Сикстен спит. Над его кроватью висит мамина фотография. В комнате темно и тихо. Луна смотрит с высоты на зеленый дом на улице Руссинвеген.
А где-то вдалеке по пустынным улицам мчит ночной автобус. За рулем – папа Сикстена. Он смотрит на часы, а затем переводит взгляд на фотографию сына, приклеенную на стекло.
Вот он тормозит автобус у края дороги. Нет, это не остановка. Просто рядом телефонная будка.
– Извините, – говорит папа в микрофон, – я на минутку.
Берет кошелек с мелочью и выходит из автобуса. Но когда он подходит ближе, оказывается, что телефон занят. В будке стоит длинноволосая женщина. Она привязала собаку снаружи и все говорит и говорит, словно наговориться не может. Папа Сикстена наклоняется и расстегивает собачий ошейник.
– Ну-ка – беги! – шепчет он псу.
Пес срывается с места, а папа поднимает пустой ошейник и тихонько стучит билетным компостером по стеклу.
В квартире Сикстена раздается звонок. Телефон звонит довольно долго. Не так-то легко разбудить мальчика.
Но наконец Сикстен откидывает одеяло. Он бежит через комнату. По валяющимся на полу носкам, рубашкам и трусам. Мчится по коридору и влетает в кухню – там стоит телефон.
– Привет, – запыхавшись, говорит он.
– Привет, – отвечает голос в трубке. – Это я!
– Знаю.
Сикстен сразу догадался, что это отец. Он звонит каждый раз, когда дежурит в ночную смену, и сын остается один дома.
– Ты что, не спишь? – спрашивает папа.
– Сплю.
– А со спичками не играешь?
До чего только не додумается папа, пока сидит за баранкой автобуса! То волнуется, не решил ли Сикстен поджечь дом, а то боится, что мальчик забыл запереть дверь и в квартиру ворвались грабители.
Папа всегда готов к худшему.
– Вроде нет, – отвечает Сикстен. – Вообще-то я спал.
– Молодец! А помнишь, что я тебе говорил о незнакомых людях на улице?
– Угу. Не волнуйся.
Сикстен берет ручку. Он рисует молнию на листке бумаги, который лежит на кухонном столе.
– А вот еще я подумал, – начинает папа и вдруг останавливается на полуслове. – О чем же я подумал?
– О конфорках, – подсказывает Сикстен.
– Ага, – радостно подхватывает отец. – Я их, конечно, выключил, но все же мне не следует оставлять тебя по ночам дома одного.
– Пустяки! – успокаивает его Сикстен. – Мне нравится быть одному. Кстати, мама звонила.
– Я тебя люблю, – говорит папа. – А теперь мне пора в автобус. Спокойной ночи.
Но Сикстену не так-то просто заснуть. По крайней мере сразу.
Он сидит в папином боксерском халате за кухонным столом. Скомкав листок с нарисованной молнией, кладет его на сковородку. Поджигает. Смотрит, как разгорается пламя. Здорово!
Здорово, когда целая ночь в полном твоем распоряжении.
Когда листок догорает, Сикстен кладет сковороду в мойку и тщательно ополаскивает.
Папа кричит, что завтрак готов. Сикстен разглядывает носки. Когда-то они были белыми.
– Иди скорее! – торопит папа.
– Сейчас, – откликается Сикстен и морщит нос: чистой одежды не осталось совсем. И получистой тоже. С тех пор как сломалась стиральная машина, вся летняя одежда постепенно кончилась.
Папа никак не соберется починить машину. После того как уехала мама, у папы все из рук валится. Вот и стиральную машину он разобрал, разложил детали на газете в ванной, а что дальше – неизвестно.
Все тонкие рубашки в пятнах. Последние джинсы Боббо залил ему в школьной столовой соусом.
Да, нелегкая задачка!
Когда Сикстен наконец появляется в кухне, папа уже завтракает. Он ест обстоятельно, как бывалый боксер, проработавший целую ночь – жареную грудинку с картошкой. Сыну он тоже положил изрядно – тарелку с верхом. Форменная водительская куртка висит на стуле. Жарко. Сквозь криво повешенные гардины солнце печет как ненормальное.
– Ну и погодка! – не отрывая глаз от тарелки, говорит папа. – Настоящее лето.
– Ага, – соглашается Сикстен. – Завтра, между прочим, последний день занятий.
Папа поднимает глаза. Смотрит на сына. Хмурится. Оглядывает мальчика с ног до головы.
– Нет, так не годится, – заключает он.
– Почему?
– Не по сезону.
На Сикстене лыжные брюки, такие тесные, что кажется, вот-вот лопнут, шерстяной свитер им под стать, на ногах – толстые серые шерстяные носки.
Сикстен усаживается за стол и поддевает вилкой кусок картошки.
– И что тебе не нравится?
– Да ведь лето на дворе! Жарища. Тебя же дразнить станут!
– Не станут, – отбивается Сикстен. – Все так ходят.
– Это в зимнем-то? – изумляется папа.
– Ну, да. Это модно. Не замечал? А все потому, что спишь днем. Ладно, все в порядке.
Папа улыбается и громко вздыхает. Вздох его похож на звук закрывающейся автобусной двери.
– Ну-ну. Наелся? Хочешь еще что-нибудь? – Папа с любовью глядит на сына, набившего полный рот картошкой.
– Яичницу бы, – выдавливает Сикстен.
Папа достает из холодильника яйцо, разбивает его о край сковородки и следит, как застывает белок. Сикстен тем временем быстренько перекладывает свою порцию на отцовскую тарелку и выскакивает из-за стола.
– Ну, мне пора!
– А яичница?
– Съешь сам.
В дверях Сикстен останавливается. Застегивает верхнюю пуговицу на штанах, глубоко вздыхает, напускает на себя счастливо-беззаботный вид и выходит на солнцепек.
Сикстен бежит вприпрыжку между автомобилями на стоянке, рюкзак лупит его по спине. Иначе нельзя: папа из окна смотрит ему вслед. Так он скачет, словно маленький веселый кенгуру, пока не добирается до Йонте.
Йонте – его лучший друг. Он старше на два года. Каждое утро он поджидает Сикстена у знака парковки. У него черный мальчиковый велосипед. Щурясь, он смотрит на приятеля сквозь толстые очки.
– Привет! Что так долго? Садись, подвезу.
– Свихнулся? Я же без шлема, – шипит Сикстен. – Отец с ума сойдет, если увидит.
Мальчишки катят велосипед до поворота, и только за углом Сикстен решается сесть на багажник.
– Чего это ты так вырядился? – спрашивает Йонте. Они мчатся к центру так, что ветер свистит в ушах.
– Все остальное грязное. Стиральная машина сломалась.
– Что ж ты отцу не скажешь?
– Да я говорил, – вздыхает Сикстен, – но сам знаешь, какой он.
Йонте знает. Друзья едут молча.
Проезжают химчистку и цветочный магазин. Мчатся мимо лавочки Слепого Свена, где Йонте помогает после школы. Сикстен совсем запарился, но вот и школа.
– Чёрт, ну и захохочут все сейчас! – вздыхает мальчик.
– Наплюй, – советует Йонте. – Вот Бетховен наверняка никогда не дергался из-за одежды.
– Бетховен не ходил в лыжных штанах.
Тут Сикстен замечает, что у флагштока на школьном дворе стоит Эмма. Она улыбается ему. Сикстен делает вид, что ему все нипочем, словно он правда Бетховен.
В классе Сикстен тише воды ниже травы.
Он совсем взмок в лыжных штанах и толстом свитере. На уроке он сидит затаившись и старается не привлекать к себе внимания. На переменах тоже держится в сторонке. Отсиживается в туалете. Пьет воду.
Но на последней перемене Эмма просит его помочь сосчитать деньги, собранные на подарок учительнице. Когда он наконец-то выбирается в коридор, там его уже поджидают Боббо, Арне и Микаэль Бурфорс.
Они гоняют футбольный мяч, который Боббо принес в школу. Завидев Сикстена, мальчишки принимаются его обстреливать.
– Целюсь в Сикстена! – орет Боббо и со всей силы лупит по мячу. Мяч свистит у самого сикстенова уха. Потом наступает черед Арне и Микаэля Бурфорса. Эти вечно все повторяют за Боббо.
К счастью, Сикстен успел уже добраться до туалета. Он останавливается в дверях и ждет, пока Боббо прицеливается.
– Лови! – кричит Боббо и посылает мяч в цель.
Сикстен отступает на шаг и распахивает дверь. Мяч влетает в туалет, мальчик шныряет за ним и захлопывает дверь перед носом Боббо.
Он слышит, как Боббо ломится в дверь.
– Ты что это удумал? – вопит он.
– Ты же сказал – лови, вот я и поймал, – отвечает Сикстен.
– Совсем спятил? Забыл, с кем имеешь дело? – бесится Боббо.
– Погоди, может, и припомню, дай только воду спущу, – обещает Сикстен.
Потом он ждет, когда послышится голос учительницы. Тогда он выскальзывает в коридор и идет рядом с ней. За ними следом, прижимаясь к стене, крадется Боббо.
– Что это ты в туалет зачастил? – удивляется учительница.
– Жажда замучила, – бурчит Сикстен и наклоняется, чтобы снять ботинки.
Настал черед пения. Весь класс разучивает «Расцветай, всё кругом». Завтра надо будет выступать перед родителями.
– Ну-ка, попробуем еще разок все вместе! – говорит учительница и ударяет по клавишам синтезатора, который она принесла из дома.
Сикстену нравится музыка и учительница тоже. Её темные волосы блестят на солнце, а ногти на руках покрыты лаком. На учительнице узкие джинсы и белая блузка.
Она самая красивая в школе. Сикстен так засмотрелся на учительницу, что почти забыл о своей жаркой одежде.
Но не надолго.
Вдруг Боббо как заголосит:
– Посмотрите, снег идет! Посмотрите, снег идет!
Арне и Микаэль Бурфорс подпевают:
– Как здорово! Ура!
Фрекен перестает играть.
– Боббо, прекрати! И вы, Арне и Микаэль, тоже! Эта песня сейчас не к месту.
– Отчего же? Полюбуйтесь-ка на Сикстена!
– А что такое?
– Да он же заявился в лыжном костюме!
Тут все поворачиваются, чтобы хорошенько разглядеть Сикстена и подивиться на его лыжные штаны, шерстяной свитер и толстые носки.
– Только лыжи забыл и шапочку, – поддразнивает Арне.
Учительница одергивает его:
– Прекрати свои глупости! Будете продолжать в том же духе – пожалеете! Лучше споемте еще разок.
На этот раз Сикстен не поет со всеми. Он поворачивается к Боббо.
– Коровья лепешка! – шипит он. – Вонючая коровья лепешка!
Боббо от ярости теряет дар речи.
Никто еще его так не обзывал. Он ведь самый сильный в классе. Боббо сжимает кулаки, лицо его багровеет.
– Ну, ты еще об этом пожалеешь! Смотри – поплатишься! Ой-ой-ой! Ой-ой-ой!
Теперь-то Боббо точно из него котлету сделает.
Уроки закончились, но Сикстен не торопится уходить. Нарочно роется в парте. Тем временем учительница достает цветные мелки и витиеватым почерком выводит на доске «Счастливого лета!», а потом рисует цветы и березки.
– А тебе разве домой не пора? – спрашивает она, рисуя солнце с длинными лучами. – Смотри, какое яркое солнце на улице!
– Плевал я на солнце, – бурчит Сикстен. – Хотите, я вам помогу. Книги отнести, или еще что.
Учительница критически рассматривает рисунок на доске.
– Вот, кажется, и все. Терпеть не могу рисовать. Может, дорисуешь здесь что-нибудь веселенькое?
– Корову?
– Хорошо, давай корову.
Сикстен рисует корову с большими глазами. А учительница пририсовывает цветы и бабочку с резными крыльями.
– Боже, какая мазня! – вздыхает она и стирает бабочку. – Кстати, Сикстен, чего это ты сегодня так вырядился?
– Да просто хотел проверить этот костюм, – врет Сикстен. – Мы с мамой собрались в Гренландию. Она ведь теперь в Дании живет.
– Ах, вот как!
– Да только все мало оказалось. Хорошо, что это заранее выяснилось. Ну, кажется, я дорисовал. Теперь можно и домой.
Сикстен отступает от доски.
– Больше ничего не хочешь нарисовать?
– Да нет.
– У тебя всё в порядке?
– Ага.
Он машет рукой с порога и исчезает за дверью.
Рисунком он, по крайней мере, доволен.
Боббо не из тех, кто по своей воле задерживается после уроков.
Когда Сикстен выходит в коридор, там уже никого нет. Пусто.
Только его левый ботинок валяется. Сикстен надевает его. Куда подевался правый, неизвестно. На всякий случай мальчик ударяет хорошенько по ящику для возврата библиотечных книг. Затем выходит на солнцепек.
Сикстен оглядывает школьный двор. Боббо нигде не видно. Сикстен проходит мимо спортивного зала и только тогда замечает противника. Боббо притаился в тени под сосной. Вид его не предвещает ничего хорошего. С ним Арне и Микаэль Бурфорс.
Наверняка, скоро уйдут. Не могут же они ждать вечно, – думает Сикстен.
Он прячется за зеленым мусорным баком.
Отличное укрытие. Прохладно и уютно. Спешить ему некуда, в такие дни папа любит поспать подольше.
Но тут Сикстен замечает приближающуюся Эмму.
Девочка улыбается ему и хочет что-то сказать, но Сикстен торопливо тянет её за бак.
– Тсс! – шипит он ей в ухо.
Они замирают в молчании. Эмма так близко, что Сикстен чувствует запах её волос. Они так замечательно пахнут, что он невольно проводит по ним рукой.
– Мне пора домой, – шепчет девочка. – Встретимся в другой раз!
Она кивает на лыжный свитер Сикстена:
– Класс!
– Ага, я всегда ношу, что хочу, – бормочет мальчик.
Эмма убегает. На бегу она похожа на героиню рекламного ролика о шампуне. У спортивного зала Эмма оборачивается.
– Пока, Сикстен! ~ кричит она и подмигивает в сторону мусорных баков.
Сикстен срывается с места и бежит со всех ног, Боббо, Арне и Микаэль Бурфорс живо его настигают. У них ведь скоростные велики.
– Сейчас мы тебе покажем коровью лепешку, – шипит Боббо.
– Вот-вот! – поддакивает Арне.
Втроем они наваливаются на Сикстена.
Он сразу падает. Сбить его с ног – пара пустяков: он самый хилый в классе – и не скажешь, что его папа был боксером.
Сикстен лежит посреди школьного двора в лыжных штанах и свитере. Ждет, пока мальчишки устанут его колошматить.
– Будешь знать! – грозит Боббо напоследок, вытирая руки о штаны.
Сикстен не поднимается, пока компания не скрывается из виду.
Не так уж и больно. И плевать, что штаны лопнули по швам. Летом они все равно ни к чему.
Домой он возвращается по мосту.
Осторожно взбирается на перила. Одна нога в ботинке, другая – босая. Над головой вьются чайки. Он идет, балансируя, и держит руку у носа.
Она все еще хранит запах волос Эммы.
Когда Сикстен возвращается домой, папа еще спит.
Он лежит на кровати прямо в одежде и спит так безмятежно, что Сикстен невольно замирает в дверях, любуясь отцом.
Потом осторожно запирает дверь и осматривает себя с ног до головы. На зеркале в коридоре трещина, это папа играл диванной подушкой в футбол. Сикстену кажется, что и сам он весь в трещинах.
Брюки треснули, губа треснула, на свитере пятна крови и грязь.
Надо умыться и привести себя в порядок.
Мальчик направляется в ванную, но тут папа окликает его.
– Сикстен, это ты?
– Да, – отзывается Сикстен. – Спи.
Но папа уже встал. Он открывает дверь в тот самый момент, когда сын стягивает через голову свитер.
– Ну, как дела в школе?
– Хорошо. Просто отлично.
– Хорошо, – повторяет папа и берется за свитер. – Хорошо, когда все хорошо.
Он помогает сыну стянуть свитер. И тут обнаруживает, что лицо мальчика все в ссадинах.
– Кто это тебя так отделал?
– Да ерунда, – отмахивается Сикстен. – Никто.
– Ничего себе ерунда! Да посмотри, как у тебя губа распухла. Уж я как-нибудь отличу разбитую губу от целой.
Папа знает, что говорит: сам был боксером. Сикстен пытается улыбнуться. Пусть лучше папа расскажет о своих спортивных победах. Он любит вспоминать прошлое. Но сегодня ему не до того. Он сжимает большими ручищами лицо сына и пристально смотрит ему в глаза:
– Кто это сделал, Сикстен? – повторяет он, – Кто тебя так разукрасил?
– Никто.
– Лучше скажи. Как ты не понимаешь! Надо сообщить в школу.
Сикстен слышит, как дрожит папин голос.
– Правда, – упирается мальчик. – Никто меня не бил. Мы просто играли в футбол.
– В футбол? Губой, что ли? Шутишь!
Но Сикстен не шутит. Он изо всех сил старается сделать вид, что ему всё нипочем.
– Я стоял на воротах, – объясняет он. – Я стоял на воротах и на меня вышел этот верзила из другой команды. Вот так всё и получилось.
Сикстену приходится несколько раз повторять свою историю.
Последний раз уже в гостиной. Он стоит в одних трусах между двумя стульями, на губе красуется пластырь. А папа гоняет по комнате подушку, словно это футбольный мяч.
– Вот так всё и было, – повторяет Сикстен. – Он вышел прямо на меня. Что мне было делать? До ворот ему оставалось всего несколько метров.
– Ну и ну! – удивляется папа, продолжая пинать подушку.
– Ага. Но я не сплоховал: кинулся ему навстречу, как раз, когда он уже собирался бить по мячу.
Сикстен кидается в ноги отцу и хватает подушку.
– Тут он и заехал мне по губе, – завершает рассказ мальчик.
– Но мяч-то ты взял? – допытывается отец.
– Само собой, – улыбается Сикстен. – Как я мог его пропустить!
– Слава Богу! Ну и сынок у меня! Подай-ка мяч!
Папа ловит подушку.
Он подбрасывает её то одной ногой, то другой, то головой, а потом снова ногами.
– Лови! Он твой! – кричит папа и поддает подушку.
Она взлетает высоко, выше телевизора.
И сбивает настенные часы.
Но папа не обращает на это внимания.
– Потом починю, – говорит он. – А сейчас давай-ка закатим пир!
И они устраивают настоящий пир: макароны с тефтелями и кетчупом.
Но вот папе пора собираться на работу.
Сикстен запирается в ванной. Отличное место, когда хочешь, чтобы тебя оставили в покое. Он лежит в ванне, тут же отмокает одежда, которую он наденет завтра, в последний школьный день.
– Сикстен, – зовет папа.
Сикстен ныряет с головой. Но когда он всплывает, снова слышится голос отца.
– Что ты там делаешь? – кричит папа. – У тебя что, живот болит? Помнишь, сколько раз надо пережевывать каждый кусок?
– Шестьдесят пять, – откликается Сикстен. – Но живот у меня не болит. Я стираю. У меня не осталось чистой одежды, а завтра в школе последний день. Ты бы позвонил, вызвал мастера, починить стиральную машину.
– Обязательно, – бормочет папа. – Только сейчас мне некогда.
Мальчик слышит, как отец отходит от двери.
Не надо было говорить про машину! Только зря папу расстроил.
Иногда с папой так сложно.
С тех пор как мама уехала со своим новым другом, Сикстен – единственное, что у папы осталось. А быть единственным для кого-то – совсем непросто. Папа все время хочет, чтобы Сикстен был рядом с ним. Чтобы они вместе сидели у телевизора, или ездили смотреть на коров.
Вот снова слышатся папины шаги.
– Ну, мне пора, – говорит он. – Ты никуда не уйдешь?
– Не волнуйся, – успокаивает его Сикстен и погружает свитер в воду.
– Ладно. Так не хочется уходить, правда. Могли бы еще вместе поиграть. Или на велосипедах покататься.
– Да велосипед мне давно мал, у него еще страховочные колесики по бокам. На таких никто уже не ездит.
– Думаешь? Ну, спокойной ночи.
Сикстен слышит, как хлопает входная дверь.
Он вылезает из ванны. Надо сходить к Йонте.
Хорошо, что хоть перед Йонте не надо притворяться.
Сикстен знает, где искать Йонте.
Он у своего приятеля Слепого Свена. Он любит заходить туда после школы, поболтать о взрослых вещах и фильмы посмотреть. Слепому Свену уже под пятьдесят. У него свой магазинчик «Табак и видео». Йонте ему там помогает. Раскладывает консервы и сигареты, подсыпает конфеты в контейнеры на полках и считает деньги в кассе.
Йонте нравится помогать. И фильмы смотреть тоже нравится. В подсобке за магазином он их может смотреть сколько угодно.
– Привет, Свен! – окликает Сикстен с порога. – Это Сикстен. Йонте у тебя?
Слепой Свен отворачивается от полки с французскими фильмами. Перебрасывает сигарету в угол рта и смотрит на Сикстена серыми невидящими глазами.
– Он в подсобке. Иди туда. Только ненадолго. Сегодня я жду в гости даму.
В нос бьет застарелый запах табака. В подсобке темно и тесно – из мебели только телевизор и два кресла.
В одном расположился Йонте.
– Садись, – указывает он на другое. – Вот посмотри, что такое любовь.
Он нажимает кнопки на пульте, пока не находит нужный эпизод.
– Видишь, – шепчет он. – Они только смотрят друг на друга. Слова им не нужны. Они знают, что одни в целом мире. Это и есть любовь, Сикстен. Это как передача мыслей на расстоянии.
Мальчишки смотрят дальше. Сикстен видит, как мужчина и женщина стоят, тесно прижавшись друг к другу.
Он вспоминает об Эмме.
Наконец Йонте выключает телевизор и предлагает пойти к нему домой.
Дома у Йонте жизнь бьет ключом.
В гостиной младший братишка учится кататься на скейте. Он ездит от гладильной доски, на которой папа гладит белье, до мамы, которая разбирает на полу носки. А в манеже перед телевизором громко распевает маленькая сестренка.
– Привет, Сикстен! – говорит папа Йонте.
А мама, когда они проходят мимо, машет им носком.
Мальчики идут в комнату Йонте.
У него отличная комната. На стене портрет Бетховена со встрепанными волосами и фотография Мадонны в корсете. На письменном столе – шахматы, глобус и пишущая машинка. А рядом с незастеленной кроватью – звуковая установка.
– Сыграем в шахматы? – предлагает Йонте, подбирая с пола клочок бумаги.
– Нет. Не успеем. Мне скоро домой, папа будет звонить.
Йонте усаживается за стол.
– Так долго продолжаться не может, – говорит он хмуро. – Ты связан по рукам и ногам. Он что, тебя за сосунка держит?
– Не знаю, – бормочет Сикстен. – Уж такой он.
– Просто ему надо жениться, – заявляет Йонте.
– Зачем?
Сикстен изумленно смотрит на друга. Но Йонте его словно не замечает. Он глядит на Мадонну – он не знает женщины красивее.
– Ему нужна настоящая женщина, – повторяет Йонте.
– И думать забудь, – вздыхает Сикстен. – Не захочет он. Был уж раз женат.
Но Йонте так легко не сдается.
– Тогда бы он тебя оставил в покое. Появились бы другие заботы, и не надо было бы тебе ходить за ним как пришитому.
– Да ему наплевать на женщин. Честное слово! – сопротивляется Сикстен.
– Просто еще не встретилась подходящая, – настаивает Йонте.
Он крутит глобус, словно хочет отыскать на нем ту самую, подходящую.
– Где же он её отыщет? – спрашивает Сикстен.
– Это уже наша забота.
Но сегодня они не успевают всё как следует обсудить. Сикстену пора домой. А Йонте еще хочет прочитать ему своё последнее стихотворение.
На это тоже нужно время.
Йонте усаживается перед микрофоном. Вертит ручки звуковой установки. Пытается добиться, чтобы голос из громкоговорителя звучал как надо – должен получиться глухой сумрачный поэтический голос.
Сикстен устраивается на кровати и готовится слушать.
– Называется «Никогда», – объявляет Йонте и начинает читать.
Никогда я не чувствовал жара
Влажных женских губ на моих губах
Ночью, когда сирень сияет, как тысяча звезд.
Никогда моя кровь не вскипала так жарко в висках,
Что луна в небе бледнела.
– Ну, что скажешь? – спрашивает Йонте, окончив чтение.
– Классно, – восхищается Сикстен. – А теперь мне пора.
Сикстен бежит всю дорогу до дома. Ему надо спешить. Уже стемнело, а он забыл повесить одежду сушиться.
Только он открывает дверь – звонит телефон.
Сикстен знает, кто это.
Папа и Сикстен опаздывают в школу. Сикстен едва успел высушить выстиранную вчера одежду. Он сушил её феном. Хорошо, хоть фен еще не сломался.
– Поторапливайся! – кричит папа.
– Ладно, – отзывается Сикстен.
Когда они появляются в классе, все уже пропели «Расцветай, всё кругом». Папа и Сикстен стоят в дверях и смотрят, как Эмма вручает учительнице цветы.
На девочке кофточка с бахромой и потертые джинсы.
Такой Сикстен её еще никогда не видел.
– Это вам от нашего класса, мы все собирали деньги, – объясняет Эмма.
– Ага, десять крон собрали, – подтверждает Боббо.
Взрослые смеются. Школьный год позади, и родители веселятся как дети. И учительница тоже. Она радостно улыбается и прижимает красные розы к платью, которое и так в цветочек.
– Спасибо! Огромное всем спасибо! – повторяет она.
Тут учительница замечает Сикстена и папу, стоящих в дверях. Сикстен в одном ботинке. А на папе форма водителя автобуса.
– А вот и Сикстен! – объявляет учительница. – Это он нарисовал корову.
Она отступает в сторону, чтобы все могли полюбоваться рисунком. Под задранным коровьим хвостом написано «Боббо», и стрелка указывает на коричневую кучу внизу.
– А теперь все могут расходиться по домам, – объявляет учительница. – Купайтесь и загорайте. Желаю всем хорошо провести лето.
Дети встают из-за парт и вместе с родителями подходят прощаться с учительницей. Лишь Боббо старается улизнуть поскорее. А за ним и Арне с Микаэлем Бурфорсом.
– Ну что, пойдем? – спрашивает папа.
– Погоди, надо еще с учительницей попрощаться.
Они встают в очередь. Папа последний. Перед ним – мама Эммы, она держится за живот. Подходит Эмма и встает рядом с Сикстеном.
– Привет! Правда, здорово сегодня было? – говорит она.
– Ага.
– Заметил, как я одета?
– Ага.
– Тоже решила надеть сегодня, что хочу. Встретимся на пляже, ладно?
– Ага.
Эмма и её мама откланялись. Наступает черед Сикстена и его папы.
– Вот мой папа, – представляет Сикстен.
– Я сразу догадалась, – говорит учительница. – Желаю вам хорошо провести лето.
– Спасибо, – благодарит папа и протягивает учительнице руку.
– А мама с нами не живет. Она теперь в Дании. Снова замуж вышла. Так что мы с папой живем вдвоем. Папа – водитель автобуса.
– Ах вот как, – учительница смотрит на папину форму.
– В молодости он был боксёром, – продолжает Сикстен. – Сейчас ему тридцать девять. Это ведь не очень много?
– Совсем нет, – улыбается учительница.
Папа забыл выпустить руку учительницы и только теперь замечает это. От смущения он становится красным, как автобус.
– Что ж, еще раз спасибо, – бормочет он. – Большое спасибо.
Папа направляется к двери. Сикстен за ним. Вдруг он останавливается.
– Скажите, фрекен, вы любите танцевать?
Учительница кивает. Сикстену кажется, что она стала еще симпатичнее.
– Так, может, вам потанцевать вместе? Папа классно танцует. А я могу дома и один посидеть. Я привык оставаться один по ночам. Мне кажется, это даже здорово.
– Мне тоже, – соглашается учительница.
Папа тянет Сикстена за руку.
– Пошли. Извините.
Но Сикстен не торопится уходить. Ему надо еще кое о чем расспросить учительницу. Тогда папа заявляет, что подождет его на улице.
– Так о чем же ты хочешь меня спросить? – говорит учительница.
– О моем правом ботинке. По-моему, он в библиотечном ящике.
Во двор Сикстен выходит уже в обоих ботинках.
На школьной площадке папа играет в футбол с Боббо, Арне, Микаэлем Бурфорсом и другими ребятами.
Он классно ведет мяч, легко обходит Боббо, поддает мяч носком и отбивает головой. Все просто рты раскрыли от изумления, так здорово он играет.
– Вот дает! – ахает Боббо.
– Папа, идем, – зовет Сикстен.
Папа посылает мяч Боббо, и тот ловит его головой.
– Молодчина, – хвалит папа.
Папа и Сикстен уходят. Они идут в тени деревьев. Листья еще совсем молоденькие – ярко-зеленые. Папа, разгоряченный и счастливый, слегка приплясывает на ходу.
– Сикстен.
– Да?
– Чего это ты вдруг заговорил про танцы?
– Не знаю. Так, к слову пришлось.
– Я уж и не припомню, когда последний раз танцевал. Столько лет прошло!
Сикстен смущенно оглядывается и замечает вдалеке одноклассников, которые катят домой на велосипедах.
– Проехали, – говорит Сикстен, – Кстати, чтобы ты хотел получить в подарок на день рождения?
– Все равно. Что угодно. Пусть будет сюрприз.
– А я бы хотел получить велосипед, – признается Сикстен.
Вечером они сидят на диване. На этой неделе папа работает в дневную смену и по вечерам свободен. Он крепко обнимает сына за плечи.
Они смотрят телевизор.
Идет программа о ловле раков в Норвегии. Изображение то и дело скачет. Сикстен смотрит на воду и думает о пляже и об Эмме.
А папа улыбается, глядя на раков.
– Здорово нам вдвоем, правда? – говорит он. -Нам с тобой.
Солнце уже высоко. Сикстен заходит за Йонте. На шее у Сикстена полотенце, а под джинсами – плавки.
Он собрался на пляж.
Но у Йонте еще полно дел. Надо помочь Слепому Свену заправить ленту в кассу, а потом еще подсыпать конфет в контейнеры. Сикстен охотно помогает приятелю.
– Папу любовь не волнует, – сообщает Сикстен.
– Да он просто не знает, что это такое, – хмыкает Йонте.
– А что это такое?
– Пойдем, покажу.
Йонте ведет Сикстена в подсобку и усаживает перед телевизором. На экране мужчина и женщина катаются, обнявшись, по прибрежному песку. На кожу налипает песок, то и дело их окатывает волной.
– Вот, это – любовь, – объясняет Йонте. – Потом еще кое-что покажу.
Он берет пластиковый пакет.
– Эй! – окликает мальчиков Слепой Свен. – Вы куда?
– Я беру отгул на сегодняшний вечер, – объясняет Йонте.
На пляже Йонте открывает пакет и демонстрирует содержимое. В пакете полным-полно газет.
– Вот, смотри, – говорит он Сикстену.
Йонте не спешит переодеваться. Так и стоит в рубашке, брюках и кепке с большим козырьком. Он не любит загорать.
Йонте расправляет газеты.
– Здесь чего только нет! – объясняет он. – Выбирай, какую хочешь.
– Что выбирай? – не понимает Сикстен.
– Ну, невесту для твоего отца. Здесь их видимо-невидимо.
И верно. Газеты пестрят коротенькими объявлениями от женщин, которые ищут себе спутника жизни.
– Они что, все замуж хотят? – удивляется Сикстен.
– Еще бы! Вот послушай, – Йонте тычет пальцем в одно из объявлений. «Привлекательная молодая вегетарианка с позитивным взглядом на жизнь ищет опрятного и практичного мужчину. Писать номеру 2591».
– Папа любит жареных цыплят, – говорит Сикстен.
– Чудак-человек, ясное дело мы не станем хвататься за первую попавшуюся, – успокаивает его Йонте. – Прежде мы всё хорошенько изучим.
Друзья погружаются в чтение. На это уходит немало времени. Они читают о порядочных женщинах, любящих пешие прогулки, и о дамах средних лет, предпочитающих дальние путешествия.
Время от времени Сикстен обводит взглядом пляж.
– Ну, давай, выбирай, – торопит Йонте.
– Да как-то никто не подходит, – сомневается Сикстен.
– А вот эта? «Дама с отличной фигурой, мечтающая об уюте, ищет спутника для походов в кино и совместной жизни. Я чувственная, а ты высокий и стройный. Пришли мне свое фото. Предпочтение отдается мужчинам в форме. Писать номеру 2623».
– Вообще-то, у папы есть форма, – говорит Сикстен.
– Вот видишь! – поддакивает Йонте. – Значит, эта подходит. Так что, остановимся на номере 2623?
Но тут Сикстен замечает наконец вдалеке девочку в красном купальнике.
– Ладно, – соглашается он и мчится по берегу.
Вечер. Сикстен уже лег спать, когда папа вдруг решает почитать ему на ночь. Он достает малышовую книжку-картинку про обезьянку, которая нравилась Сикстену лет в пять-шесть.
Дочитав, папа укладывает игрушечную обезьянку Сикстену под подушку.
– Спокойной ночи, – говорит он, вставая с кровати.
– Папа, – окликает Сикстен.
– Да?
– А что значит «чувственная»?
Папа замирает, как громом пораженный.
– Чувственная? – переспрашивает он. – Ну, чувственная это… А с чего это ты спрашиваешь?
– Да просто интересно.
– Понимаешь, я-то знаю, что это значит. Вот только объяснить не могу.
– Это что-то хорошее?
– В общем – да.
– Ну, ладно.
– Если ты подождешь, я посмотрю в словаре.
Папа направляется к двери. В дверях Сикстен окликает его.
– Что еще? – спрашивает папа.
– Теперь я знаю, что подарить тебе на день рождения.
Когда папа возвращается, Сикстен уже спит. Но папа все же раскрывает толстый словарь и читает про себя.
– Чувственный – страстный, стремящийся к наслаждениям, сладострастный.
Он в недоумении глядит на спящего сына.
Потом переводит взгляд на фотографию бывшей жены на стене.
На следующий день Сикстен сидит в комнате Йонте. Сам Йонте расположился за письменным столом, где разложены объявления о знакомствах. Объявления чувственных женщин он обводит красным карандашом.
– Всё проще простого: понравился кто – пиши письмо в газету, а они уж там сами перешлют его, куда надо.
– Ага, – вздыхает Сикстен. – все хорошо, только…
– Что?
– Да не выйдет из этого ничего.
Йонте снимает очки и протирает стекла.
– Почему это не выйдет?
– Потому что папа никакого письма писать не станет!
– So what?[1] – не сдается Йонте. – И пусть не пишет.
– Тогда кто же?
– А сам-то ты как думаешь?
Йонте, когда вырастет, будет писателем. У него уже целая коробка стихов под кроватью.
Йонте ерошит волосы, теребит мочки ушей и склоняется над пишущей машинкой.
Время от времени он ударяет по клавишам.
– Важно найти верный тон, – объясняет он. – Что-то попроще. И чтобы не очень длинно было. Она явно далека от литературы.
«Давай встретимся в кино. Мое место будет рядом с твоим. На форменную куртку я приколю розу», – строчит Йонте.
И вот письмо готово.
– Осталось только подписаться за твоего отца, – говорит Йонте и лихо выводит «Бенни Антонссон» с росчерком на конце. – Теперь надо вложить в конверт билет и фотографию.
– Думаешь, она придет? – сомневается Сикстен.
– Наверняка.
Билеты они купили. Сикстен сам выбирал фильм. Он знает отцовский вкус.
А вот как быть с фотографией? Сикстен сидит на диване, на коленях у него семейный альбом. На снимках мама, папа и он сам. Мама улыбается в камеру и держит Сикстена за руку. А за ними – море и датский берег.
Это последний снимок.
Сикстен выбирает одну из ранних фотографий. На ней папа в боксёрских трусах. Он улыбается маме, стоящей рядом.
Сикстен торопливо выдергивает фотографию из альбома.
Когда входит папа, мальчик делает вид, что просто рассматривает альбом.
– Что, старые фотографии захотел посмотреть? – спрашивает папа. – Давай вместе.
– Не сейчас, мне надо сгонять в одно место, – говорит Сикстен.
– Именно теперь, когда я пришел?
– Да. Надо кое-что уладить, – объясняет Сикстен.
– Это касается твоего дня рождения. Ну, я побежал.
Сикстен и Йонте стоят у голубого почтового ящика, что у химчистки.
Они положили в конверт фотографию, налепили для надежности три марки и аккуратно заклеили письмо.
– Ну, бросай, – командует Йонте.
Сикстен опускает письмо в ящик.
Слышно, как оно с легким шелестом падает на дно.
– А теперь плюнь, – велит Йонте.
Сикстен плюет на почтовый ящик.
– Не так: три раза – на удачу, – подсказывает Йонте.
Папа работал всю ночь. Поэтому проспал до самого обеда. А ведь сегодня день его рождения. Наконец Йонте и Сикстен входят к нему в комнату.
Йонте играет на синтезаторе. У Сикстена в руках поднос. На нем кофе, печенье из супермаркета, роза и большой пакет. Мальчики старательно поют «For he is a jolly old fellow».[2]
– Пора вставать, – говорит Сикстен.
Папа открывает глаза, улыбается и обнимает Сикстена и Йонте. Пробует печенье, отхлебывает кофе, который мальчики сварили сами.
– Разве вы не хотите посмотреть, что внутри? – напоминает Йонте.
– Да, сейчас, – спохватывается папа.
Он нарочно долго распутывает ленточку. Затем осторожно разворачивает бумагу, достает коробку и взвешивает её на руках.
– Там что, подсвечник, который ты смастерил на уроке труда? – гадает он.
– Нет, подсвечник был в прошлом году. А на этот раз – сюрприз.
Папа открывает коробку и достает сначала кулек с карамельками из лавки Слепого Свена, а затем конверт с билетом в кино.
– Это на сегодня, – объясняет Сикстен. – Фильм про Тарзана.
Папа разглядывает розовый билет, и слезы наворачиваются ему на глаза.
– Вот это подарок! Ну и повеселюсь же я!
– Да уж наверняка! – подхватывает Сикстен.
В полседьмого папа стоит в коридоре и любуется на себя в треснутое зеркало.
– Почему я должен идти в форме? – недоумевает он. – Блажь какая-то.
– Но ведь сегодня твой день рождения, – настаивает Сикстен. – Ну-ка втяни живот. Пакет с карамельками не забыл?
– Нет. Ну, как я тебе нравлюсь?
Йонте вдевает розу ему в петлицу.
– Вот. Теперь все в ажуре, – заявляет он.
И папа уходит.
– Не забудь, что у тебя билет на определенное место, – кричит вдогонку Сикстен.
Приятели бегут всю дорогу – чтобы не попасться отцу на глаза, пришлось выжидать до последней минуты. Только бы не пропустить, как они встретятся!
И вот мальчишки, потные и разгоряченные устраиваются в темном зале и не сводят глаз с папиного затылка. Папа сидит через два ряда от них. Фильм уже начался. Тарзан сидит рядом с обезьяной Читой.
Но место рядом с папой все еще свободно.
– Не пришла, – шепчет Сикстен.
– Может, просто опаздывает? – ободряет его Йонте.
Так и есть. Какая-то женщина идет по проходу. У неё рыжие кудрявые волосы и обтягивающее платье. На груди – тоже роза. Она останавливается у ряда, на котором сидит папа.
– Это она, видишь? – шепчет Йонте.
– Ага. Похоже, в самом деле чувственная.
Мальчишки следят, как женщина проходит вдоль ряда и зрители встают, давая ей дорогу. Она доходит до папы и останавливается. Мгновение они стоят друг напротив друга.
– Я опоздала, извините, – говорит незнакомка.
– Ничего, только садитесь поскорей.
Сикстен и Йонте слышат их разговор и видят, как женщина усаживается рядом с папой.
– Вам нравятся такие фильмы? – спрашивает незнакомка.
– Да, «Тарзан» отличное кино.
– Он немножко похож на вас, – замечает соседка.
Папа бормочет что-то в ответ, но мальчикам не слышно, что. Папа достает банановую карамель, а Тарзан – настоящий банан.
– Что она там делает? – волнуется Сикстен.
Йонте слегка приподнимается.
– Взяла у твоего отца конфету и засунула в рот. Похоже, они сразу друг дружке приглянулись.
– Тсс! Она что-то говорит! – шепчет Сикстен.
Он видит, как папа оборачивается к соседке и слышит её жаркий шёпот:
– У меня это первый раз в жизни.
– Угу, – бормочет папа.
– Я раньше никогда так не знакомилась. Даже не по себе немного.
Она кладет папе руку на плечо. Папа срывается с места и кидается к выходу.
– Эй! Вы куда? – изумляется женщина.
– В туалет.
Женщина неуверенно встает:
– Хотите, я пойду с вами? – кричит она вдогонку.
Но папа даже не оборачивается. И женщина садится на место. Достает карамельку из оставленного папой пакета. Откалывает розу и бросает на пол.
Сикстен мчится домой. Ему надо опередить папу. Но папа возвращается нескоро. Давно пробило девять. Когда папа приходит обнять Сикстена на ночь, тот уже улегся в кровать. От папы пахнет вечерней свежестью.
– Спасибо, Сикстен. Замечательный был фильм. Самый лучший из всех, что я видел.
– А конец какой?
– Конец?
– Ну да, конец тебе понравился?
– Конечно. Отличный конец.
Сикстен понимает, что папа хитрит.
Так же, как и он сам. Они оба притворяются, что счастливы.
Сикстен зарывается лицом в подушку.
– Ну, я сплю, – заявляет он.
У него нет больше сил притворяться.
Теперь ему ясно – выхода нет.
– Спокойной ночи, – шепчет папа. – В пятницу приезжает мама.
Сикстен не отвечает. Когда папа выходит, он что есть силы швыряет плюшевую обезьянку о стену.
– Но мы только разок попробовали, – говорит Йонте.
Сегодня он сам предложил пойти на пляж. Хочет развеселить друга.
Он снова достает пакет с объявлениями.
– Посмотри, сколько еще осталось!
Но Сикстен не желает смотреть. Он лежит на животе в траве и слушает плеск и радостные крики купающихся.
– Да мы можем любую выбрать! – не унимается Йонте. – Хоть ту вегетарианку.
Сикстен приподнимается на локте.
– Папе не нужна любая. Ему вообще никакие женщины не нужны. Понимаешь? Умник ты этакий!
– Я только помочь хотел, – обижается Йонте.
– Не нужна мне твоя помощь, – огрызается Сикстен. – Мы и так прекрасно обходимся. Так что вали лучше отсюда.
Йонте встает, отряхивает брюки и смотрит на друга.
– Чего ждешь? – злится Сикстен. – Отправляйся домой писать свои дурацкие стишки.
И Йонте уходит. Не оборачивается. Он не переносит, когда ругают его стихи.
– А я-то думал, мы в следующий четверг пойдем в летний кинотеатр в Хаммарбю, – бормочет он.
Сикстен остается лежать один. Пластиковый пакет с объявлениями валяется рядом. Йонте его оставил.
Полуденное солнце припекает спину. Но купаться не хочется. Вообще ничего не хочется. Только чтобы Йонте вернулся.
Кто-то кладет руку ему на плечо.
– Вот здорово, что ты вернулся, – говорит он. – Конечно, я с пойду с тобой в кино.
Сикстен открывает глаза и видит склонившуюся над ним Эмму. Она в красном купальнике.
– И я рада тебя видеть. Пошли, искупаемся.
Они идут к берегу.
Не успевают они дойти до воды, как их замечают Боббо, Арне и Микаэль Бурфорс. Они гоняют по берегу на велосипедах и сбивают построенные детьми песочные замки.
Сикстен хватает Эмму за руку.
– Бежим, – кричит он.
И они бегут мимо людей, сидящих на пляжных ковриках и пьющих кофе. Забираются на мостик. Вот и вышка.
– Куда ты меня тащишь? – спрашивает Эмма.
– Держись крепче и лезь на самый верх, – командует Сикстен.
Они стоят на самом краю, почти в небе, ветер развевает их волосы.
Далеко внизу блестит голубая вода. Вдали виднеется лес, дома, дороги, по которым мчатся автомобили. Сикстен замечает, что Боббо, Арне и Микаэль Бурфорс бросили велосипеды и стоят в нерешительности у подножья вышки.
– Черт, ну и высотища! – ахет Сикстен.
– Ага, – улыбается Эмма. – Если бы не ты, я бы никогда не решилась сюда забраться. Вон моя мама, видишь? Она такая маленькая!
– Моя мама разводится, – сообщает Сикстен.
– Как? Разве она еще не развелась? – удивляется Эмма.
– Да нет, теперь со своим новым мужем. Вот приедет в пятницу нас проведать.
– А я своего папу почти совсем не вижу, – вздыхает Эмма. – Между прочим, когда мы идем в кино?
– В следующий четверг. Это летний кинотеатр. В Хаммарбю.
Но надо торопиться. Боббо, Микаэль и Арне Бурфорс уже карабкаются по лестнице. На берегу стоит мама Эммы и машет руками.
– Эмма! Эмма! Живо слезай!
– Сейчас! – кричит Эмма. Она крепко стискивает руку Сикстена и прыгает, увлекая его за собой.
Вечером папа дома. Разговаривает по телефону. Сикстен сидит на диване перед телевизором и смотрит на прыгающее изображение на экране.
– Это мама? – спрашивает он, когда папа возвращается.
– Да, – кивает папа. – Хочешь соку?
– Нет.
– А молока?
– Нет, ничего не хочу. Что она сказала?
– Просила тебя обнять.
– Так она не приедет в пятницу?
– Нет. На этот раз нет. Они помирились.
Папа смотрит на Сикстена, потом на мелькающий экран.
– Что показывают?
– Велогонки.
Папа подходит и изо всех сил хлопает по телевизору. Изображение исчезает совсем.
– Не беда. Потом починю. А в пятницу мы найдем, чем заняться. Придумаем что-нибудь веселенькое, и чтобы только я и ты.
В пятницу папа поднимается ни свет ни заря. Сикстен слышит, как он возится в кухне. Потом он является в комнату Сикстена. Причесанный по такому случаю и в водительской форменной куртке.
– Ты что, еще не встал? – кричит он.
– А что? – зевает Сикстен. – Разве сегодня особенный день?
– Да нет, – говорит папа небрежно, как человек, приготовивший сюрприз.
Сикстен садится на кровати.
Когда папа волочет его по коридору, Сикстен замечает велосипедную корзинку у дверей и сразу забывает все свои печали. Ведь сверху на корзинке лежит новенький велосипедный насос.
– А завтракать мы что, не будем? – спрашивает мальчик.
– Нет. Поедим на природе. Ну-ка, закрой глаза и не открывай, пока не скажу.
Зажмурившись, Сикстен спускается по лестнице и не открывает глаз, даже когда папа проводит его в дверь.
– Ничего не видишь? – волнуется папа.
– Нет, – улыбается Сикстен.
– Хорошо, – говорит папа. – А теперь – смотри!
Сикстен открывает глаза.
Перед ним зеленый велосипед – как раз ему по росту. Но это не горный велосипед и не гоночный с многочисленными передачами. Это новенький блестящий девчачий велик. На седле красуется новенький шлем. Сзади на багажник прикреплен огненно-красный предупредительный знак, чтобы все автомобили объезжали.
– Ну как? – папа сияет не меньше велосипеда. – Ножной тормоз, сигнальный знак и щиток для цепи.
– Ага, вот только рамы нет.
– Это чтобы ты ничего себе не ушиб, если нога сорвется с педали. – объясняет папа. – Ну, что скажешь?
– Спасибо, – тихо бормочет Сикстен.
Они отправляются в путь.
Папа едет за Сикстеном и ему не видны слезы, текущие по щекам сына.
– Сигналь рукой, когда сворачиваешь, – учит папа.
Он предупреждает, чтобы Сикстен не слишком вырывался вперед, и чтобы глядел по сторонам на перекрестках. Папа опасается, что в любой момент из-за угла может вылететь машина и сбить сына, так что от мальчика только мокрое место останется.
А ведь они едут тихими проулками. Впрочем, это и лучше: хоть никто из знакомых не встретится.
– Скоро уже? – спрашивает Сикстен. Он совсем запарился в шлеме.
Наконец они замечают вдалеке коров.
– Вот они! – кричит мальчик. – Тут и остановимся.
Папе нравятся коровы. Он считает, что у них необыкновенно красивые глаза.
И вот он сидит, прислонившись к березовому стволу, закатав рукава рубашки, греется на солнышке и радуется, что Сикстен рядом и что в корзинке полным-полно всякой вкусной еды.
Велосипеды они прислонили к коровьей изгороди.
– Видишь, – папа указывает в сторону коров.
– Ага, – кивает в ответ Сикстен и отмахивается от мух.
Папа доволен.
– От коров исходит такой покой. Не замечал? У них глаза особенные: карие и умные. Вот бы быть коровой! Если бы можно было загадать, кем стать в следующей жизни, я бы стал коровой. Ничто их не беспокоит, жуют себе и все. Спят, да от мух отмахиваются. Ни забот, ни хлопот.
