
Прильнуть, осенние, не можем.
Дурман заученного смеха
И отрицанья бред багровый
Над нами властвовали строго
В нас никогда не пело эхо
Господних труб. Слепые совы
В нас рано выклевали Бога.
И вот он, час возмездья чёрный,
За жизнь без подвига, без дрожи,
За верность гиблому безверью
Перед иконой чудотворной,
За то, что долго терем Божий
Стоял с оплёванною дверью!
7. Оскар ЛЕЩИНСКИЙ. Поэт красной идеи. Почему о нём молчат? – спрашивает меня amatsiev. "Читала Эренбурга и наткнулась на эти стихи – стало любопытно, потому что яркие. Вы не знаете их продолжения? Можно ли где-нибудь прочитать то, что Вы писали о Лещинском?" У совсем юного парижского декадента, богемного приятеля Ильи Эренбурга и Амадео Модильяни вышла в Париже в 1914 году только одна книга стихов "Серебряный пепел". Думаю, позже он вырос бы в крупного поэта, но его декадентские приятели, знавшие лишь такие его строчки: "Нас принимают все за португальцев, Мы говорим на русском языке. Я видел раз пять тонких-тонких пальцев У проститутки в этом кабаке…", и не догадывались, что он был ещё и красным фанатиком, отчаянным большевиком, другом Кирова, Буйнакского. В гражданскую войну Сергей Киров послал Оскара Лещинского на Кавказ, поднимать в тылу у деникинцев красное восстание. Восстание Лещинский поднял, сумел вдохновить горцев Дагестана красной идеей братства народов, но был пойман английской контрразведкой и расстрелян в 1919 году, и было ему всего 27 лет.
Сколько их было таких – белых ли, красных романтиков, гибнущих за идею во имя будущего. Одна книжка стихов уже после смерти вышла у такого же юного, как Лещинский, такого же декадента Леонида Каннегиссера, друга Сергея Есенина, сумевшего убить главу питерского ЧК Моисея Урицкого прямо в центре Питера… В застенках ЧК Каннегиссер сказал: "Я – еврей. Я убил вампира-еврея, каплю за каплей пившего кровь русского народа…" В своё время я все его стихи перепечатал в газете "День". А ведь они могли бы стать друзьями: Оскар Лещинский и Леонид Каннегиссер, спорить о поэзии, читать друг другу стихи. И погибли в одно и то же время. И сколько таких белых и красных романтиков погибло на полях сражений в бурном ХХ веке?!
По каналам бледно-алым
Я движением усталым
Направляю лодку в море,
К лиловатым островам.
Замок дожей, непохожий,
На всё то, что знал прохожий,
Промелькнул подобно тонким
И воздушным кружевам.
Тёмно-синий город линий,
Храм Джиованни Беллини,
Храм великого творца…
По каналам бледно-алым
Я движением усталым
Плыл и плыл бы без конца.
8. Николай ТУРОВЕРОВ. "Великий поэт казачества", – пишет терская казачка Алёна. Добавляет Starik Ferapontych: "Или вот Н.Туроверов. Его "Уходили мы из Крыма...", на мой вкус, истинный шедевр…" Участник отряда Чернецова, одного из первых казачьих командиров, поднявших сопротивление на Дону против большевиков, пулемётчик артиллерийской команды Дон- ского корпуса, поэт, сумевший с поразительной силой выразить тоску изгнания и трагедию казачества. Участник "Степного похода". Был четырежды ранен, дослужился до чина подъесаула. Покидал Крым с последним пароходом. Популярность Туроверова была необычайна, особенно в военных и казачьих кругах русского зарубежья. В эмиграции он был тем, чем были для своих современников Есенин или Высоцкий, – настоящим народным поэтом. После выхода документального фильма "Никита Михалков. Русский выбор", где одна из серий почти целиком посвящена Туроверову, о "казачьем Есенине" узнали миллионы людей. Стала знаменитой его песня "Уходили мы из Крыма". Считается, что стихотворение легло в основу знаменитого эпизода из фильма "Служили два товарища", где герой Владимира Высоцкого белогвардеец Брусенцов стреляет с борта корабля в плывущего за ним коня, а затем стреляется сам... Умер казачий поэт Туроверов в Париже в 1972 году и похоронен на знаменитом кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. В России вышла книга его стихов.
