Какой же он улыбчивый товарищ!
Как энергично он хлопочет на арене
моей республики. Порою мне казалось,
что вот сейчас с него слетит улыбка,
когда он ходит по канату или машет
своим плащом на площади быков,
бестрепетный в международном свете, —
но выходил сухим он из воды,
целёхоньким и снова скалил зубы.

Но вместе с этой правдой понарошку
в нём уживалась также и моя,
взаправдашняя правда,
которую он привязал к дубине
и всё искал, кого ей стукнуть по лбу.

И боже мой, как он преуспевал,
мой закадычный друг, мой брат по правде
и мой заклятый недруг по обману.

И я ценил в нём доброе начало:
его застенчивость, как у простолюдина,
с которой тот сидит в театре, ибо после
ему брести в село по бездорожью.

Другого же, цветущего нахала,
со всей его — да, да — поганой сворой,
клеймил я, бичевал, разоблачал
бескомпромиссно и непримиримо.
Но завтра, брат мой, завтра с кем меня
оставишь ты, а я тебя оставлю?
Какой из двух неумолимых половинок
поставят в поле памятник потомки?

Давай подружим пламя со слезой,
чтоб навсегда они соединились,
не докучая ни избытком злобы,
ни изобильем доброты. Ведь мы смекнули,
что никогда не будем столь примерны
и столь порочны. Осторожней с жизнью!
Меняя мир, да убоимся всё же
себя оставить только половину.