Мать Алазариана сказала когда-то, что шум дождя – это песня небес. В эту ночь небеса вопили.
За пять дней ливня дороги Арамура потекли реками, а лужайки у замка Вэнтранов превратилась в болото. Стояла весна, непрерывными грозами хлещущая эти земли Империи, и ее из всех времен года больше всего любила мать Алазариана. Скоро кончатся дожди, на розах в садах завяжутся бутоны… но она их не увидит. К тому времени, как полетит первая бабочка, ее уже давно не будет.
За окном замка сверкнул далекий клинок молнии. Алазариан смотрел на него недвижными глазами. Пляшущий свет факела отбрасывал в коридор рваные тени. Косо падал дождь за запотевшим стеклом. Хорошо, что дед еще не в пути. К утру, гроза пройдет – и тогда дед Алазариана сможет вернуться в Талистан. Ему незачем задерживаться – он приехал только, чтобы увидеть, как умрет его дочь. Алазариан попытался угадать, что происходит за соседней дверью. Плачет ли дед? А мать? Она так близка к смерти – наверное, уже слишком слаба для слез. Да она и раньше не часто плакала: жизнь, и муж ее закалили.
Леди Калида была хорошей матерью и единственным, что было в жизни Алазариана от красоты. У нее были сердце льва и душа поэта, и Алазариан не понимал, как она могла появиться у тех же родителей, которые произвели на свет ее брата, Блэквуда Гэйла. Ее отец порой был животным и почти всегда – безумцем. И хотя Тэссис Гэйл нежно любил свою дочь, он не помешал ее браку с мужчиной, в сердце которого не было любви. Ее жизнь была ужасной, но она никогда не признавалась в этом Алазариану. Сын стал для нее прибежищем и источником радости. Он был словно волшебный плащ, защищавший ее от зла.
По залу раскатился гром, и Алазариан вздрогнул. Тут же он поймал на себе презрительный взгляд, брошенный на него через весь зал человеком, который не был его отцом. Элрад Лет фыркнул и снова стал смотреть в соседнее окно. Сегодня он не разговаривал ни с кем, даже с королем. Алазариан знал, что мысли Элрада находятся очень далеко и заняты более важными вещами, нежели близкая смерть жены. Правитель заложил руки за спину, как всегда во время размышлений, и похлопывал ладонью по ладони. Его длинное тело чуть покачивалось, словно он наслаждался музыкой, но во взгляде не было ничего, кроме презрения. Элрада Лета ничто не трогало, и меньше всего – его жена и «сын», которых он регулярно бил. Изысканная еда, пышные празднества, дорогая одежда оставляли его равнодушными, и только одно вызывало у него улыбку – ощущение своей власти над людьми. Страшным казалось его лицо при свете молний.
Элрад Лет, правитель провинции Арамур, нетерпеливо дожидался, когда король Тэссис Гэйл закончит последнюю встречу с дочерью. Семья стремительно уменьшалась. Тэссис Гэйл уже потерял сына. Алазариан опасался, как бы новая потеря не столкнула старика в пропасть безумия. Некоторые говорили, что он давно уже в нее сорвался. Но если и так, то Элрад Лет уже давно дожидается его на дне.
Но сейчас, даже, несмотря на горе, Тэссис Гэйл изменился. Чем сильнее чахнула Калида, тем больше наполнялся жизненными силами король, словно он какой-то вампирской магией крал ее годы. Скорбь дала его жизни смысл, цель, которой у него уже давно не было. Горе выпрямило ему спину и придало сил, умерило приступы кашля. В последние дни Тэссис Гэйл снова стал похож на того кровожадного воеводу, каким был в юности.
Лет глядел на вспышки молний, не замечая сына, будто его и нет. Почти физически ощущалось разочарование этого человека. Ему нужен был сильный сын, похожий на него. А вместо этого Калида родила ему ублюдка, и к тому же неженку. Лет не мог доказать незаконность рождения Алазариана, а Тэссис Гэйл не потерпел бы, чтобы добродетель его дочери поставили под сомнение. Вот почему Лет, Калида и Алазариан продолжали притворяться, хотя знали правду, однако Лет по-прежнему горел гневом при виде тонкокостного сына, который не был его сыном. Алазариан знал, что когда-нибудь плотина, сдерживающая ярость Лета, прорвется – и тогда ему негде будет укрыться.
– Алазариан! – окликнул его Лет. – Иди сюда.
От этого призыва у Алазариана подкосились колени. Ему ненавистны были разговоры с Летом, ненавистно его близкое присутствие. Но он, осторожно ступая, прошел через весь зал и встал рядом со своим так называемым отцом, который с вздохом продолжал смотреть на дождь. Алазариан ждал. Наконец правитель заговорил.
– Меня призывают в Черный Город, – проговорил он. Его голос звучал доверительно, словно шепот. – Император Бьяджио и его инквизитор желают говорить со мной.
– Да, отец, – сказал Алазариан.
Он слышал сплетни прислуги. Лета вызывали предстать перед Протекторатом.
– Политика, – бросил Лет. – Вот в чем дело, понимаешь?
– Да, – согласился Алазариан. – Понимаю.
– Неужели? Сомневаюсь. Сомневаюсь, чтобы ты понимал хоть в чем-нибудь, кроме вышивки. В этом ты унаследовал чувствительность матери, мальчик. В голове у тебя один туман.
Алазариан проглотил оскорбление. После переезда в Арамур его отношения с Летом только ухудшились. Тяготы правления ожесточили Лета.
– Бьяджио готовит мне ловушку, – сказал Лет. – Он считает меня дураком, а? Чертов хлыщ. – Он сжал руку в кулак и потер костяшки пальцев. – Но он что-то держит в рукаве. Он хочет, чтобы ты тоже приехал.
– Я? В Черный Город?
– Мы уезжаем послезавтра.
– А я зачем?
– Ты достаточно взрослый, чтобы ехать.
Алазариану только что исполнилось шестнадцать. На день рождения Лет подарил ему кинжал, чтобы он «был больше похож на мужчину». Алазариан его не носил.
– Я не понимаю, – сказал Алазариан, – зачем я понадобился императору?
– Откуда мне знать? Но так написано в вызове, и мы должны повиноваться. Так что не трать слишком много времени на слезы по матери. Во время поездки нам понадобятся мозги, и я не намерен терпеть рядом с собой сосунка, которому нянька должна пеленки менять.
