Я прибыл в Каракаутин,
когда по прихоти вулканов
на землю падал дождь из пепла.

Тогда я перебрался в Тальку,
но маулийские речушки
настолько взбухли, что пришлось
искать ночлег на пароходе,
который шёл в Вальпараисо.

На улицах Вальпараисо
земля ходила ходуном,
и я позавтракал в руинах
моей библиотеки: слева
лежал целёхонький Бодлер,
а справа — всклоченный Сервантес.

В Сантьяго выборы изгнали
меня из города: повсюду
все обливали грязью всех,
и, по оценкам журналистов,
все честные на небе были,
а все убийцы на земле.

Я постелил себе у речки,
где камни вытеснили воду, —
под сенью молчаливых буков,
вдали от шумных городов,
под боком у камней певучих
я мог в конце концов уснуть,
побаиваясь лишь звезды,
которая мигала мне
с весьма зловредным постоянством.

Но добродетельное утро
ночь выкрасило синевой,
свет поглотил неторопливо
все неприятельские звёзды,
а я спокойно пел, вдали
от всех гитар и всех напастей.