Быстро растут у нас города, и Москва растёт не по дням, а по часам. Светлана росла так же быстро, как её город. Давно ли она в детский сад ходила, а подросла — пошла в школу, стала пионеркой. А потом и комсомолкой.
Не раз спрашивали Светлану:
— Кем ты хочешь быть, когда станешь взрослой?
Светлана думала и отвечала так:
— Не знаю.
И правда, она не знала. Потому не знала, что на самом деле ей хотелось сразу два дела делать. Одно дело — людей лечить. А другое — никогда не расставаться с ребятами. Светлана очень любила с малышами возиться!
Но подросла Светлана, и оказалось, что одно дело другому не помеха…
Чего только не видела Светлана, пока в школе училась! Летом по лесам бродила и в полях цветы собирала. В речках купалась — в больших и маленьких, и в море, когда в Артеке жила. На Медведь-гору с ребятами залезала и мчалась в автобусе по кривым крымским дорогам. А совсем недавно с братишкой на вертолёте летала — с самого неба на Москву смотрела.
Всё видела, да, оказывается, не всё…
Слева — горы и справа — горы. Впереди — горы и позади — горы. Между ними петляет, шумит по камням быстрая речка. Под ней — тоже горы. Рядом с речкой вьётся дорога. Настоящая, покрытая асфальтом. Как в Москве. И под ней — горы.
Разве такое бывает?
Бывает.
Горы высокие — до неба. На них лежат облака и снег. И облака и снег белые, а над ними — голубое небо и солнце. Одно облако опустилось ниже снега и зацепилось за верхушки сосен. Там лес. Он почти чёрный. Зато ниже леса на солнце зеленеют ещё не успевшая выгореть трава и кустарники.
Горы наступают на дорогу своими рыжими боками, и каменными выступами, и отвесными скалами с деревцами на макушках.
Но дорога вьётся! То вниз, то вверх. То влево, то вправо. То чуть назад, то снова вперёд. Как речка.
Нет, никогда раньше Светлана не видела таких гор. И по дорогам таким не ездила.
Вместе с ней в кузове грузовика едут два старика киргиза в мохнатых чёрных шапках и старушка. В ногах у старушки лежат два барана. Шерсть у них густая, пыльная, выгоревшая на солнце. Бараны лежат спокойно, тихо — смотрят в борт грузовика. Будто бы всю жизнь только и совершали такие путешествия.
— Откуда ты едешь, такая светленькая да молоденькая? — полюбопытствовала старушка.
Она ласково глядела на худую, в синей кофточке Светлану, на её светлые, растрёпанные на ветру косы.
— Из Москвы, бабушка, — ответила Светлана. — Только не маленькая я. Уже девятнадцать скоро. Я работать еду.
— Да, не маленькая, — согласилась старушка. — Далеко Москва, далеко. Она вздохнула. — Работать-то кем собираешься? А на Тянь-Шань почему потянуло из Москвы?
— Медицинской сестрой буду работать, — ответила Светлана. — Я курсы окончила. После школы. А о Тянь-Шане я много хорошего слышала. У меня товарищ здесь работает. Вот и попросилась на работу в ваши края…
Старушка одобрительно кивнула головой и что-то сказала по-киргизски своим соседям. Старики тоже одобрительно кивнули и улыбнулись.
— И далеко едешь? — опять поинтересовалась старушка.
— В селение Кырк-Кыз, — ответила Светлана.
— В Кырк-Кыз?
Старушка словно обрадовалась. Она вновь о чём-то перемолвилась по-киргизски со стариками.
Светлана никак не могла понять, о чём это они. Лишь услышала в незнакомой речи несколько раз повторенное слово: «Москва».
— Повезло тебе, доченька! — заключила старушка опять по-русски. — В Кырк-Кызе недалеко тебе от Москвы будет. Как дома окажешься!
— О чём вы, бабушка? — не поняла Светлана.
— Приедешь — сама поймёшь. Обрадуешься!
В глазах старушки светились лукавые огоньки. И старики киргизы не скрывали удовольствия. Только Светлана никак не могла догадаться, чему они радуются, о чём говорят.
Машина всё мчала и мчала их дальше — в горы.
Вот и Долон — самый высокий перевал. И вновь дорога побежала вниз вверх, влево — вправо, чуть назад и вновь вперёд.
А когда Светлана приехала на место, и верно обрадовалась. Кто бы мог подумать, что она попадёт из Москвы да в Москву!
Поздно вечером села она писать письмо домой. И начала его словами: «Шлю вам привет из далёкой горной „Москвы“! Да, из „Москвы“! Так называется колхоз, в котором я буду теперь жить и работать…»
Председатель колхоза «Москва» Бабаев, увидев Светлану, удивился:
— О-о! Какая большая!
И правда, рядом с ним Светлана казалась большой. На голову выше Бабаева, а может, и больше.
Бабаев — маленький, круглый, с бритой головой, в тесной гимнастёрке. Ноги у него кривые, как у джигита. Весь он словно колобок. И передвигается, как колобок: не идёт, а катится.
— В самый раз приехала, — сказал председатель. — До занятий всего месяц остался. Ведь ты в школе хочешь работать? Хочешь! Школу мы сейчас новую строим. Хорошая школа! Одно слово — интернат! Довольна будешь…
Светлана поблагодарила председателя.
— А в школу я сейчас пойду, — сказала она. — Посмотрю, где медицинский кабинет.
— Жакши! Хорошо! — одобрил Бабаев. — По арыку иди — к месту придёшь.
Шумный арык тянулся вдоль главной улицы аила.
Пошла Светлана по арыку. Шла, шла, наконец попала на стройку.
— А школа здесь где будет? — спросила Светлана у маленькой девочки с пятью чёрными косичками.
Глаза у девочки раскосые, щёки яблоками, лицо круглое, улыбается:
— Вот она, школа. Мы сами строим.
— И ты строишь? — поинтересовалась Светлана.
— И я, — подтвердила девочка. — Я тоже здесь учиться буду в третьем классе.
Пошла Светлана по стройке. Стройка большая. Сразу пять домов строится. И классы в них будут, и комнаты для жилья, и физкультурный зал, и мастерские, и столовая. Всё это строить колхозникам и учителям помогают ребята — старшие и младшие.
— А медицинский кабинет где будет? — спросила Светлана.
Директор школы, которого звали Асаном, пошутил:
— Смотря для кого кабинет. Если для своего человека…
— Для своего, — в тон ему ответила Светлана. — Я тоже буду с вами школу строить.
— Раз так, жакши! Хорошо! Самую лучшую комнату под ваш кабинет дадим! — весело пообещал Асан.
Весь месяц Светлана провела на стройке. Вместе со всеми.
А пришёл сентябрь, начались занятия в новой школе-интернате. Светлана надела белый халат — пришло время её работы. Только теперь для неё школа была не просто новой, а ещё и своей. Ведь и она эту школу строила!
Обычно ребята редко сами заходили в медицинский кабинет. Ну, если кто палец порежет или нос разобьёт, тогда другое дело. Тут хочешь не хочешь, а пойдёшь. А так — нет. Приходилось Светлане самой по очереди вызывать ребят: проверять их здоровье.
И только третьеклассница Гульнар каждый день забегала к Светлане сама.
Утро настаёт, ещё занятия не начались, а Гульнар уже тут как тут. Приоткроет дверь кабинета и скажет:
— Здравствуйте, Светлана Петровна!
После занятий опять прибежит:
— Можно?
— Можно, Гульнарочка. Заходи, — скажет ей Светлана.
Гульнар заходит, садится на стул. Сидит, смотрит на Светлану внимательными глазами и спрашивает:
— А это что? А это? А вон то зачем?
Светлана занимается своими делами, а заодно отвечает Гульнар на её вопросы. Какие лекарства бывают. Каким бинтом лучше голову забинтовать, а каким ногу или руку. Какая пробирка для чего служит. Какие бывают шприцы.
Посидит Гульнар, послушает и убегает.
— До свиданья, — говорит. — Спасибо! До завтра!
— До свиданья, Гульнарочка, — скажет Светлана. — Мы с тобой и сегодня ещё не раз увидимся.
Время шло.
Светлана начала замечать, что к ней и другие девочки стали сами заходить. И из третьего класса, и из пятого, и из восьмого. И тоже садятся, смотрят, вопросы задают. Видно, интересуются.
А иногда спросят о чём-нибудь, а потом добавят:
— А вот Гульнар нам говорила…
Поняла Светлана, в чём дело. Значит, Гульнар не только сама её работой интересуется, а и другим девочкам рассказывает про всё, что узнает.
— А не хочешь ли, Гульнарочка, — спросила однажды Светлана, по-настоящему заниматься? И других девочек можно позвать. Приходите раз в неделю, я буду вам всё объяснять.
— Очень хочу, — призналась Гульнар. — И другие девочки хотят. Чтоб потом врачами стать.
— Вот и договорились, — обрадовалась Светлана. — А врачом я тоже хочу стать. Поработаю года три-четыре, а потом и в институт…
Желающих заниматься нашлось много. Светлана организовала две группы. Одну — из младших девочек. Другую — из старших.
Ну, а в младшей группе теперь не только девочки занимаются. Третьеклассник Ашир вместе с девочками слушает, как разбитые коленки лечить. Ему это особенно полезно знать. Уж очень часто Ашир коленки разбивает.
Но сам Ашир никак в этом не признаётся.
— Совсем я и не из-за коленок! — говорит он. — Я врачом хочу стать, как Гульнар!
В школе-интернате ребята не только учатся, а и живут. Делают уроки, едят, играют, спят. Врача в школе-интернате пока не было, и потому дел у Светланы хватало. Она и прививки делала, и рецепты на лекарства выписывала, и следила за чистотой и порядком в школе.
Больше ста ребят было в школе — и мальчишек и девчонок. Да только в колхозе ребят куда больше. Пока они ещё не все учиться начали. Те, кому нет семи лет, в школу не ходят. Но сегодня не ходят, а завтра станут старше пойдут.
Вот и решила Светлана: «Чтобы были эти ребята и в школе здоровыми, надо сейчас за их здоровьем следить».
Она посоветовалась с врачами в районном центре.
Врачи похвалили:
— Правильно!
Стала Светлана после работы по домам аила ходить. Не по всем, а там, где есть малыши. Одному прививку сделает, чтобы корью не болел. Другому рыбий жир посоветует пить, чтоб сильным был. Третьему вкусные витамины даст.
А по воскресеньям Светлана отправлялась на дальние пастбища.
Где только не разбросаны колхозные юрты! И в долинах, где коровы и лошади пасутся. И на горных склонах, где отары овец гуляют. И на берегах бурных речек. И почти в каждой юрте вместе со взрослыми живут малыши. Один другого меньше.
Немало тропок и дорог исходила Светлана. И все пешком.
— Возьми коня! Нет горной девушки без коня! — советовал ей председатель Бабаев.
— Не надо. Я так, — отговаривалась Светлана, а сама думала: «Сроду на лошади верхом не ездила. И не сяду на неё. Страшно».
— Лучше нашу лошадь возьмите, — предлагал ей директор школы Асан. Любую выбирайте! Как ветер быструю!
— Лошадь для меня не годится. Плохой из меня джигит, — шутила Светлана. — Если бы мне ослика предложили, взяла бы.
Шутки шутками, но пришла как-то утром Светлана в школу, а её Гульнар с осликом дожидается.
— Светлана Петровна, вот вы ослика хотели, я привела, — сказала она. Чтобы вам не тяжело было ходить. И седло у него и уздечка… Так папа наказал.
И верно, маленький серый ослик с белым пятном на лбу стоит возле крыльца, смотрит на Светлану задумчивыми глазами.
Хотела Светлана отговориться, да ничего из этого не вышло.
— Нет! Нет! Нет! Папа наказал — берите! — настаивала на своём Гульнар. — Насовсем! Он теперь ваш.
Что делать, пришлось взять.
«Интересно, как только я на него сяду?» — думала Светлана.
Она дождалась конца занятий. Посмотрела в окно — ослик стоит, и ребят на школьном дворе не видно. Значит, можно попробовать.
Светлана сняла халат и вышла во двор. Ослик стоит. Ближе подошла стоит, не убегает. Погладила ослика по голове. Ничего. Не возражает ослик.
«Будь что будет!» — решила Светлана и села на ослика. Ослик послушался.
— Н-но! — сказала Светлана и дёрнула ослика за ремешок.
«Для начала до дому доеду», — подумала она.
Ослик спокойно двинулся с места. Сначала к воротам, потом на улицу. И опять всё хорошо. Светлана обрадовалась.
Теперь уж она и по сторонам смотрела, не только на загривок ослика. Прохожим кланялась.
— Добрый день, сестрица! Здравствуйте! — отвечали ей прохожие.
Вот и её дом.
— Стоп! Приехали! — сказала Светлана и натянула ремешок.
Но ослик почему-то не остановился. Он продолжал идти по главной улице вдоль арыка.
Светлана ещё сильней натянула ремешок. И опять ослик не послушался.
— Миленький, остановись, пожалуйста, — уговаривала Светлана ослика. Мне домой нужно. Понимаешь, домой?
Ослик качал головой, будто соглашался, но не останавливался.
Так проехали они добрую половину улицы. И тут ослик вдруг перешагнул через арык и стал.
«Да это же дом Гульнар, — сообразила Светлана. — Вот почему он не слушался».
Ей было не по себе.
«Если соскочить с ослика, — думала Светлана, — что люди скажут: испугалась! Ничего себе, взрослая, да ещё медсестра! С ослом справиться не может!»
Не слезая с ослика, Светлана повернула его в обратную сторону:
— А теперь давай назад, к моему дому.
Ослик послушался. Двинулся в обратную сторону. Но не тут-то было. Возле Светланиного дома он опять не остановился. Прошёл по знакомой дороге и свернул в школьный двор.
Как ни уговаривала Светлана ослика, ничего не помогало.
На другой день повторилось то же самое. И на третий. И на пятый.
Видно, ослик привык ходить от своего дома до школы и обратно и никак не хотел признавать незнакомой остановки.
Пришлось Гульнар и её отцу перевоспитывать ослика, прежде чем он понял: хочешь не хочешь, а надо слушаться новую хозяйку.
Теперь слушается.
Правда, за это время и Светлана привыкла к ослику. И не только к ослику. Она сейчас и на лошадь не боится сесть.
И, когда Светлана приезжает верхом на самые отдалённые пастбища, табунщики и чабаны уже ждут её, встречают возле юрт:
— Добрый день, сестрица! Здравствуйте!
В третьем классе произошло важное событие. Октябрят приняли в пионеры. И Гульнар стала пионеркой. И Ашир. И другие ребята.
Утром Гульнар прибежала к Светлане похвалиться:
— Здравствуйте, Светлана Петровна! А у меня галстук…
— Поздравляю, Гульнарочка, — ответила Светлана. — И галстук вижу и то, что ты причёску свою изменила.
У Гульнар теперь вместо пяти тонких косичек были две толстые.
— Как у вас, — сказала она. — Я уже большая. А скажите, Светлана Петровна, вы хотите у нас вожатой быть?
Светлана улыбнулась:
— Какая же из меня вожатая, Гульнарочка?
Гульнар убежала в класс и говорит ребятам:
— Давайте просить, чтоб к нам Светлану Петровну вожатой назначили.
— Давайте, — согласились ребята. — Она очень хорошая!
А после третьего урока Светлану вызвали к директору.
— Вы пионеркой были? — спрашивают её.
— Была. И галстук свой сохранила, — отвечает она.
— Слышали мы, что вы хотите быть вожатой в третьем классе.
— Я? — удивилась Светлана. — А кто вам это сказал?
— Да все говорят…
Светлана смутилась:
— Вдруг не справлюсь, да и киргизского языка я не знаю.
— Язык — дело наживное, — сказал директор. — И ребята наши все по-русски хорошо говорят.
На другой день Светлана пришла в третий класс: сбор новых пионеров проводить.
— А вы тоже пионеркой были? — спросил Ашир. — В Москве?
— Была. Меня даже на Красной площади в пионеры принимали.
— Счастливая вы! — сказали ребята.
— А комсомольское поручение вам уже дали? — поинтересовалась Гульнар и хитро рассмеялась.
— Дали. Уж не ты ли сказала, что я очень хочу быть вожатой? Что-то ты, Гульнарочка, хитро улыбаешься.
— Да просто так, — сказала Гульнар.
— Ну, а всё-таки?
— А потому, что нас послушались, — призналась Гульнар. — Мы сказали, что никого, кроме вас, в вожатые не хотим. И вышло по-нашему! Правда, хорошо?
Как-то раз в колхозном клубе был концерт. Сначала на сцене выступали ребята. Гульнар пела. Другие девочки танцевали. Ашир на комузе играл.
Светлана сидела в зале вместе с председателем Бабаевым и директором школы Асаном.
— Нравится, как мои ребята выступают? — спросила Светлана председателя.
— Нравится, но впереди ещё лучше будет, — пообещал Бабаев и почему-то хитро подмигнул Светлане. — Человек к человеку тянется, а песня — к песне.
И вдруг Светлана услышала, как её вызывают на сцену:
— А сейчас попросим выступить нашу дорогую сестрицу Светлану Петровну.
Светлана так и обомлела: «Как это! Что же мне делать на сцене?»
— Если стрела ломается, плохая это стрела. А ты хорошая девушка! — подтолкнул её Бабаев. — Не бойся. Поёшь ты складно, я слыхал. Спой!
— Когда я пела? — удивилась Светлана, ещё больше краснея.
— Дома, — напомнил Бабаев. — Я мимо шёл, слыхал.
— Так это я для себя…
— А теперь для всех. Разве можно хорошую песню себе оставлять!
Пришлось Светлане идти на сцену. Вышла она, в зал посмотрела. Люди ждут, хлопают, смотрят на неё добрыми глазами.
Светлана села за рояль и запела знакомую с детства русскую песню про берёзку.
Хорошо получилось. Светлане долго хлопали.
— Подвели, вы меня, — сказала Светлана председателю, садясь на своё место.
Теперь, правда, она и сама не жалела, что так вышло.
— Зачем подвёл! Выручил! — смеялся Бабаев.
А в это время на сцену вышел старый аксакал с редкой седой бородкой. Он был в белом бешмете с прямым воротником и в шапке, обшитой мерлушкой.
— Наш лучший чабан и лучший певец Асан-аке, — объяснил директор школы.
Старик ударил по струнам комуза и запел удивительно молодым голосом.
Слов песни Светлана не понимала. Но она слышала, как в песне льётся горная река, как летят брызги, как поют птицы.
— О чём он поёт? — шёпотом спросила Светлана у директора школы.
— О-о! О многом, — сказал директор. — О нашем аиле, который стар, как горы Тянь-Шаня, и молод, как годовалый жеребёнок. О том, как в давние времена жили в нашем аиле сорок девушек — сорок красавиц, но не было у них счастья и радости и как бросились они с высокой горы в ущелье. С той поры наш аил называется Кырк-Кыз, что значит «сорок девушек». Но сейчас другая жизнь пришла в аил. Не сорок девушек, а куда больше живут теперь в аиле: киргизские девушки — красивые, как мак на наших полях, как персики в наших садах; украинские девушки — красивые, как стройные тополя на улицах нашего аила; русские девушки — красивые, как нежные берёзки в наших горных лесах. Вот о чём поёт старый Асан-аке! Это и про тебя песня.
Высоко в горах находится колхоз «Москва». Но когда попадёшь в него, то и не почувствуешь, что ты в горах. По одну сторону аила тянется большое, ровное, как стол, поле. Бегут по полю сразу пять речек и сливаются в одну.
За полем лес. Хоть и не высокий, да настоящий, лиственный. Растут там и клёны, и тополя, и ольха, и берёза, и рябина…
А с другой стороны аила — тоже поля: пшеничные, кукурузные, маковые. По ним ходят комбайны и тракторы, гудят машины, наполненные зерном.
И только слева и справа, впереди и позади темнеют высокие гряды гор.
Улицы аила ровные, и дома на них стоят ровно в ряд, как школьники на линейке. Дома из глины. Есть старые, а есть новые. Старые — с плоскими крышами, с маленькими окошками. Ну, а новые — побелены, и крыши на них железные или черепичные, и окна в них светлые.
Дома окружены невысокими глиняными заборами — дувалами. Подойдёшь к дувалу, и всё видно. Что возле дома делается, что в саду.
У всех есть в аиле дома, да не все в них жить привыкли. Аил — не пастбище, а всё равно возле некоторых домов юрты стоят. Маленькие и большие. Летние и зимние. Из верблюжьего войлока, с тундуком наверху — отверстием для выхода дыма. Как дом ни хорош, а иному старику в юрте лучше. Привыкли старики жить и кочевать в юртах — не хотят спать в доме.
